– Вы имеете в виду повод для пересмотра дела?
– Именно так.
– Я слышал, что мистер Стаффорд все еще интересовался этим случаем и за последние несколько дней перед смертью успел переговорить с несколькими главными свидетелями, проходившими по тому делу.
Перья клерков опять остановились, ушки у всех были на макушке.
– Неужели? Я об этом ничего не слышал. – Вид у пожилого джентльмена был совершенно потрясенный. – Понятия не имею, что бы это могло значить. Но, как бы то ни было, интересов нашей конторы это не затрагивает, мистер… э, мистер Питт, правильно? Именно так, мистер Питт. Мы выступали тогда в качестве обвинителей, а не защищали. Защиту вели, насколько мне помнится, мистер Бартон Джеймс из Финнегана, а также Джеймс и Милхэр с Феттер-лейн… – Он нахмурился. – Очень странно, что мистер Стаффорд опять занялся этим делом. Если бы действительно появилось какое-нибудь новое свидетельство, мистер Джеймс обязательно бы к нему обратился – если, конечно, оно представляет хоть какую-то ценность.
– Дело в том, что мисс Маколи, сестра Годмена, апеллировала непосредственно к мистеру Стаффорду.
– Понимаю, понимаю. Господи помилуй, какая все-таки упрямая молодая женщина… И совершенно заблуждающаяся. – Клерк с осуждением покачал головой. – К сожалению. Актриса, полагаю? Очень жаль. Хорошо, сэр, чем мы можем быть вам полезны?
– Могу я видеть мистера Прайса, если он в присутствии? Вчера вечером он был в театре, а днем к нему приходил мистер Стаффорд. Вероятно, мистер Прайс может сообщить нам то, что пролило бы свет на смерть мистера Стаффорда.
– Да, конечно. Он был лучшим другом их семьи, и, возможно, мистер Стаффорд поделился с ним беспокойством о своем здоровье. У мистера Прайса сейчас клиент, но не думаю, что надолго. Если соблаговолите присесть, сэр, я сообщу ему о вашем приходе.
С этими словами пожилой клерк едва заметно, словно аршин проглотил, поклонился – похожий на черного ворона, который хотел что-то клюнуть, но раздумал. Питт наблюдал, как он идет между столов, шкафов и высоких стульев, на которых, согнувшись над гроссбухами, сидели клерки, усердно скрипевшие перьями. Никто из них даже головы не поднял, чтобы посмотреть вслед идущему.
Прошло почти четверть часа, прежде чем клерк вернулся с сообщением о том, что мистер Прайс освободился, и повел Питта в кабинет, обставленный тяжелой мебелью, где на полках в резных дубовых шкафах стояло множество томов по юриспруденции, а огонь, горевший в камине, мягкими бликами играл на полированном дереве. Окна с почти задвинутыми занавесями выходили на маленький тенистый двор. Единственное росшее здесь дерево было уже ярко расцвечено осенью, а газон нуждался в стрижке.
Солнечный свет падал сквозь стекла на обитый кожей письменный стол строго официального вида, на чернильницы из оникса и хрусталя, вставку для пера, печати, книжный нож, тонкие подсвечники и песок для промокания чернил. На краю полированного стола лежало досье, стянутое резиновой лентой.
Адольфус Прайс показался Питту взволнованным. Одет он был по последней моде: черный фрачный сюртук, брюки в тонкую полоску и очень элегантно скроенный жилет. Движения его были изящны от природы, и он хорошо держался, что придавало одежде еще более дорогой вид, чем это, возможно, было на самом деле.
– Добрый день, мистер Питт, – сказал Прайс и попытался улыбнуться, но улыбка увяла, не успев расцвести. Вид у него был невыспавшийся. – Уизерс сказал, что вы пришли поговорить насчет бедняги Стаффорда. Не уверен, что могу рассказать вам что-нибудь новое, но, разумеется, буду очень рад попытаться. Пожалуйста, садитесь. – Он указал на большое, обитое зеленой кожей кресло неподалеку от Питта.
Томас принял приглашение, сел, закинув ногу на ногу, и откинулся на спинку кресла, словно приготовился пробыть в этом кабинете достаточно долгое время. И, пока усаживался, заметил, что выражение лица Прайса стало еще более озабоченным.
– Мистер Стаффорд вчера приходил с вами повидаться, – начал инспектор, еще не зная, каким способом вытянуть необходимую ему информацию, и даже не будучи уверен, что Прайс располагает ею. – Вы не можете сказать мне, что было темой вашего разговора? Я понимаю, что это нарушение конфиденциальности беседы, но сам мистер Стаффорд скончался, а дело Годмена по-прежнему представляет общественный интерес.
– Ну разумеется. – Прайс немного откинулся назад и задумчиво соединил пальцы. – Он и приходил как раз насчет годменовского дела, и только ради него. Ну, сначала мы, конечно, обменялись любезностями. – Прайсу опять стало как будто не по себе. – Мы… довольно давно знакомы. Но причина визита Сэмюэла заключалась в его обеспокоенности и намерении предпринять некоторые шаги касательно этого дела.
– Шаги? Он сам об этом сказал?
– Да… да, конечно. – Прайс внимательно посмотрел на Питта.
Адвокат был человек весьма обаятельный, с хорошими манерами, аристократическими чертами достаточно запоминающегося лица.
– То есть он хотел вернуться заново к слушанию дела, к его пересмотру? – настойчиво гнул свою линию Питт. – На каком же основании?
– А вот об этом он не сказал – во всяком случае, особо на этом не останавливался.
– А почему он приехал к вам, мистер Прайс? Чего он хотел от вас?
– Да ничего, абсолютно ничего, – слегка пожал тот плечами. – Наверное, это была своего рода вежливость, ведь я был главным советником обвинения. И, возможно, ему стало интересно, не появились ли сомнения и у меня тоже.
– Но если мистер Стаффорд собирался вновь открыть дело, мистер Прайс, он должен был найти или какое-то нарушение в процессе судопроизводства, или новое свидетельство, говорящее о невиновности Годмена, не правда ли? Иначе никаких оснований для пересмотра дела нет.
– Верно. Совершенно верно. Но я уверяю вас, тот судебный процесс был проведен совершенно корректно с правовой точки зрения. Судьей был Телониус Квейд, человек неподкупной честности и слишком опытный, чтобы допустить случайную ошибку. – Прайс вздохнул. – Следовательно, отсюда вытекает неизбежный вывод: мистер Стаффорд обнаружил какое-то новое доказательство. Он намекнул мне, что оно касается некоего медицинского показания, принимавшегося во внимание на том давнем процессе, но не говорил, какого точно. Он также намекнул, что некий вопрос тогда остался нерешенным, но в подробности не вдавался.
– Вы имеете в виду медицинское заключение о вскрытии тела Блейна?
– Полагаю, да. – Брови Прайса недоуменно взлетели вверх. – Но мне показалось, что он мог подразумевать что-то касающееся самого Годмена, хотя что это и какое отношение могло иметь к делу, осталось непонятным.
– Но какие медицинские показания могли иметь отношение к Годмену? – удивился Питт.
– О, внушающие большое беспокойство. Он находился в скверном физическом состоянии, когда предстал перед судом. У него были очень неприятные ушибы и царапины на лице и плечах, и он сильно хромал.
– Свидетельства драки? – поразился Томас. Значит, никто тогда, во время процесса, не подумал о возможности самозащиты. – А Бартон Джеймс упоминал об этом на суде?
– Ни разу. Защита настаивала только на том, что подсудимый невиновен, что это не он убил, а кто-то другой или другие, неизвестные. Не было высказано и предположения, что Блейн и Годмен подрались и что первый погиб в результате драки. – Лицо Прайса стало жестким, на нем проявилось отвращение. – Но по сути дела, мистер Питт, очень трудно было понять и принять тот факт, что Годмен распял беднягу после смерти, прибив его кузнечными гвоздями к двери конюшни. Это макабр [2]какой-то, ужас! Уверен, что ни один присяжный в стране не счел бы возможным оправдать его при таких обстоятельствах, несмотря ни на какое давление!
– Можно ли предположить, что вы бы так и поступили, мистер Прайс, будь вы защитником, а не обвинителем? Вы заявили бы, что не можете защищать подобного клиента, и промолчали бы насчет драки с целью самозащиты?
Прайс задумчиво пожевал верхнюю губу.
– Мне трудно ответить на такой вопрос, мистер Питт. Думаю, что я все-таки использовал бы мотив самозащиты. Это дало бы больше шансов для облегчения участи подзащитного, чем просто отрицание его вины. Годмена видели в тех местах примерно в то время, когда совершилось убийство. Его узнала продавщица цветов, и он не отрицал факта своего присутствия там. Он просто сказал, что был в этом месте на полчаса раньше, чем произошло убийство. Но другие видели, как он выходил с Фэрриерс-лейн спустя несколько минут после того, как оно произошло, и у него на одежде была кровь.
– И при этом мистер Бартон Джеймс настаивал на абсолютной невиновности подозреваемого? – Питт был поражен. Такое просто не поддается разумению. – Но, может быть, мистер Стаффорд решил вернуться к делу в связи с некомпетентностью защитника на том обвинительном процессе? Конечно, сейчас нельзя исправить допущенные ошибки. Единственными, кто мог бы сказать точно, была ли драка и что вообще произошло, были Блейн и Годмен, а они оба мертвы.
