Другой строго спросил у киллеров:
— Документики, граждане.
— Ну да, ты с ними выпиваешь, так им все можно, — не подозревая ловушки, просипел Кирилл. — Да я и пальцем никого не тронул.
— Брысь, шалава, иди домой, — сержант толкнул Регину в подъезд. — Где ты таких подобрала? Волох, а ты как ввязался? Удивляюсь. Одет солидно, трезвый, тачка у тебя мильён стоит.
— Все, командир, — Иван вздохнул с трудом, — побазарили и разошлись.
— По отделениям милиции, — уточнил сержант. — Этих двух мы поутру пригласим в отделение на профилактическую беседу. А вам, господа, придется проехать сейчас для установления личности.
Простенькую комбинацию придумал генерал Орлов. Задерживать киллеров наверняка не за что, засвечивать перед ними Гурова категорически нельзя, но и отпускать их совсем неразумно. Сержанты были ряжеными оперативниками, в отделении их знали. Но чтобы у братьев не создалось впечатления, что к ним отношение особое, разговаривали с ними с неприятной милицейской простотой:
— Сами в машину полезете или дубинкой образумить и железки на руки надеть?
Кирилл и Иван глянули на Волоха зло, тот даже сделал шаг в сторону, но тут же получил дубинкой по шее и сник.
Регина, которая пряталась в подъезде, выглянула, спросила:
— Виталь, а тебе за это что будет?
— Я тут при чем? Давай домой, в чужие дела не лезь. — Волох сел в “БМВ” и отъехал.
В отделении милиции для пяти утра было шумновато. Три бомжа и две пьяные проститутки, хоть и сидели порознь, но галдели изрядно. Грязные девки, неясно как попавшие в центр, качали свои права. Известно, права вообще найти трудно, а в милиции — так просто невозможно.
Дежурный только глянул на Ивана и Кирилла, понял: наконец-то доставили людей нужных и можно балаган сворачивать.
— Со всех снять отпечатки пальцев. Имеется распоряжение мэра о борьбе с бродяжничеством и о тщательной зачистке Москвы.
— Я похож на бомжа? — спросил Кирилл.
— В очередь, гражданин, у нас привилегий не оказывают, не Дума.
— А если я член Думы?
— Присядьте на скамейку, не теряйте время.
Через полчаса у киллеров проверили липовые паспорта, главное, сняли отпечатки пальцев. Вскоре их проверили по компьютеру, как генерал Орлов и ожидал, в компьютере данных отпечатков не имелось. Ничего, теперь гости будут ходить на цыпочках.
Генерал-полковнику Фридину Петру Васильевичу исполнилось пятьдесят девять, в шестьдесят увольняют, и последний год будущие отставники практически ничего не делают. Фридин был вдовец, имел двух сыновей, двух дочек и пятерых внуков. Казавшийся громадным трехэтажный особняк еле вмещал всех любимых и ненаглядных, иных в семье не было. Да еще вдобавок две снохи и два зятя. Редкий день, когда семья собиралась в полном составе, генерал надевал парадный мундир, выстраивал не по семьям, а по росту, давал команду:
— Смирно! Равнение направо! По порядку номеров рассчитайсь!
— Неполная боевая единица! Но воюют не количеством, а...
— Умением! — довольно дружно отвечал строй и, не дождавшись команды “Разойдись”, рассыпался за стол.
Мужчины выпивали, женщины пригубливали, пацаны и пацанки глотали пепси и фанту.
С год назад, когда о пенсии еще никто и не заикался, хозяин после обеда шепнул старшему сыну:
— Собирай мужиков ко мне в кабинет, разговор имеется.
Вообще-то жили посемейно, не шикарно, не у всех машины были, а о своих дачах только разговаривали. В штабе над Фридиным подсмеивались: расплодился, а не благоустроил. Крыша-то у каждого семейства имелась, но двое ютились в двухкомнатных “хрущевках”, остальные жили то ли в Москве, то ли в области — на границе. Фридин был человеком старомодным и считал личный быт делом второстепенным.
Уже прошла перестройка, рубли рассыпались на копейки, цены стартовали в космос, на орбите задерживаться не собирались.
Кабинет был истинно генеральский:
стол огромный, кресло — в одиночку не поднимешь, а стулья рассчитаны на зады генеральские. Сыны и зятья расселись, будто футбольное поле оцепили. Трое были офицерами, но дальше майоров пока не прошли. А если никто не двигает, так никто и не движется. Коллеги Фридина по генштабу решили мудро: раз он своих не просовывает, то им, грешным, со своей-то родней разобраться бы:
Фридин был из казаков, дед — дважды Георгиевский кавалер, честь в семье шла не из газет да телевизора, а из крови в кровь. Генерал прекрасно знал, как его соратники грабили в Европе и отсылали домой эшелонами, но считал, всяк своим умом живет. Ведь сам-то тоже стройматериалы и солдатушек на стройку личного хозяйства прихватил.
— Скоро седьмой десяток под горку покатится, парни, — сказал он. — А камушек сверху только сдвинь, его и не остановишь, свистит, как пуля у виска. Я это к чему? Вам надо на ноги прочнее становиться. Вы не верьте, что народ поможет, в землю втоптать он зараз, а вверх потянуть на Руси не принято. Офицерики вы мои, дела ваши совсем херовые, — он оглядел сыновей. — Служить некому, а воровать вы не умеете.
Ну ты, — хозяин ткнул жестким пальцем своего любимца Костю, мужа Настьки, — химик. Много твоя химия золота принесла?
— Умному хватит, батюшка, а дураку сколько ни дай, все мимо рук пронесет.
Университетов, как известно, казак не кончал, но ум имел быстрый, сметливый, и почувствовал генерал, что очкастый химик сегодня разговаривает с ним необычно. Фридин сделал вид, что в тоне Коськи изменения не нашел, и вновь обратился ко всем:
— Повторяю, дела хреновые, ни торговать, ни воровать я не умею, а перед детьми в ответе. Я человек не жлобливый, мое достояние известно — дом ничего себе, крепкий еще, да пятьсот десятин пахотной. Так на земле, окромя меня, никто и работать не умеет, и крови вы наполовину казацкой, а дух у вас городской. Да и дом опять же. Он хорош-то — хорош, а продать его нынче некому. Сортир во дворе, горячей воды нет, грош ему цена по сегодняшним деньгам.
Ну а коли на всех разделить, а иначе не умею, то не деньги, сиротские слезы. Из армии следует уходить, ее раскрали до последнего. С военкоматом я решу, на это моей власти еще хватит. Чего дальше, мужики, поскребите затылки. Гуртом держаться — надо землю любить, разбежаться — с сумой пойдете.
Месяц на раздумья, доложите, на кругу обсудим. А сегодня каждому выпить дозволю, но чтобы красиво было, с гармонью и песнями.
Когда из кабинета выходил Константин, хозяина придержал, отвел в сторону, сказал неуверенно:
— Разговор небольшой имеется.
— Ну? — Фридин поднял лохматую бровь. — Говори.
— Понимаешь, отец, я в своей лаборатории химию интересную изобрел. Можно официальным ходом пустить, только деньги и ордена у начальства осядут, ну, мне грамоту дадут.
Старый казак рассмеялся.
— Так и при царе-батюшке было, как в бумаги попадет, так закружит, завертит, с таким делом не сладить.
— Так не сладить, а если по-умному, то можно.
— Воровать? — вспылил Фридин.
— У кого воровать? Я эту химию сам создал, она моя, — с достоинством ответил Константин. — На ней можно большие деньги делать.
— Ну как большие? — недоверчиво спросил казак. — Ну, по сегодняшним деньгам с миллион?
— Стал бы я связываться! — презрительно ответил Костя. — Вы как хозяин станете миллион в день получать.
Фридин, старинного казачьего племени, мужик выдержанный, огладил седой ус, покачал головой и сказал:
— Нет такого товара... Если ты золото скупать начнешь.
— Отец, вас ничего не касается. Действительно, такого товара нет, с золотом я не связываюсь. Ваше дело — поставить небольшую мельницу на своей земле.
— Да кто же мне зерно повезет, когда элеватор неподалеку? — удивился казак.
— Он неподалеку, а вы ближе, — усмехнулся Константин.
— Там объем какой! Они копейку с фунта скинут, и утоп я, — убежденно заявил казак.
— У них помол грубый, я вам куплю мельницу заморскую, шелка ткать будет. А понадобится, и я в силах пару грошей с фунта сбросить.
— Да откуда же у тебя деньги на немецкое оборудование?
— Тесть в Германии стоял, оттуда и привез.
Костя был неказист, но ловок, пригнулся вовремя, и мозолистый кулак тестя свистанул мимо.
— Украл? — крикнул он. — Я украл? Константин зашел с другой стороны, заговорил серьезно:
— Батя, в твоем звании люди все имеют. И ты мог бы иметь, а что у тебя ничего нет, так про то никто не знает и не верит.
— Думаешь, не верят?
— Точно. Ждут, что скоро развернешься. Пусть развернется твой зять. Ты спишь спокойно, — Константин улыбнулся.
* * *
Прошло полгода, и на участке Фридиных заработала чудо-мельница, мух-пух, цена — копейка. Сначала соседи посмеивались, заходили поглядеть. Говорили, мол, конечно, немец плохо не сделает, да откуда пшеницу брать? Константин вел себя спокойно, самостоятельно, лишних заказов не брал, взятые выполнял в срок.
