— Большинство детей сейчас не здесь. Многие ходят в ближайшую школу или по крайней мере должны ходить. Остальные занимаются по индивидуальной программе. Скорее всего, беседа с ними не принесет никаких результатов.
Так и вышло. Из семерых детей, с которыми мы поговорили в кабинете Карлы Грэхем в ее присутствии, двое отвечали односложно, только «да» и «нет», и лишь одна девочка — Энн Тэйлор, молодой юрисконсульт, с которой мы познакомились чуть раньше, — заявила, что слышала о Мириам Фокс. Она сказала, что была немного знакома с Молли, которая дружила с Мириам, несмотря на то что та была старше. Энн видела Молли с Мириам несколько раз где-то на улице (при этом Энн утверждала, что не знает, что девушки занимались проституцией), но, по ее словам, не была близко знакома с Мириам.
— Она слишком задавалась, — сказала Энн. — Считала себя лучше других.
И все. Карла попыталась, используя свой авторитет, разговорить Энн, но ничего не вышло. Эти дети ни за что не стали бы помогать полиции.
После этого мы опросили четверых работников приюта. Двое узнали Мириам по фотографии и сказали, что она дружила с Молли, но никто не признался в том, что общался с ней лично, а потому не хотел или не мог добавить что-нибудь еще.
— Вряд ли нам удалось чем-то помочь вам, — сказала Карла, когда мы закончили.
— Сейчас рано подводить итоги, — ответил я. — Так всегда бывает с расследованиями убийств. Мы опрашиваем большое количество людей, опросы отнимают много времени и, как правило, не приносят никаких результатов. Но иногда совершенно случайно в том, что говорят люди, можно найти зацепку.
— Что ж, удачи вам. Страшно жить, зная, что по улицам разгуливает маньяк.
— Не беспокойтесь, преступник будет пойман. — Мы с Маликом встали. — В любом случае, спасибо за содействие. Мы вам очень признательны.
У выхода я и Карла пожали друг другу руки, Малик ограничился кивком и вышел.
— Нам нужно будет поговорить с остальными клиентами в другой день, — сказал я.
— Пожалуйста. Я помогу вам, если вы предупредите меня заранее. Хотелось бы быть здесь, когда вы придете.
У Карлы были красивые глаза: карие с лучиками морщинок вокруг. Ей нечего было волноваться — я сам собирался встретиться с ней еще раз.
— Я обязательно позвоню. И думаю, это будет скоро. Очень важно проработать все возможные варианты.
Из какой-то комнаты послышались истерические вопли. Похоже, что какой-то клиент женского пола выражал свое недовольство оказанными ему услугами. Вопли сменились тихим, терпеливым голосом одного из сотрудников. Ответом ему была лишь новая серия оскорблений.
Карла Грэхем смиренно вздохнула.
— Мне лучше пойти и посмотреть, в чем дело.
— У вас непростая работа, — посочувствовал я.
— У нас у всех непростая работа, — грустно улыбнувшись, заметила она и вернулась в дом.
— Похоже, она вам понравилась, — чуть позже сказал Малик.
— Карла — привлекательная женщина, — ответил я, не скрывая улыбки.
— А по-моему, старовата.
— Для тебя — да, для меня — нет.
— Сержант, она же социальный работник. У вас ничего не получится, вы же их терпеть не можете!
— Это точно.
Но в душе я хотел, чтобы у нас все получилось. В моей жизни не хватало любви.
Время шло к часу, и мы зашли пообедать в ближайший «Макдоналдс». Малик взял «Чикен макнагетс», а я традиционный «Биг Мак», картошку и горячий яблочный пирог с колой. Печальное начало для диеты.
— Мне она не понравилась, — сказал Малик, медленно пережевывая куриное мясо.
— Я догадался.
— На мой взгляд, ее заявления были слишком циничны. Как будто ее ничего не волнует.
— Про нас можно сказать то же самое. Каждый по-своему отгораживается от происходящего, чтобы не принимать все близко к сердцу. Это необходимо. Ведь она права, эти маленькие бестии просто неуправляемы.
— Нужна дисциплина, в этом все дело. — Малик наколол кусочек курицы на вилку. — Как думаете, кто-нибудь из них знает что-то важное?
— Что может помочь делу? Сомневаюсь. Мне кажется, было бы заметно, если бы кто-нибудь из них врал. Они плохие актеры.
— Жалко, что впустую потратили столько времени.
— Может, впустую, а может, и нет, — улыбнулся я.
Малик оставил эти слова без внимания и сменил тему:
— Я очень удивился сегодня, услышав предварительные выводы по делу.
— Ты о том, что не было следов насилия?
Малик кивнул.
— Сразу напрашивается вопрос: для чего же ее тогда убили?
Малик положил в рот последний кусочек курицы.
— Надо поговорить с ее сутенером.
К сожалению, у наших коллег дела обстояли не лучше. Вернувшись в участок, мы узнали, что Марка Уэллса не было дома, когда детектив Каппер и еще трое наших ребят заглянули к нему несколько часов назад. Детективам удалось узнать, что у него была девушка в Хайбери и он обычно проводил с ней много времени, но и там его не было. И ее, кстати, тоже. Теперь оба дома находились под постоянным наблюдением, всем патрульным машинам дали указание задержать Марка Уэллса, но пока его никто не видел.
В тот день я ушел с работы в четыре двадцать, сославшись на то, что мне якобы нужно к врачу (Малик выглядел обеспокоено и спросил, не случилось ли что-то серьезное; это заставило меня почувствовать себя виноватым). Расследованию было почти тридцать шесть часов, а у полиции была всего пара серьезных версий и подозреваемый, на вину которого не указывало никаких серьезных улик и у которого не было явных мотивов для убийства.
Говоря языком спортивных репортажей, большую часть пути нам, конечно же, еще только предстояло пройти. Но, как ни крути, старт у нас был не особенно вдохновляющий.
Я забрал чемоданчик на «Кингз-Кросс», принес его домой, пересчитал деньги (все было точно) и, отсчитав долю Данни, переложил ее в полиэтиленовый пакет и обмотал скотчем. Остальные деньги я спрятал в спальне. Потом нужно будет перенести их на хранение в сейф гостиницы в районе Бейсвотер, где лежало все, что я заработал нечестным путем. Когда-нибудь у меня наберется кругленькая сумма. Процентов на нее не набегает, но кучка постоянно увеличивается.
Я знаком с Данни уже почти восемь лет. Он брат девушки, с которой я когда-то встречался. Джин Ашкрофт — так ее звали — единственная из всех моих подружек не работала в полиции. Мы были вместе уже год, и казалось, что у нас все серьезно. Джин и я даже стали подыскивать квартиру, чтобы съехаться и жить вместе — раньше я ни с кем настолько не сближался. Я действительно очень любил ее. Но потом Данни все испортил. Не специально, конечно, но все же испортил. В те годы он промышлял чем-то вроде мошенничества. Неглупый парень из уважаемой семьи, он не работал и даже не мечтал о месте в какой-нибудь фирме. Гораздо больше его привлекало распространение наркотиков. Этот бизнес был проще и доходнее. Каким-то образом ему удавалось держать втайне от родных и даже от сестры свои противозаконные делишки, поэтому, когда одна из его мелких сделок сорвалась и его избили, для них это было потрясением.
Его восприятие мира представляло собой прекрасный образчик наивности среднего класса. При нем было полфунта амфитамина, который он должен был продать одному парню, а тот решил, что лучше украсть товар, чем покупать его, и подставил Данни. Когда мой друг шел к нему на квартиру, на лестничной площадке его встретили трое мужчин. Данни еще не заплатил за товар и поэтому не хотел просто так расставаться со своим добром. Последовала короткая драка, после которой Данни остался лежать в подъезде со сломанной челюстью, сотрясением мозга и дюжиной перебитых ребер. Пакет с амфитамином грабители вырвали из его искалеченных пальцев.
Данни выписали из больницы только через три недели. Если принять во внимание, что все лечение оплачивало государство, становится ясно, насколько серьезными были его повреждения. Эта ситуация только подлила масла в огонь. Отец Данни, по всей видимости, решил, что если драка произошла на моем участке, я должен был знать о занятиях его сына и положить им конец или по крайней мере рассказать обо всем мистеру и миссис Ашкрофт, поэтому он ополчился против меня. Мать Данни заняла ту же позицию, так как относилась к тому разряду людей, у которых нет собственного мнения. Я бы все это пережил без проблем, поскольку мне никогда не нравились родители Джин, но на этом история с Данни не закончилась.
Как только он вышел из больницы, ему захотелось отомстить обидчику. Ситуация для него была сложной вдвойне, потому что человек, который продал ему наркоту, тоже хотел своих денег. Данни нуждался в помощи, и я был единственным, кто мог сделать для него хоть что-то. Мы с Данни всегда неплохо ладили, и мне он искренне нравился, несмотря на то что у него не получалось скрывать от меня свои темные делишки с наркотиками.
