чему этот разговор.
– Ты слишком много на себя берёшь, товарищ Чоба, – заметил ему Тарановский. – Не всё зависит от нас, это общее дело, а если мы и помогаем колхозам, не надо так заноситься…
– Подожди, Тарановский, – сказал Иван Николаевич. – Чоба прав и не прав. Дело конечно не в выговорах, не так уж мы их боимся, дело серьёзнее. Когда он говорит о пятнадцатилетних мальчиках двадцатых годов, то пусть имеет ввиду, что мальчики сами знали, что им делать, их понукать не приходилось, и партии даже приходилось сдерживать их, а иногда и поправлять, когда они зарывались. Тогда сложность обстановки в том и заключалась, что мальчикам сплошь да рядом приходилось идти против отцов. Но те времена прошли. Теперь отцы работают для вас и за вас, предоставляя вам возможность и учиться, и веселиться, и быть детьми – мы такой возможности не имели.
Иван Николаевич вдруг ехидно прищурился.
– Но вы уж слишком почувствовали себя иждивенцами. Сидите на всём готовом, а чуть понадобилась старшим от вас помощь, так вы задираете носы, точно речь идёт не о вашем будущем, а об одолжении со стороны каких – то заморских принцев…
Иван Николаевич строго посмотрел на своих собеседников.
– Хлеб кушать желаете? И, вероятно, не огорчаетесь, когда борщ варят вам со свининой? И на танцы желаете ходить в модельных туфлях? Так почему же я, секретарь райкома партии, должен идти уговаривать вас спасать урожай? Потому что я выговора испугался, как заявил мне об этом Чоба? Где же ваша сознательность? Чоба говорит, что борьбу с сорняками колхозники считают чуть ли не баловством. Правильно считают. По сравнению с тем, что достаётся на их долю, эта работа баловство, с нею могли бы оправиться школьники, если бы… если бы…
Иван Николаевич искал подходящего сравнения.
– Если бы вы думали об общем деле так, как думали о нём пятнадцатилетние мальчики двадцатых годов!
Он хотел перейти к деловому разговору об уничтожении амброзии, но ему помешала одна из девушек, почти девочка ещё, беленькая и светленькая и какая-то удивительно чистенькая, точно она только что вымылась в бане, светло-русые её волосы распушились над её головой, непослушные пряди выбились над розовыми ушами, кожа на её лице была тонка, как на поспевающем яблоке, карие глаза задорно блестели и только чёрные брови казались точно нарисованными на её нежном лице.
– Вы нас обижаете, – вежливо сказала она, не называя Пронина по имени, но решительно глядя ему прямо в глаза, – Мы немало сделали, половина станицы очищена от сорняков, вы только забываете, что всё-таки это не главное наше дело.
– А какое же дело у вас главное? – заинтересованно спросил Пронин.
– Главное, у нас экзамены, – сказала девушка. – Вы бы сами не похвалили ни нас, ни наших учителей, за плохие отметки. Мы сделали, сколько могли, а потом пришла пора…
Она рассуждала очень правильно, – о том, что к школьникам пришла пора экзаменов, Пронин совсем упустил из виду, и заявленье Тарановского о том, что комсомольцы в школе размагнитились, не имело под собой основания, конечно, им стало не до сорняков, когда подошли экзамены.
– Вас как зовут? – спросил Пронин девушку.
– Маруся, – сказала она.
– Маруся Коваленко – уточнил её сосед.
– Ну, и как, Маруся, прошли у вас экзамены? – спросил её Пронин.
– Да я бы сказала, что неплохо – ответила она. – В нашем классе все перешли в десятый.
– Да я не про всех, – сказал Пронин. – Я лично вами интересуюсь.
– Коваленко у нас отличница, – громко сказал Чоба. – И общественница, и третий год переходит из класса в класс с похвальными грамотами.
– Про экзамены я, извините, забыл, – признался Пронин. – И я согласен с Марусей Коваленко, хотя сорняки это тоже очень важное дело. Да и товарищ Тарановский меня смутил: пришёл и говорит, что это смерть Савельева вас так размагнитила.
– Ну и правильно, смерть Савельева нас, конечно, на работу не вдохновила, – сказал Чоба. – Все его жалели, но, конечно, по этой причине работу не бросили бы.
– У нашего райкома всегда так – поддержала его Коваленко. – Чуть мы от директивы отступили, чтобы ни случись, всё будет тому причиной.
– Савельев, конечно, нам здорово помогал, но не в Савельеве дело, – сказал Чоба. – Маруся вам объяснила.
– Но теперь… – Пронин предупреждающе поднял указательный палец. – Теперь…
– А теперь каникулы, товарищ Пронин, – перебил его Чоба. – Это тоже надо учитывать.
Пронин с подчёркнутой озадаченностью посмотрел на Чобу.
– Совсем вы меня обезоружили, – сказал он. – Значит, вы по домам, а сорняки по полям?
– Ничего такого это не значит, – сердито возразила Коваленко. – Каникулы каникулами, но мы ведь из станицы не разъезжаемся, конечно, комсомольская работа в школе замирает, но ведь это в нашей власти немножко себя…
Она не договорила, – за неё договорил Чоба.
– А, вот, мы вам покажем, товарищ Пронин, хуже мы комсомольцев двадцатых годов или нет. Маруся и Кудреватов перешли в десятый класс, им дорога честь школы, лично я, Рая, Пасько школу кончили, но я обещаю вам не покидать школу до осени. За всех не поручусь, но комсомольскую организацию распускать не будем. В повестке дня у нас поход против сорняков.
Чоба обвёл глазами своих товарищей.
– Как, товарищи, решим этот вопрос?
– И даже без голосования, – подтвердил Кудреватов.
– Ловлю вас на слове, – сказал Тарановский. – Не заставьте меня за вас краснеть.
– Но только у нас будет к вам просьба, – сказал Чоба, обращаясь к Пронину. – Без трактора нам не обойтись, если вы хотите, чтобы мы очистили станицу от сорняков. Поэтому надо позаботиться о том, чтобы в МТС выделили для нас трактор и нашёлся кто – либо из трактористов, который захотел бы заменить для нас Савельева.
– Разумно, – сразу согласился Пронин. – Голыми руками амброзию не взять. Сегодня же вечером съезжу в МТС, лично договорюсь с Дыховичным и найду вам тракториста…
Но Пронину так и не пришлось выполнить своё обещание.
Он и Тарановский провели в школе ещё с полчаса, они договорились, что ребята организуют бригаду и будут каждый день выходить на работу, пропалывая улицу за улицей, райком обеспечит их трактором, плугом и культиватором, и Пронин даже пообещал договориться с правлением Улыбинского колхоза об оплате этой работы, трудодни, конечно, начисляться не будут, но колхоз сделает что-либо полезное для школы, пополнит библиотеку или приобретёт спортивный инвентарь.
На том и разошлись, Пронин и комсомольцы из школы № 93 как будто были удовлетворены друг другом и даже Тарановский изволил перейти черту, отделявшую его от рядовых комсомольцев, и обещал почаще приходить в школу.
Иван Николаевич твёрдо рассчитывал выбраться вечером в МТС, но едва он вернулся в райком, как ему доложили, что из прокуратуры дважды уже звонили. Матвеев повсюду разыскивал Пронина и просил, как только тот где-либо обнаружится, немедленно связать секретаря райкома с прокуратурой.
– Ну, что ж, соединяйте, – сказал Иван Николаевич. – Видно, стряслось
