– Это я чтобы быть ближе к народу и его доблестным защитникам – российской милиции. – Хозяин кабинета тоже приложился к своей банке. – Однако что это мы все пикируемся, отвлекаемся… Что вы все-таки хотели узнать?
– Да ничего конкретного. Так, любопытство замучило: как это вы дошли до жизни такой… – Лев сделал секундную паузу. – …хорошей? Я тут навел некоторые справочки о вашей академии – сплошное финансовое и прочее процветание на фоне неблестящего, мягко выражаясь, положения отечественной высшей школы… Завидки, знаете ли, берут. Может, поделитесь секретом? Кстати, какова роль господина Баранова во всей этой идиллии? Спонсор, да? И газетка-то его, «Славоярская хроника», вам та-акие дифирамбы поет…
Лев хорошо подготовился к этому разговору, недаром он вчера чуть ли не час обсуждал «академические» дела и реалии с умным и въедливым майором. Да и неизгладимое личное впечатление от доски объявлений в академическом вестибюле дорогого стоило.
«Сегодня же, – подумал Гуров, – о нашем разговоре станет известно фигуранту. И очень хорошо. Нам этого и надо. Полюбуемся на реакцию или отсутствие таковой. Это как в шахматах, в гамбитных дебютах: жертвуешь пешку – в нашем случае то, что фигурант ничего не знает пока о моем к нему интересе, – за инициативу. Вспомнив о шахматах, Лев сразу же вспомнил и о генерале Орлове. Удивительно: проработать с человеком больше двадцати лет, тридцать скоро уже, и лишь совсем недавно узнать, что он, оказывается, шахматист, да еще из очень нехилых! Как там они: друзья, Петр, неугомонный Станислав? Скорее бы подъезжал Крячко, материалы, что Стас накопает по убийству Тенгиза Марджиани, очень бы пригодились.
Кстати, – продолжал рассуждать про себя Лев, не сводя ожидающего взгляда с приумолкшего, не торопящегося отвечать на его вопросы и задумчиво посасывающего свой «Будвайзер» Дорошенко, – кстати, знает Баранов о моем к нему интересе или еще нет – это бабка надвое сказала. В управлении-то я нарисовался, а там, если хоть половина трепа о нем соответствует действительности, барановские «ушки» просто обязаны иметься. Хотя впечатление от встречи с майором Курзяевым в целом хорошее, порядочный вроде бы мужик и уж точно не трепач, но… Как знать, жизнь покажет».
Тут специалист по духовному самоусовершенствованию прервал несколько затянувшуюся паузу. Остап Андреевич еще раз хорошенько глотнул пивка, видимо, окончательно махнув рукой на собственную карму вкупе с Джуд Ши, отставил опустевшую банку в сторону, а затем сказал очень искренним и доброжелательным тоном:
– Говорите, «некоторые справочки» о нас наводили, Лев Иванович? Интересно было бы узнать, у кого, да ведь вы не скажете. А секретом, как достигнуть в наше сумасшедшее время «финансового и прочего процветания», – он с явной иронией процитировал гуровское выражение, – на ниве народного образования… Отчего ж не поделиться, это не бином Ньютона, знаете ли. Я вам сейчас бесплатную лекцию прочту. Кратенькую, вы не беспокойтесь! Глядишь, поблагодарите, если, спаси вас Блинь Мяо, род деятельности поменять придется, без куска хлеба насущного с котлетою не останетесь!
«Ну, это ты хамить начинаешь, – подумал Гуров. – Торопишься меня на место поставить… А мы и не заметим. Мы утремся. Люди торопятся, поэтому ошибаются, что нам от тебя, голуба, и требуется».
– Профессий, которые могут обеспечить относительно безбедное существование тому, кто ими овладеет, гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
– И тому, кто этим профессиям обучит, – полувопросительно прокомментировал Лев, – еще более безбедное.
– Само собой, – кивнул Дорошенко, – на этом и имеем мной упомянутый кусок хлеба. Так вот. Это массажисты, косметички, маникюрши-педикюрши, эпиляторши, визажисты и парикмахеры, особенно собачьи, нотариусы и все, кто с нотариатом связан, телохранители, которых, правда, последнее время явно перепроизводство… – Он перевел дух и продолжил перечисление: – Няньки-гувернантки, всевозможные экстрасенсы, астрологи, маги любых цветов радуги, но эти – особый разговор.
– А инженеры, скажем? – самым невинным тоном поинтересовался Гуров.
– Э, нет. В платных заведениях инженеров не готовят. Они попросту вовек не окупят свою учебу! Но вы меня несколько отвлекли. Самое главное в нашем бизнесе: обучение в современном мире – способ вложения денег, которые потом возвращаются специалисту сторицей. Но, Лев Иванович, – ректор академии поднял вверх указательный палец, подчеркивая значение изрекаемых истин, – но тут есть один важный момент. Платить можно за знания, а можно за диплом. В матушке-России чаще всего берут на вооружение второй вариант.
– Вот-вот, – кивнул Гуров, – и, как я почерпнул из «Славоярской хроники», выдаваемый вами диплом действителен и в России, и за рубежом. Видимо, потому что написан не только на русском, но и на английском… Вот бы вам, Остап Андреевич, еще и на испанском этот документик тиснуть, или японском… Одно смущает, будущие «клиенты-пациенты» станут бить ваших выпускников не по диплому, а по лицу.
– Снова вы смеетесь, – укоризненно заметил Дорошенко. – Я что, уверяю вас в нашей моральной чистоте и нравственном сиянии? Все равно не поверите, я сам первый не поверю. Но юридически все в полном ажуре, вполне легальный и, как вы уже отметили, высокодоходный бизнес! Ведь чем мы хороши для наших, хм, абитуриентов? Тем, что принимаем без ограничения возраста, будь ты хоть негром преклонных годов; без высшего, специального, а иногда, скажу вам, как родному, по секрету и без среднего образования. Без вступительных экзаменов. Без выпускных, заметьте, тоже обходимся.
– Но ведь это фикция, вроде тысячи процентов годового дохода!
– Не без того. Но задумайтесь вот о чем: сколько-нибудь умный и порядочный человек к нам не пойдет. – При этих словах Остап Андреевич широко и обезоруживающе улыбнулся, вновь сверкнув своими унитазными зубами, явно вставленными не его выпускником. – Вот, допустим, специальность няня-гувернантка. Заметьте, что в объявлении о наборе мы пишем: «Опыт общения с детьми не обязателен», а на собеседовании задаем один-единственный вопрос: «Любите ли вы детей?» И хоть ты полуграмотная пенсионерка, хоть соплюха, которой самой нянька нужна… Да хоть бы Генка Епифанов. – Тут Дорошенко как-то странно поперхнулся словами, и Гуров понял, что в некотором запале он сказал чуть больше, чем хотел.
– А это кто такой знаменитый? – тут же поинтересовался Лев, привычно сделав внутреннюю пометочку.
– Да так, знакомый один. У него любимый евангельский герой – царь Ирод. Соответственно, любимая сцена – избиение младенцев, вот до чего детишек любит! Но за соответствующую плату мы и из него нянечку сделаем. – Дорошенко снова с ловкостью фокусника извлек откуда-то пару «Будвайзера» и по полированной поверхности стола толкнул одну из банок Льву. – Если на таких предварительных условиях поступающие к нам кандидатки в няньки искренне надеются на богатого клиента, который будет их кормить едой с рынка, а у клиентового чада окажется ангельский характер, то они кто? Правильно, дуры. Но таких меньшинство, основная же масса все не хуже нас с вами понимает, надеется только на халяву и впаривание будущему клиенту прокисшего силоса под видом ананасов в шампанском. Представьте, у многих получается! За свои деньги они получают красивую бумажечку, причем каждая из таких бумажечек гласит одно и то же…
– Позвольте, я закончу вашу мысль, – перебил ректора Лев, – охота проверить собственную сообразительность. Гласит она, что ваш выпускник, независимо от избранной специальности, обладает редкостной эрудицией, выдающимися способностями, блестящими талантами, а в данной области ему нет равных, так?
– Именно. Вы еще забыли о завершающем пассаже: все, вами перечисленное, «гарантируется на мировом уровне и мировыми же звездами». – Выдав эту фразу, Дорошенко улыбнулся совсем уж нагло и даже, как показалось Гурову, подмигнул ему.
Лев задумчиво отхлебнул пивка. Ему стало кристально ясно, что его собеседник – мастер психологической игры, мало в чем ему самому уступающий. Менее чем за полтора часа Дорошенко, начав разговор в стиле «далекий от треволнений духовный гуру», прекрасно притом понимая, что на эту ересь Гуров и не думает покупаться, закончил, по сути, прямым признанием в том, что он жулик, и вся его академия есть предприятие по выкачиванию денег из доверчивых дураков или будущих мошенников и шарлатанов. Положим, Америки он Льву не открыл, но зачем же так явно, нагло, акцентируя внимание на не самых благовидных сторонах своей деятельности? Зачем он подставлялся?
А вот зачем. Про Баранова он не обмолвился ни словечком, как бы пропустил этот гуровский вопрос мимо ушей. Смысл подставки: ну, потопчи меня, господин полковник, вылей на меня и мою академию бочку презрения и уймись, тем более сделать ты мне все едино ни хренушеньки не сможешь! Попутно «тонкий намек» на особые отношения с Зарятиным и шпилечка про возможное изменение рода гуровской деятельности… Причем в обоих случаях делается это с явной надеждой на его, Гурова, ответную отповедь, в идеале – срыв, грубость, «поставлю зарвавшегося хама на место!». Ах ты, куропаточка с «подбитым» крылышком, уводящая глупого пса, от гнездышка с птенцами, – почти нежно подумал Лев. – Значит, есть от чего отводить. Нет, молодец господин «ректор», право слово – молодец! Но под его дудку мы плясать не станем, обострим, но на другом фланге!»
