Корсавагге к Абиско. Так я точно не заблужусь».
Обезвоживание от обильного потоотделения, жаркого солнца и недостаточных запасов воды вызвало страшную головную боль. Язык бесформенным комом заполнил весь рот. При этом он стал жестким, как наждачная бумага. У Ребекки не получилось даже подтянуть его к нёбу. Попытка лишь усугубила неприятные ощущения.
Ребекка глотала снег, горсть за горстью, смутно осознавая, что он не содержит солей, а ее тошнит от недостатка натрия. Тень канюка заскользила по сугробам. Ребекка не нашла в себе сил поднять глаза на птицу.
Времени больше двух часов, пора двигаться дальше. Ребекка попробовала подняться, но ноги не слушались. Артериальное давление упало. «Паршиво», – подумала она, имея в виду не то свое нынешнее состояние, не то затею с походом в горы в целом.
С другой стороны, идея была не такой уж и глупой. Ребекка отправилась в горы одна, и у нее все получилось. Она прошла между волчьими лапами смерти, Бираном и Куоблой. Глупость, конечно. Боялась, что ее захватит лавина. Умереть, вкрутившись в лавину штопором, с забитым снегом ртом и ноздрями.
Но чем лучше жить так, с вечно протянутой для подаяния кружкой? На что она, собственно, надеется? Что ей могут туда положить?
Внутри как будто что-то оборвалось, и Ребекка вдруг почувствовала себя свободной. Все это не имело никакого значения. Это было не то, что можно передать словами или пришпилить на доску в качестве непререкаемой истины.
Но это чувство поставило ее на ноги.
Ребекка надела рюкзак и пристегнула лыжи. Снежная корка размягчилась. Каждый шаг был прорывом вперед по неукатанному снегу. Ребекка висела на лыжных палках, которые погружались все глубже.
Ей не удалось пройти и двухсот метров, прежде чем силы иссякли. Ребекка сдалась – и в этот момент услышала гул мотора.
* * *
– Ребекка Мартинссон! – послышался радостный мужской голос. – Ты ли это?
Ребекка прищурилась.
– Ниссе?
Как и всегда, на нем был снегоходный комбинезон с желтыми полосками от «Ски-Ду», туго затянутый ремень с футляром для ножа и белыми, синими и красными заклепками, массивные ботинки с вытянутыми в форме клюва носками и неизменная лисья шапка, низко надвинутая на лоб. Загорелое в морщинах лицо было похоже на табачный лист.
Ниилас Скорпа был средний сын в семье оленеводов. Его старший брат Анден-Хейкка с рождения унаследовал родительское дело и теперь, по выражению Ниссе, скользил по жизни, как на оленьей упряжке. Ниилас же так и не нашел своего места в жизни. Ему, конечно, тоже достались олени от деда. Но дед и сам был мятущейся душой. Бутылка да туристки из Стокгольма – вот и все его интересы. Он владел несколькими оленями, которых разделил со своим кузеном. Но потом, по какой-то непонятной причине, стадо кузена стало прибывать, в то время как у дедушки Ниссе осталась пара захудалых самцов. А потом, когда вышел первый закон об оленеводстве, дело и вовсе пришлось свернуть.
У Ниссе был небольшой шанс встать на ноги в молодости, когда на него положила глаз Ристен Поиднакк из Деллика. Она была старшей дочерью в семье, где были одни девочки и много оленей. Черноволосая Ристен была красавицей. Однажды Ниссе посчастливилось помочь ей завязать разболтавшийся шнурок. Ристен положила руку на его плечо. Той же осенью Ниссе явился на саамские танцы в Гироне с серебряными побрякушками на куртке и улыбкой от уха до уха. Но Ристен исчезла с его старшим братом. Ей тоже хотелось иметь большое оленье стадо. Что может быть лучше?
Потом они поженились, и со временем у старшего брата появилось то, о чем так мечтал Ниссе, – Ристен, дети и олени. Ниссе наезжал к ним на маркировку телят и разделение стада, в остальном они виделись редко.
Ребекке не нужно было говорить, как она рада видеть Ниссе. Он сразу все понял. Протянул термос с соком черной смородины, шоколадный кекс и зеленое яблоко, которое предварительно разрезал на кусочки.
– Ешь, – сказал Ниссе и сделал отклоняющий жест, когда Ребекка протянула ему половинку шоколадного кекса. – И пей. Все выпей!
Вот уже много лет Ниссе пытался пристроиться в туристическом бизнесе. Ремонтировал разную технику для управления коммуны, развозил газ и дрова для бытовок. Все его имущество умещалось в двух коробках – несколько клетчатых рубашек, носовые платки для снюса, которые он завязывал на шее, скрепляя кольцом из оленьих рогов, шерстяное белье, пара джинсов и кожаные штаны. Трусы он покупал в «Купе» упаковками по двенадцать штук и не стирал, выбрасывал.
Ниссе посмотрел на ее лыжню, уходящую к перевалу на севере.
– Ты идешь с Локты?
Ребекка кивнула. Лгать не имело смысла, да и зачем. Ниссе как будто задумался. Посмотрел на нож на ее поясе и сразу определил, какой мастер его сделал.
– Слушай, можно мне взглянуть на твою руку? – спросил Ниссе, пока Ребекка опустошала термос, слизывала крошки от шоколадного кекса с упаковки и дожевывала яблоко.
Она протянула руку. Ниссе взял ее в свою грубую, медвежью ладонь, быстро осмотрел, ущипнул чуть пониже костяшек. Кожа расправилась не сразу, складка сохранялась несколько секунд. Ребекка почувствовала себя круглой дурой – в горах, с обезвоженным до крайности телом и ослепшая от снега. Но Ниссе, как всегда, был сама любезность.
Они познакомились на прокурорской вечеринке в Нутти-Сами-Сиида – открытом для туристов саамском поселении в Юккасярви. Уставшая от бесконечного нытья коллег и своего собственного – по поводу плохих адвокатов (уму непостижимо, из каких соображений клиенты платят им деньги, если в зале суда имели бы лучшие шансы, защищаясь самостоятельно), никуда не годных судей (они покупаются на такие дешевые уловки; достаточно взглянуть, в чьих руках колотушка, и обвинение можно снимать, все равно не добьешься толку), испорченного отпуска из-за дел в апелляционном суде и нечеловеческой загруженности, низкой зарплаты и туповатых полицейских, – Ребекка убежала в тундру, к стаду оленей-самцов. Там она и познакомилась с Ниссе, который кормил своих питомцев оленьим лишайником.
Ребекка спросила разрешения – и была допущена к животным. Ниссе объяснил, как подходить к оленям и что с ними все время нужно разговаривать, чтобы они знали, где она. Ребекка спросила, нет ли среди них агрессивных и как от них уберечься, и Ниссе ответил, что, если с ними обращаться по-человечески, дружить
