новые шахты… И тут они велят мне инвестировать в какой-то горнодобывающий проект в Африке. Я пытался сопротивляться. Начались угрозы. Английский адвокат объявился собственной персоной, и не один, а в сопровождении двух русских. Сказал, что они потребуют вернуть кредит. Якобы есть такое положение, что заемный капитал не должен превышать активов компании. Ну а так как мы продали оборудование… черт, откуда мне было все это знать? Я же не бухгалтер. А наш чертов бухгалтер только тогда и понял, что происходит, когда мы оказались перед ними на коленях со спущенными штанами. Теперь они могли делать с нами что хотят. Я утешался тем, что с инвестициями, по крайней мере, все было законно. Так хотелось в это верить… ничего другого мне просто не оставалось.
Вернулся Фред Ульссон с тремя банками колы. Андерс приложил свою ко лбу и продолжил:
– Жена Франса Меки снова объявилась в офисе с русскими. Бросила на стол кучу бумаг, которые я должен был подписать. Я связался с английским адвокатом, и тот рекомендовал мне сделать это. Жена Франса Меки сказала еще, что отдел по борьбе с экономическими преступлениями очень заинтересуется инвестициями в африканский проект. Я оказался в ловушке. Ведь это я отвечал за все, под всеми договорами стояла моя подпись. Это как в той передаче о животных, которую я видел по телевизору. Муравьи поедают споры грибов. И грибы воздействуют на их мозг так, что муравьи выходят на солнечные места. Там они умирают, оттого что грибы прорастают через их черепа. Так вот, я и есть тот муравей. Черт меня подери, Калле, я почти не спал больше года. Я живу в страхе.
– Мы можем поговорить о том вечере, когда Хенри Пеккари позвонил…
– Да, конечно. – Андерс Пеккари с готовностью кивнул. – Но перед этим… могу я выйти в туалет?
Ему разрешили. Фред Ульссон предупредил, что кабинка не запирается. В туалете нет окон, а зеркало из небьющегося стекла.
Пока Андерс Пеккари отправлял естественные потребности, Карл фон Пост и Фред Ульссон оба караулили у двери. Они слышали, как содержимое кишок Андерса Пеккари брызнуло в унитаз, и стыдливо отвернулись в разные стороны, делая вид, что им это не интересно. Потом Андерс Пеккари зашелестел туалетной бумагой и отмотал ее, наверное, не меньше сотни метров. Два раза нажал на слив, что выдавало основательного человека. Открыл кран – вода текла целую вечность. Потом вышел, с мокрым лицом и волосами.
– Мы можем продолжить? – спросил фон Пост.
Андерс Пеккари кивнул.
– Они появились у меня дома вечером восьмого апреля, – начал он, как только сел на свое место в комнате допросов. – Я имею в виду русских. Сказали, что полиция следит за их девушками. Я понял, о чем речь, – они ведь купили автодом через наше предприятие. И теперь хотели, чтобы я спрятал девушек на одну-две ночи.
Андерс Пеккари указательным пальцем вытер пузырьки с так и не открытой банки колы.
– Они могли сделать это и без моего участия – просто хотели лишний раз напомнить, кто в доме хозяин, показать свою власть надо мной. Или чтобы я увяз во всем этом окончательно и по самые уши… Но прежде всего тем самым они указывали мне мое место, как кажется. В общем, как бы то ни было, я подчинился. Прицепил к машине снегоход. Они ехали следом, в автодоме. Я думал, у дяди Хенри все пройдет тихо, там ведь никого нет, кроме него, и полиция далеко. Но Хенри…
Андерс Пеккари открыл банку колы с характерным щелчком, сделал глоток.
– На остров мы добрались на снегоходе. Девушек отправили на второй этаж, с вещами и матрасами из автодома. Но Хенри совсем обезумел. Орал во всю глотку, что у него не притон. Вспомнил бабушку с дедушкой, как будто… – Он невесело рассмеялся. – …Как будто всегда был хранителем семейной чести. Потом позвонил папе. Кричал, угрожал журналистами и полицией. Сказал отцу, что его умный, респектабельный сын шляется ночами черт знает с кем… Ну папа и позвонил Франсу Меки…
Фон Пост покосился на свой мобильник. Ничего – ни от Меллы, ни от Эрики.
– …Так прямо по-шведски и спросил, чем они там занимаются? То есть спросил он, конечно, по-английски, потому что разговаривал с Марией Меки. Но это не папа приказал убить Хенри, точно не он. Как-никак, Хенри приходился ему родным братом.
– Давай всё по порядку, – спокойно сказал фон Пост и подумал, что они приблизились к тому моменту, о котором Андерс Пеккари действительно ничего не знает. – С чего ты взял, что твой отец звонил Франсу Меки? Ты ведь этого не слышал, верно? Итак, Хенри позвонил твоему отцу… Собственно, как зовут тех русских, ты знаешь?
Андерс Пеккари пожал плечами.
– Мы с папой называем их бульдогами. Я спрашивал, правда. «You can call us Sven and Sven» [86], – ответили они.
«Свен и Свен, значит, – подумал Карл фон Пост. – Егор Бабицкий и Юрий Юшенков – версия немногим лучше».
– И что случилось после того, как Хенри позвонил Улле?
– Один из «Свенов» спросил меня, что происходит. Я ответил, что Хенри звонит моему отцу. Он расстроил меня. Я ведь старался держать папу подальше от всего этого. Один из «бульдогов» взял трубку из рук Хенри и положил на рычаг телефона. А потом у одного из них зазвонил мобильный. Разговор вышел совсем короткий, «бульдог» почти ничего не сказал. Хотя…
Фон Пост выпрямился. Фред Ульссон оторвал взгляд от объектива и посмотрел н Андерса Пеккари, напрягшего память.
– Одно русское слово, которое он выговорил отчетливо… но я не знаю русский.
– Попытайся вспомнить. Закрой глаза, иногда это помогает.
Андерс Пеккари послушался. Фон Пост и Фред Ульссон приоткрыли рты, чтобы дышать беззвучно.
– Он сунул телефон в карман. Посмотрел на другого «бульдога» и сказал: «Литова». Это прозвучало как приказ. Потом они положили Хенри на диван, и один… черт, он уселся на него, почти возле головы. Взял подушку, прижал к лицу Хенри… И Хенри… поболтал немного ногами, помахал руками и затих. Все прошло быстро. Я не успел ничего понять, зато потом…
Андерс Пеккари замолчал.
– «Литова», ты уверен, что он это сказал?
– Да.
– Ты все сделал
