«дворники» взвизгивали и тикали, как часы. Самым худшим в ее положении было осознание того, что Кристер и Ребекка скоро опять будут вместе. Как ей было это вынести?
Марит не понимала Ребекку. На первый взгляд, та была вполне себе респектабельным человеком – успешным прокурором с осознанием социального долга и положением в обществе, при всей своей любви к собакам и природе. При этом невозможно было не заметить, что ее натура буквально бурлит от противоречий. Что-то вроде древнего оракула или пифии, таящей под мудростью безумие, в любую секунду готовое прорваться наружу.
Добрая и в то же время безжалостная и эгоистичная. Сдержанная и вспыльчивая. Уравновешенная и психически неустойчивая. В ней чувствовалась какая-то потерянность или разочарование, которое Марит смутно угадывала, но не могла понять.
Все их с Ребеккой встречи были кратковременными, знакомство – поверхностным. Ребекка внимательно выслушивала, что говорит Марит, старательно вникала в ее проблемы, а потом отворачивалась. Как будто взвесила ее на своих весах и нашла слишком легкой.
Эта мысль взбесила Марит. Тут же проснулась злоба и на Кристера тоже. Зачем ей все это, в самом деле?
Марит вспомнила, как пыталась говорить с Кристером о его бывшей девушке, и ей стало стыдно. «С какой стати я так много о ней думаю? – удивилась она. – Я сама отравляю себе жизнь».
Дома Марит переоделась и поставила чай. Сделала селфи и грустную запись в «Инстаграме», которая заканчивалась словами: «In a world where you can be anything, be kind» [73].
Потом отключила телефон.
* * *
– Ну теперь все черти, у кого был контракт на уборку снега, возвращаются, – заметил Тагген, как будто чем-то довольный. – Уже и машины поставили до следующего года.
Они ехали к Эсрейнджвен. Тагген позвонил Бёрье и сказал, что Брусничный Король готов с ним встретиться. Бёрье тут же связался со Свеном-Эриком, который в это время в машине пробирался в город сквозь снегопад.
Сейчас он сидел на заднем пассажирском месте и за все время поездки не произнес ни слова. Он не поставил Ребекку в известность о предстоящей встрече с Франсом Меки.
Хенри Пеккари, незадолго перед тем, как его убили, звонил брату Улле. Тот, в свою очередь, звонил Франсу Меки. И вот теперь они направляются к Брусничному Королю, чтобы поговорить об убийстве, срок давности которого истек. О Раймо Коскеле, обнаруженном в морозильнике Хенри Пеккари.
Ребекка и бывшие коллеги не погладят Стольнаке по голове, когда узнают, что он ездил к Меки. У них не хватает улик, чтобы вызвать русских на допрос. Между тем на них Хенри Пеккари плюс две несчастные девушки, которых переехали снегоходом. Да еще эта Галина… черт, как там ее… которую выбросили из окна в Риксгренсене.
В результате частный детектив Свен-Эрик Стольнаке мешает полицейскому расследованию. Русские могут насторожиться, что крайне нежелательно. «Но я больше не служу в полиции, – оправдывался Свен-Эрик, запуская пальцы в пышные усы. – Я взял на себя это частное расследование и отказываться пока не собираюсь». В какой-то мере Стольнаке повезло, что Ребекку Мартинссон отстранили от дела. Он предпочел бы конфликтовать с фон Постом.
Неожиданный толчок – и все подскочили вперед. Тагген затормозил так резко, что вырвал Стольнаке из его размышлений. Они прибыли на место. В загоне бесновалась бойцовская собака без ушей.
* * *
Двое русских открыли ворота и пошли к машине. Свен-Эрик, видевший их впервые, понял, чего так испугались Ребекка и Анна-Мария. Мускулистые парни быстро обшарили Бёрье и Свена-Эрика, лишив их телефонов. Протестовать не имело смысла.
Жены Брусничного Короля не было видно. Гостей через прихожую провели в тесную спальню Франса Меки. Свен-Эрик встал у короткой стены, перед большим экраном телевизора. В кресле в углу, уткнувшись носом в телефон, полулежала молодая девица в полупрозрачной розовой блузке с короткими рукавами и черном кружевном бюстгальтере. При виде объемных накладных ресниц, какие носит современная молодежь, у Свена-Эрика кольнуло сердце. Сколько ей лет и какого черта она здесь делает?
Сам Брусничный Король возлежал на огромных подушках на больничной койке. Сбоку висел пульт, регулирующий высоту и угол наклона спинки. Рядом стояло инвалидное кресло.
– Дай же посмотреть на тебя! – закричал Меки, когда Бёрье Стрём вошел в комнату. – Подойди ближе, черт тебя дери, не стой там как бедный родственник.
Бёрье не узнал бы его. Вместо волнистых темных волос блестела лысина с редким седым пушком на висках. Руки торчали из футболки, как две зубочистки. Но впалые щеки были тщательно выбриты. Грудь вздымалась и опускалась в поверхностном дыхании толчками. Меки походил на бледное растение, в котором жизнь поддерживается при помощи искусственного света и шланга для подачи питательных веществ.
Бёрье осторожно взял протянутую слабую руку. Свен-Эрик сделал то же следом за ним. Тагген приветствовал отца, стоя в углу, но Брусничный Король лишь мельком взглянул на него. Уголки его губ опустились в гримасе недовольства.
– Ты совсем не изменился, – сказал Франс Меки Бёрье. – Все боксируешь?
– Тренирую небольшую группу дома, в Эльвсбю. Это помогает держать форму.
Бёрье много думал о том, как сформулировать свой вопрос к Брусничному Королю. Какие лучше выбрать слова и в каком порядке их расставить? Наверное, надо было обратиться за помощью к Рагнхильд. Он чувствовал себя неподготовленным к этой встрече.
Они поговорили о боксе, причем Тагген и отец не обменялись больше не единым словом. Вспомнили былое. Оба пришли к выводу, что любительский бокс теперь не тот, что раньше. Новые звезды на его небосклоне не загораются, так что и газетчикам писать не о чем. А уж женщины на ринге… Еще немного, и Бёрье снова почувствовал себя хилым подростком перед властным хозяином боксерского клуба.
– Должны же и сейчас быть парни вроде нас с тобой, – вмешался Тагген, обращаясь к Бёрье. – Помнишь, как мы переезжали через границу к финнам?
– Заткнись ты, боров, – оборвал сына Брусничный Король. – «Вроде нас с тобой…» Да кем ты себя возомнил?
Повисла неловкая пауза.
– У тебя было какое-то дело, – напомнил Франс.
Было видно, что он устал. Аудиенция могла закончиться в любой момент.
– Да. – Бёрье Стрём замялся. – Даже не знаю… В общем, мой отец был найден в морозильной камере Хенри Пеккари с пулевым отверстием
