От изначальной идеи поставок в Россию китайского «Мандракса» пришлось отказаться – слишком хлопотно. Да и менталитет у местных торчков другой – им подавай что попроще и потяжелей. В итоге остановились на эфедрин-гидрохлориде (так называемое «стекло»), который в ЮАР, в отличие от России, можно без проблем купить в любой аптеке. Как пояснил Линчевский, это только в просвещенных странах сие сильнодействующее вещество используется как лекарство от пониженного давления и насморка. А вот в наших широтах местные умельцы путем простого выпаривания бодяжат из него гремучую смесь под жаргонным названием «винт», «джефф» или «мулька». Стойкая зависимость наступает сразу после нескольких уколов. Учитывая, что килограмм «стекла» в России можно было толкнуть примерно за 10–12 тысяч долларов, тема представлялась весьма перспективной.
Станислав вернулся в Йоханнесбург, и уже через месяц первая полуторакилограммовая партия ушла в Россию в чреве «банановоза» под мальтийским флагом. Вскоре вслед за нею отправились вторая и третья. Все три успешно добрались до Питера, и Эдик, не желая заморачиваться на мелкую розницу, оптом сдал весь товар Дорофееву, с которым ранее был шапочно знаком: Ленинград – город маленький. Дорофеев качество продукта оценил и вскоре заказал более крупную партию, щедро проавансировав будущие поставки. Под эти средства воспрянувший духом Стуруа полностью опустошил закрома небольшой частной фармацевтической фабрики в предместьях Претории по товарной позиции «эфедрин-гидрохлорид» и ближайшими «почтовыми лошадьми» заслал сразу три партии подряд. По двадцать кило каждая.
И вот тут-то случилась «непруха номер раз»: российским таможенникам каким-то невероятным образом удалось обнаружить одну из партий. Так они впервые потеряли товар и деньги. А самое главное – потеряли канал. К этим неприятностям добавились проблемы с Дорофеевым: бдительность таможни не проходила по разряду стихийных бедствий, а следовательно, на форс-мажор не тянула. Эдик прекрасно знал, что кинуть Дорофеева автоматически означает кинуть самого Ребуса. И, случись такое, обернется не просто хлопотами – Проблемами. Линчевский встретился с Дорофеевым и смиренно попросил об отсрочке. Ответным предложением стали два месяца сроку и включенный «счетчик». Кабальный настолько, что по сравнению с ним программа банковского ипотечного кредитования представлялась вершиной бескорыстия и альтруизма. В одиночку такое решение Эдик принять не мог, поэтому, извинившись, срочно связался со Стуруа. Выслушав условия людей Ребуса, тот смачно выругался, затем задумался эдак на полтыщи мобильных рублей, но в конце концов выдавил: «Окей». К тому времени у него имелся новый бизнес-план, составленный на основе откровений знакомого кейптаунского экс-таможенника. Почему «экс»? Да потому что тоже «The А».
Отныне посылки со «стеклом» уходили из ЮАР и соседних африканских стран с обычной… почтой. Воспользовавшись тем, что между эфедрином и обыкновенной морской солью имеется поразительное внешнее сходство, Стас и вошедший в дело на правах концессионера экс-таможенник стали отправлять прекурсоры легальными бандеролями под видом косметической соли для ванн. Здесь весьма кстати пришлись профессиональные знания нового партнера, который, будучи в курсе, что на таможне посылки изучаются специальной техникой, изобрел оригинальный способ их «правильной» упаковки. Деньги за поставляемый товар получатели посылок переводили через одну из международных платежных систем мелкими траншами по 1–2 тысячи долларов, падавшими на банковский счет, открытый в Берне.
Поставив дело на поток и убедившись, что «корабль плывет», Станислав снова приехал в Питер. От имени своей знакомой Линчевский сделал официальное приглашение, чтобы тот мог легально находиться на территории РФ минимум пару месяцев. Это было важно еще и потому, что, в отличие от туристов-краткосрочников, «обстоятельно приезжающих» в Россию ФСБ, как правило, контролирует меньше. Здесь, сообща разложив по составляющим прокол с «банановозами» и досконально проанализировав каждый шаг по цепочке, Эдик и Стас пришли к выводу, что единственным разумным объяснением «непрухи» стала утечка информации – скорее всего, слушали чьи-то телефоны. Так возникла идея обратиться к услугам консультанта-профессионала, дабы пройти хотя бы ускоренный «Краткий курс молодого борца с информационными технологиями». Как ни крути, но без дополнительного образования в наши дни – никуда! Через связи Линчевского не без труда, но все же удалось выйти на Специалиста – так состоялась судьбоносная во всех отношения встреча в мексиканском ресторане на Петроградке. После которой концессионеры принялись активно использовать Интернет-чаты для общения со связями Стуруа в ЮАР. «Трансляции» велись из специально снятой под эти цели комнаты. Именно в этот адрес на имя хозяина-алкаша приходили извещения с главпочтамта, которые тот, за отдельную плату, регулярно ходил получать.
Казалось, жизнь постепенно налаживается. Почтовые службы справлялись со своими обязанностями блестяще: деньги от получателей ручейком стекались на швейцарский счет. Дабы не скучать и не терять квалификации, Эдик привлек Стуруа к своей излюбленной теме – разводке лохов. Способов подобных разводок Линчевский знал бесконечное множество, и очень быстро Стас сумел наконец постичь сакральный смысл любимой прибаутки напарника: «Лох не мамонт – не переведется».
Однако вскоре случилось то, что предвидеть, в принципе, можно, но лишь теоретически. «Непруха номер два» нарисовалась после того, как алкаш (чудовище лохнесское!) затопил нижнюю квартиру: стал набирать в ванну воду, но вдруг вспомнил о назначенной корешами в ближайшем шалмане встрече и мгновенно подорвался на саммит. Лилось качественно – к моменту приезда МЧС на полу у разгневанных соседей образовался искусственный водоем с ржавой горячей водой, доходящей до щиколоток. Дверь вскрыли – благо держалась на соплях. А о существовании Страсбургского суда хозяин все равно слыхом не слыхивал. И вот здесь-то, из полузатопленной старой стиральной машины, случайно всплыли на поверхность упаковки таблеток. На всякий случай вызвали районный НОН. Те, по наводке соседей, тут же дернули хозяина прямиком с фуршета. Слава зулусским богам – имен Эдика и Стаса оперативники от алкаша не узнали. Потому как тот и сам был не в курсе.
О том, чтобы выставить засаду, не было и речи: постояльцы появлялись на квартире от случая к случаю, а торчать здесь ночи напролет, ожидаючи, совершенно не климатило. Да и где возьмешь столько свободного народа? Поэтому хозяину строго-настрого наказали отзвониться по задиктованному номеру, как только арендаторы объявятся снова.
«Иначе, – пригрозили опера, – сам пойдешь паровозом. А здесь стопудово тянет на 228-ю, часть третью». Впрочем, насчет «стопудово» – это они, мягко говоря, погорячились. Максимум – на 234-ю.
Уже на следующий день хозяин благополучно посеял бумажку с экстренным телефоном. А когда Эдик и Стас заявились к нему снова, без зазрения совести сдал им весь расклад. Ну не любит у нас среднестатистический обыватель ментов – что тут поделаешь! Тем более что от них – исключительно и сплошь неприятности. А вот постояльцы, напротив, не поскупились и щедро вознаградили хозяина «за инсайд» стодолларовой купюрой. Которая в тот же вечер была благополучно обменена на ящик портвейна плюс три «сникерса» на сдачу. А вот Эдику и Стасу пришлось в очередной раз временно замораживать тему – кто знает, какую ниточку могли потянуть оперативники, возьмись изучать географию и частоту прихода в адрес почтовых извещений.
А тут совсем некстати подкралось время оплаты по прошлым счетам. И когда они окончательно вышли в ноль по взаимозачетам с Дорофеевым, выяснилось, что заветный миллион если и сделался ближе, то лишь на каких-то пару-тройку шажочков. По сути, все нужно было начинать заново. Но тут свалилась новая напасть, она же «непруха номер три»: в приснопамятном квартале Sebokeng черные застрелили их компаньона экс-таможенника. За каким чертом тот поперся туда ночью, так и осталось загадкой. Такое вот чистой воды дерьмо…
– Ну да нет худа без добра, – пространно отреагировал на это известие Линчевский.
– Поясни, – попросил Стас.
– Если верить Сильверу – мертвые не кусаются. Значит, и не питаются. Потому что кусать нечем. Следовательно, максать причитающуюся долю некому.
– Слушай, доцент, у тебя папа-мама есть? – нехорошо прищурился Стуруа. В Питере он неожиданно открыл для себя целый культурный пласт старых советских комедий. От которых пришел в неописуемый восторг. А «Джентльменов удачи» отныне он вообще считал лучшим фильмом всех времен и народов.
– Намекаешь на особый цинизм? Так ведь я вроде и не шифровался. А папы-мамы и правда нет.
