поплавок, когда на крючок попалась рыба.
– Да, мать Таггена рано развелась с Королем. Вышла замуж за какого-то монтера. Тот монтер, с братьями и сестрами, унаследовал родительский дом на Пиилиярви. Они наезжали туда летом. Мои родственники по матери все оттуда. Вот мы и играли с Таггеном – в индейцев, ковбоев… Нам было лет по шесть-семь, но Тагген уже тогда много хитрил…
Лицо Харри Свонни стало озабоченным. Он вздохнул.
– Ну сейчас у него не так все плохо, по крайней мере. Вес разве что… ты его видел? Весит килограммов двести. Не то что ты – в отличной форме, как и всегда… Все еще боксируешь?
Бёрье услышал свой ответ, но скорее как набор слов, между которыми отсутствовала связь. Как будто по магазину пробежал смерч и смысл фразы выветрился. Какой-то частью сознания Бёрье надеялся, что его ответ прозвучал разумно. Наконец и Харри Свонни заметил, что мысли Бёрье витают где-то в другом месте.
– Ну не буду тебя задерживать, – он улыбнулся. – Приятно было встретиться.
Они попрощались, и Бёрье побрел к выходу.
– Твои покупки! – закричал Харри ему в спину.
Но Бёрье Стрём оставил корзину в зале, прошел мимо касс и снова оказался на улице. «Пиилиярви, – думал он. – Свен-Эрик Стольнаке рассказывал, что это там выкрали пистолет у того офицера… Или нет, не выкрали – позаимствовали без разрешения».
* * *
Карл фон Пост вернулся домой и сразу прошел на кухню. Эрики не было. Из гаража исчезла ее машина. На посудном столике лежал хлеб, покрытый испариной кусок сыра, пластиковый контейнер с коровой на крышке и маслянисто-жидким содержимым. Что-то подсказывало фон Посту, что Эрика не просто вышла в магазин.
Он попробовал до нее дозвониться – и снова попал на автоответчик. Со второго этажа доносились крики и смех. Фон Пост поднялся по лестнице, заглянул в дверь. Сыновья приветствовали его, не отрывая глаз от экрана, на котором двое вооруженных до зубов громил отчаянно молотили друг друга.
– Вы почему не в школе? – спросил фон Пост.
– Так ведь суббота, – дружно ответили мальчики.
Карл фон Пост больше не стал ни о чем спрашивать. Похоже, сегодня они вообще не ложились. Он надеялся, что Эрика не стала посвящать детей во все подробности отношений между родителями. Сама она, как видно, заночевала у подруги. Пили вино и болтали полночи. Что за гадости она о нем говорила, интересно?
Фон Пост по-быстрому принял душ в надежде, что Эрика все-таки вернется, – самой безнадежной надежде, какая только может быть. Когда переоделся в чистое, зазвонил телефон. Но на дисплее высветилось имя Фреда Ульссона. Проблемы с Пеккари?
– Что случилось? – Фон Пост быстро пошел вниз по подвальной лестнице, чтобы Ульссон не слышал криков и стрельбы со второго этажа.
– Я насчет Улле и Андерса Пеккари, – сказал Фред. – Они готовы все рассказать. Андерс, во всяком случае.
– Ты шутишь?
– Нет, Андерс совсем плох.
– И даже не просили адвоката?
– Нет. Мне напомнить…
– Нет-нет, оставь. Я еду.
* * *
Бёрье позвонил Рагнхильд и предупредил, что немного задержится. Рагнхильд не понимала этого, но подобный способ общения с женщинами был для Бёрье в новинку. Обычно он не посвящал их в свои планы и ни о чем не предупреждал. А когда одна из них возмутилась, ответил: «А чего ты хотела? Быть моим боссом?» Вскоре они расстались.
Бёрье рассказал Рагнхильд о встрече в магазине и только тогда вдруг обнаружил, что забыл взять продукты. Вместе они посмеялись над его рассеянностью, но потом оба посерьезнели.
– Я должен поговорить с Таггеном, – сказал Бёрье. – Магазин потом.
– Я пока погуляю с Виллой, – ответила Рагнхильд.
Даже бытовые мелочи их совместной жизни пробуждали у Бёрье мысли о физической близости. Он вспоминал, как целовал затылок Рагнхильд, как проснулся ночью и почувствовал, что держит ее за руку под одеялом. Он все время думал о Рагнхильд, о ее волосах, легком пушке на руках и бархатистых ушных мочках. И когда Харри Свонни с ним заговорил, Бёрье стоял возле морозильной стойки и выбирал для нее сок. Ему хотелось купить какой-нибудь другой, не тот, что в прошлый раз.
– С Виллой? – переспросил он. – Ты уже точно решила так ее назвать?
– Ну да, – ответила Рагнхильд. – Эта кличка сразу к ней пристала.
* * *
Бёрье вошел в лифт дома, где жил Тагген, и пожалел об этом, как только дверь закрылась. Кабинка поднималась медленно и вся пропахла мочой. Стенки сверху донизу были покрыты неприличными рисунками и надписями – кое-где подтертыми, отчего буквы только поблекли, но не исчезли.
Тагген открыл дверь. Его глаза заблестели. Бёрье отвел взгляд от маслянистого пятна на груди широченной белой футболки.
– Бёрье! – воскликнул Тагген. – Это же… – Он посмотрел на часы, оглянулся через плечо на свое жилище, явно не готовое к приему гостей.
– Можно?
Тагген отошел в сторону. Бёрье шагнул в прихожую и закрыл за собой дверь.
Включенный телевизор в гостиной бросал холодный свет на два пухлых кожаных кресла. На полу возле одного кресла лежали пустой пакет из-под чипсов и жестяная банка поскмукса [82]. Ни ковров, ни гардин, жалюзи опущены. Бёрье понял, что телевизор у Таггена работает круглые сутки.
В этой квартире витал дух одиночества, в его самой трагической и невыносимой разновидности. Настолько невыносимой, что Бёрье отказался пройти на кухню и сесть. В нос шибал запах протухшей пиццы, чипсов и всевозможных испарений нечистого человеческого тела.
– Я быстро…
– …Как сказала служанка епископу, – подхватил Тагген, но шутка упала в пустоту.
– Ты бывал на Пиилиярви в детстве. – Бёрье сразу перешел к делу. – И пистолет, из которого убили отца, был украден у одного военного на Пиилиярви. Исчез как раз накануне убийства, а потом возвращен на место. Это ведь сделал ты? Ты дал пистолет Франсу Меки? Поэтому он и не ответил на вопрос Свена-Эрика насчет оружия.
Тагген не отвечал, и Бёрье продолжил:
– Я не стану ничего выяснять, чтобы ты знал. Просто скажи.
– Это было так давно…
– Нет! – вскричал Бёрье. – Вчера! Сегодня! Все те
