— Как могло случиться, что ни одна из проституток не узнала или не запомнила машину? — спросил детектив Каппер.
Мне он никогда не нравился. У него была нелепая прическа и всегда несвежий запах изо рта, но только из-за этого я не стал бы к нему плохо относиться. Я терпеть его не мог за то, как он подлизывался к старшим по званию.
Нокс пожал плечами:
— Они каждый день видят десятки темных машин, поэтому никто не обратил внимания на эту.
— Вы сказали, что девушки записывают номера машин, в которых уезжают их подружки, — я тоже решил задать вопрос.
— Да, именно так.
— Они хранят эти записи?
— Нет, — Нокс покачал головой, — по всей видимости, нет. По крайней мере не те девушки, с которыми мы говорили вчера. Но у нас еще есть шанс узнать номер машины. Посмотрим, что даст сегодняшний опрос. Нам нужно узнать, были ли у убитой постоянные клиенты. Это очень распространено. По словам двух девушек, Мириам Фокс не раз садилась в красную спортивную машину, но ни одна из проституток не видела лица водителя. У убитой была подруга, Молли Хаггер, которая тоже работала на улице. Дэннис, если я не ошибаюсь, у вас есть ее фотография. Правда, последние две недели эту девочку никто не видел.
Меня охватил легкий испуг. Так вот как ее звали. Молли. И теперь она пропала.
— В квартире жертвы была найдена фотография Мириам с Молли, — сказал я. — Думаю, стоит поговорить с этой девчушкой. Известно, где она живет?
Нокс кивнул:
— Думаю, да. Одна из девушек предположила, что Молли можно найти в Коулман-Хаузе. Это муниципальный приют в Камдене. Мы еще не связывались ни с кем оттуда, поэтому я хочу, чтобы вы, Дэннис, наведались туда с Маликом и попытались узнать, где сейчас эта девочка и не знает ли кто-нибудь в этом приюте что-нибудь важное для расследования убийства.
Я согласно кивнул.
— Также необходимо задержать сутенера жертвы, которого, как мы выяснили, зовут Марк Уэллс. Дэннис вчера с ним познакомился. — Нокс повернулся ко мне и подмигнул, чем немало удивил остальных. — У этого человека был не один привод в полицию за рукоприкладство, в том числе по отношению к женщинам, но чтобы доставить его сюда, хватит и того, что он вырубил вчера детектива Милна.
Все дружно засмеялись. Я изобразил на лице улыбку, дабы показать, что нормально отношусь к шуткам, но веселиться мне не хотелось. Лицо болело, а под правым глазом за ночь появился синяк, который продолжал угрожающе темнеть.
— Мы запросили ордер на обыск дома Марка Уэллса и его арест. Эти документы должны быть у нас к десяти часам. Поднажмем на этого самоуверенного хлыща, он много знает об убитой, и нам очень важно, чтобы он заговорил. Марк Уэллс, кроме всего прочего, подозреваемый. Единственное проявление сексуальной агрессии по отношению к жертве — ножевые ранения в области влагалища. Это дает основания предположить, что преступник хотел инсценировать убийство на сексуальной почве, чтобы скрыть свои истинные мотивы. Сейчас я бы не стал считать эту теорию основной, но тем не менее держите ее в голове. Это значит, что к Марку Уэллсу нужно хорошо присмотреться.
Он опять помолчал и сделал еще один глоток чая.
— Нам также нужны имена всех, кто был задержан за обращение к услугам проституток в радиусе трех миль от места преступления за последние два года. Особое внимание нужно уделить тем людям, в сексуальном поведении которых была замечена жестокость или ненормальность. Нужно их всех опросить.
Несколько человек застонали, и Нокс сочувственно улыбнулся:
— Да, будет непросто — как обычно, — но нам нужно проверить все возможные варианты. А это значит, придется поговорить с теми, кто потенциально мог совершить убийство, то есть с мужчинами, которые проявляли агрессию по отношению к женщинам. Дамы и господа, делу уже двадцать четыре часа. Тело еще теплое, но оно быстро остывает, поэтому нам придется хорошенько поработать. Я хочу, чтобы убийца предстал перед судом, и я уверен, что вы сможете его найти, — произнося последние слова, он громко хлопнул по столу ладонью — это был типичный для него жест. Думаю, иногда ему казалось, что он работает на Уолл-стрит.
Смелые слова. Подкрепят ли их конкретные дела, покажет время.
Остаток совещания прошел в распределении обязанностей, что заняло, включая ответы на вопросы, всего десять минут. Уэлланд должен был взять на себя руководство по поиску и аресту Марка Уэллса, как только придут бумаги. Эта новость меня несколько рассердила. После того как этот парень съездил мне вчера по лицу, я жаждал оказаться в группе захвата. Но в то же время мне хотелось узнать что-нибудь о Молли. К сожалению, нельзя находиться в двух местах сразу.
Было девять двадцать утра, когда мы с Маликом отправились в приют Коулман-Хауз. Наше отделение полиции переживало в финансовом смысле не лучшие времена, поэтому нами было принято решение сэкономить налогоплательщикам немного денег и поехать на автобусе. Мы бы добрались до места быстрее, если бы пошли пешком. Авария на Холлоуэй-роуд создала большую пробку. Автобус то и дело останавливался, проехав всего пару ярдов, и наше путешествие неимоверно затянулось.
Пока мы ехали и от нечего делать смотрели по сторонам, я рассказал Малику свой сон, который до сих пор беспокоил меня.
— Знаешь, я понимаю, что это звучит глупо, но мне кажется, в нем было какое-то предостережение.
Малик ухмыльнулся:
— Предостережение? Вы что, думаете, Лес Дэннис в опасности?
— Я серьезно говорю, Азиф. Этот сон не похож на другие мои сны. Я не суеверный и не верю в толкования сновидений и тому подобную чушь. Я даже не крещеный. Но этот сон был настолько реалистичным, что, когда я проснулся, у меня не было никаких сомнений в том, что Молли мертва.
— Тогда расскажите еще раз, что вам приснилось.
Я начал свой рассказ с начала, не называя имен первых трех мертвецов и стараясь говорить тихо, чтобы никто из окружавших нас пассажиров — сплошь стариков, старушек и иностранных студентов — не услышал, о чем я говорю. Не очень-то хотелось, чтобы они косились на меня как на сумасшедшего.
За все время, пока я рассказывал, мы проехали немногим больше тридцати ярдов. Малик покачал головой и посмотрел на меня так, словно считал, что ему не стоит выполнять приказы человека, у которого такие проблемы с адекватным восприятием реальности.
— Послушайте, сержант, я бы не стал придавать этому такое значение. Сон это всего лишь сон. Скорее всего, с девочкой все в порядке.
— Надеюсь. Но меня настораживает, что ее не видели последние две недели.
— Мы опросили пока только уличных проституток. Может быть, она завязала с такой работой. Может быть, поняла, что нет ничего хорошего в том, чтобы зависеть от наркотиков и продавать себя.
Я засмеялся:
— Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
— Если честно, не очень…
— Поэтому я и говорю: девчонка мертва.
— Возможно. Но она также могла взять и просто сменить место. Это, кстати, более вероятно, чем то, что ее тело сейчас разлагается в какой-нибудь канаве.
Последние слова Малик произнес излишне громко, и несколько пассажиров посмотрели на нас с удивлением.
— Ты прав, — сказал я, но остался при своем мнении.
На Джанкшн-роуд автобус окончательно застрял, пришлось дальше ехать на метро, которое, слава богу, работало нормально. Мы вышли на станции «Камден» в десять двадцать. К этому времени выглянуло солнышко, и мы решили прогуляться пешком.
Коулман-Хауз располагался в большом викторианском здании из красного кирпича, стоявшем на маленькой улочке в том месте, где она соединялась с большой дорогой. Одно окно на третьем этаже было заколочено, но в остальном дом выглядел очень прилично. Перед входом на кирпичном заборе сидели мальчик и девочка. Они курили и даже не пытались скрыть свое занятие от посторонних глаз. На девочке была экстремально короткая юбка и пара больших черных кроссовок на толстой подошве, которые в сочетании с ее худыми ногами делали ее похожей на мутанта. Дети одновременно повернулись к нам, когда мы подошли, и мальчишка презрительно спросил:
— Вы что, копы?
— Точно, — ответил я. — Мы расследуем убийство.
— Да ну! И кто умер? — спросил он с явным интересом. Маленький извращенец.
— Давай сначала познакомимся. Как тебя зовут?
— А причем тут я, я ничего не делал!
— Он имеет право не говорить вам, как его зовут, — со знанием дела заявила девочка, глядя мне прямо в глаза. Я бы дал ей на вид лет тринадцать и даже назвал бы красавицей, если бы ее лицо не портили россыпь прыщей на подбородке и дешевый макияж. Для тринадцатилетней девочки она неплохо разбиралась в существующих законах. У меня было предчувствие, что другие дети приюта мало чем отличаются от нее.
— Правильно, но мне хотелось бы побеседовать с ним, а не зная имени, говорить с человеком как-то неудобно.
