Он ушел, оставив мне телефон двух подруг Лейлы, Жасмин и Карины, которых я как-то встречал, и Кадера в Париже. Но было непонятно, почему она уехала в Париж, ничего не сказав брату. Даже если у Кадера были неприятности, она его предупредила бы. Во всяком случае, Кадер был ни причем. Кстати, это ему приходилось заниматься бакалейной лавкой.
Их было восемь. Шестнадцати-семнадцати лет. Они сели в поезд в Старом порту. Их ждали на станции. «Железнодорожный вокзал Сен-Шарль». Они набились в первый вагон состава. Встав на сиденья, они колотили по стенкам, по стеклам как по тамтамам, в ритме радиоприемника К7. Под рэп, разумеется. Группа IAM была мне знакома. Действительно модная марсельская группа. Ее часто можно было слышать на радио «Лягушка», аналоге радио «Нова» в Париже. «Лягушка» включала в программу все рэп- и регги-группы Марселя и юга Франции: IAM, «Fabulous Trobadors», «Bonducon», «Hypnotik», «Black Lions». И «Massilia Sound System», возникшую в среде ультра, на южном повороте стадиона-велодрома. Группа заразила лихорадкой регги, стилем хип-хоп, сначала болельщиков клуба «Олимпик де Марсель», потом весь город.
В Марселе любят трепаться. Рэп — это то же самое. Сплошной треп, хоть отбавляй. Кузены с Ямайки нашли себе здесь братьев, и эта публика болтала обо всем, как в баре. О Париже, о централистском государстве, о вонючих пригородах, о ночных автобусах, о жизни, о своих проблемах. О мире, увиденном из Марселя.
Мы живы ритмом рэпа,
Поэтому он так волнует.
В Париже они хотят власти и бабок.
Мне 22 года, надо еще много успеть.
Но ни разу в жизни я не предал
моих братьев.
Еще я вам напомню,
прежде чем слинять отсюда,
Пусть меня не считают
Подстилкой блядского государства.
И в вагоне они громко гремели. Тамтам Африки, Бронкса и планеты Марс. Рэп был не моей музыкой. Но тексты группы IAM, я должен это признать, попадали прямо в цель. В самом деле. Вдобавок, у них был groove, как они говорят. Достаточно было посмотреть на двух юношей, что танцевали передо мной.
Пассажиры отхлынули в другой конец вагона. Они опустили головы, как будто ничего не видят, ничего не слышат. Тем не менее они задумывались. Но зачем открывать рот? Чтобы получить удар ножом? На остановке люди не решались заходить в вагон. Они жались поодаль. Вздыхали. Скрежетали зубами. Мечтали избить подонков. У них даже возникали желания убить.
Черутти затерялся среди них. Он обеспечивал радиосвязь на случай, если дело примет дурной оборот. Пероль обосновался в том месте, где было пусто. Я прошел вперед, сел среди бандитов и раскрыл газету.
— Эй вы, нельзя ли потише?
Возникла напряженная пауза.
— Ты чего к нам лезешь, мужик! — крикнул один из них, плюхнувшись на сиденье.
— Может, мы тебе мешаем, — сказал другой, садясь рядом со мной.
— Ну да, так и есть. Как ты догадался?
Я смотрел моему соседу прямо в глаза. Остальные перестали барабанить по стеклам. Ясно, что это становилось серьезно. Они столпились вокруг меня.
— Ты чего к нам лезешь, мужик? Тебе что не нравится? Рэп? Наши рожи?
— Мне не нравится, что вы меня «достаете».
— Ты видел, сколько нас? Плевать мы на тебя хотели, мужик.
— Угу, я понял. В восьмером вы храбрецы, а в одиночку у вас яйца дрожат.
— А у тебя нет?
— Будь я в другом месте, ты мне вопросов не задавал бы.
Люди позади меня встрепенулись. Так что, он прав. Ладно, мы не позволим им диктовать нам свою волю. Смелые на словах. «Реформе-Канбьер». Народу в поезде стало больше. Я чувствовал, что за спиной у меня люди. Сейчас должны подойти Черутти и Пероль.
Ребята слегка растерялись. Я догадывался, что главаря у них нет. Они дурачились от нечего делать. Только ради того, чтобы позлить других. Вызов. Беспричинный. Но который мог стоить им жизни. Пуля может очень быстро потеряться. Я снова развернул газету. Парень с транзистором К7 снова тихо пустил музыку. Другой опять забарабанил по стеклу, но мягко, только для понта. Остальные наблюдали, перемигиваясь, понимающе улыбаясь, подталкивая друг друга локтями. Как настоящие малолетние преступники. Сидевший напротив меня почти положил свои кеды мне на газету.
— Ты где сходишь?
— А тебе какое дело?
— Никакого, мне было бы удобнее, если бы ты отсюда убрался.
За моей спиной я представлял себе сотни глаз, устремленных на меня. Мне казалось, что я культработник со своим классом подростков. «Сэнк-Авеню-Лоншан», «Шартре», «Сен-Жюст». Станции сменяли одна другую. Ребята больше не «возникали». Они размышляли. Они ждали. Состав начал пустеть. «Мальпассэ». Позади меня никого.
— Если мы набьем тебе морду, никто тебе не поможет, — сказал один из них, вставая.
— В вагоне и десяти человек нет, только вон какая-то баба и пара стариков.
— Но ты ничего не сделаешь?
— Неужели? Почему же ты так считаешь?
— Ты только трепешься.
«Фрэ-Валлон». Вокруг муниципальные дома, никакого обзора.
— Айоли! — крикнул один из них.
Они выбежали из вагона. Я выпрыгнул следом и схватил последнего за руку. Заломил ему руку за спину. Крепко, но не сильно. Он стал вырываться. Пассажиры поспешно покидали платформу.
— Вот ты и один.
— Блядь, да пусти же! (Он призвал в свидетели Черутти и Пероля, которые проходили мимо.) Он очумел, этот тип. Он хочет избить меня.
Черутти и Пероль даже не посмотрели на него. Платформа опустела. Я чувствовал злобу мальчишки. Но и страх тоже.
— Никто тебя не защитит. Ты араб. Я могу прикончить тебя прямо здесь, на платформе. Никто и пальцем не пошевельнет. Тебе понятно? Значит, кончайте хулиганить, ты и твои дружки. Иначе, вы однажды нарветесь на парней, которые вас живыми не выпустят. Тебе ясно?
— Да, ясно. Блядь, больно же!
— Так им и передай. Если я тебя снова поймаю, я тебе сломаю руку!
Когда я пришел в себя, было уже темно. Почти десять часов. Я устал. Был слишком измотан, чтобы возвращаться домой. Мне надо было прошвырнуться. Побыть с людьми. Ощутить, как бурлит нечто, похожее на жизнь.
Я зашел в «О'Стоп». Ночной ресторан на площади Оперы. В нем дружески общались меломаны и проститутки. Я знал, кого мне очень хотелось видеть. И она была здесь, Мари-Лу, молодая шлюха с Антильских островов. Она объявилась в квартале три месяца назад. Она была великолепна. Прямо Дайана Росс двадцати двух лет. В этот вечер она была одета в черные джинсы и серый «дебардер» с глубоким вырезом. Ее волосы были забраны на затылке и перевязаны черной лентой. В ней не было ничего вульгарного, даже в манере сидеть. Она казалась почти надменной. Редко кто из мужчин осмеливался подойти к ней, если только она взглядом не поощряла их.
Мари-Лу не подцепляла клиентов на улице. Она работала по минителю и, когда ее выбирали, назначала встречи здесь. Только чтобы проверить внешность клиента. Мари-Лу, действительно, очень меня возбуждала. Потом я несколько раз ходил к ней. Нам нравилось встречаться. Для нее я был идеальный клиент. Для меня это было проще, чем любить. И пока это вполне меня устраивало.
Как всегда, «О'Стоп» был переполнен. Много проституток, которые заходили сюда на перерыв — выпить виски, колы, пописать. Некоторые из них, те, что постарше, слышали о Верди вообще и о Паваротти в частности. Я, расточая подмигивания и улыбки, пробрался к стойке и забрался на табурет рядом с Мари-Лу. Она пребывала в задумчивости, грустно глядя в свой бокал.
— Ну, как дела?
— А, привет. Ты мне ставишь выпить?
Я взял ей коктейль «Маргарита», себе виски. Ночь начиналась приятно.
— У меня есть план, но он мне не нравится.
— К чему он сводится?
— К полицейскому!
Она звонко рассмеялась, потом смачно поцеловала меня в щеку. Электрический разряд, пронзивший меня до трусов.
Когда я заметил Молинеса, мы сделали уже три захода. Мы с ней обменялись шестью или семью фразами. Столь же короткими, сколь и банальными. Мы старательно напивались. Именно это устраивало меня больше всего. Молинес входил в бригаду Оша. Он томился ожиданием на тротуаре перед рестораном, и казалось, смертельно скучал. Я слез с табурета, сделав новый заказ.
Я произвел на него впечатление чертенка, внезапно выскочившего из коробки. Он вздрогнул. Мое появление явно не обрадовало его.
— Что ты тут делаешь?
— Во-первых, я пью, во-вторых, я пью, в-третьих, я пью, в-четвертых, я ем. Чем заняться в-пятых, еще не решил. А ты?
— Дежурю.
Неразговорчивый ковбой. Он отошел на несколько шагов. Я, наверное, был не достоин его общества. Следя за ним глазами, я увидел их, остальных членов бригады, стоявших на углах нескольких улиц. Беске, Паоли были на пересечении улиц Сен-Санса и Мольера. Сандос, Мериэль, к которым присоединился Молинес, стояли в начале улицы Бово. Кейроль расхаживал перед зданием Оперы. Другие ускользали от моего взгляда. Вероятно, они находились в машинах, стоящих вокруг площади.
