Как глупо, как обидно…
Хорошо бы не почувствовать боли.
Прижатый к плечу автомат Калашникова. Палец на спусковом крючке.
«Не говори так больше никогда! Слово материально!»
Ты была права, Ксюха. Доболтался, идиот…
Сиреневый туман. Холод в ногах. Полный аут. Ты был неплохим парнем, Паша, хоть и не любил китайскую поэзию.
– Не стреляйте!!!
В тумане я увидел силуэт с раскинутыми руками, появившийся между мной и стрелком. И услышал доносившийся словно из-под земли крик.
– Не стреляйте!!! Он ваш, из милиции!!! Я знаю!.. С Булгаковым работает в отделе! Он внедрен! Не стреляйте!!! Он… Он… Из милиции… Правда…
– За высокое профессиональное мастерство, оперативную смекалку и личное мужество, проявленное при задержании особо опасных преступников, почетной грамотой министерства и именной соковыжималкой «Braun» награждается оперуполномоченный, старший лейтенант милиции Угрюмов Павел Андреевич!..
Аплодисменты. Седовласый, по-хорошему худощавый милицейский генерал вручил мне грамоту, желтую коробку с синей ленточкой и крепко пожал руку.
– Молодец, Паша… Поздравляю! Я всегда в тебя верил.
– Спасибо, тащ генерал! Служу России!
Я вернулся на свое место, в первый ряд, где сидели мои коллеги, тоже представленные к наградам. Меня похлопали по плечам, кое-кто пожал руку. Булгаков, сидевший за моей спиной, наклонился к уху и восторженно прошептал:
– Ну ты даёшь, старик… Вот это комбинация! Отмотать реальный срок, в команду внедриться… Я бы так не смог. Даже за соковыжималку… Но мне-то почему не рассказал? Я бы подстраховал… Ты извини, если я что-то не то сделал… С меня кабак. Можно прямо сейчас.
– Не вопрос. Я люблю пиво «Kozel». У него оригинальный вкус, высокое качество и обильная пена…
– Эй, козел! – крикнул кто-то с задних рядов. – Подъем! Слышь?! Уснул, что ли?! Ща быстро разбужу!
…Открываю глаза. О, черт, действительно вырубился. Сказались бессонная ночь в кочегарке и переживания последних часов.
В дверном проеме камеры маячит фигура сержанта.
– Очухался? Выходи!
Я протер глаза кулаками и поднялся с нар. В дежурной части меня заковали в браслеты и повели по знакомому коридору. Я бросил взгляд на настенные часы. Почти девять вечера. Держать безвинного человека в камере больше трех часов строго запрещено. А они продержали. Завтра же заявление будет в Конституционном суде, благо он переехал в Питер.
Когда я вошел в кабинет, Булгаков смывал со стола свежую кровь. Шутка. Он разговаривал по телефону. Видимо, с женой. С которой еще не развелся. Речь шла о покупке пельменей.
Опер кивком указал на стул, сказал жене «Целую» и повесил трубку.
Минуту-другую он рассматривал изъятые у меня вещички: мобильник, ключи и последние деньги. Потом посмотрел мне в глаза. Явно озадаченно, словно не зная, о чем спрашивать.
– Хм… Слушай… Я много чего видел, конечно… Но чтобы кто-то на разбое положил своих, да еще представился ментом… Какая-то ерундистика полная. Не объяснишь, с чего это тебя так переклинило? Обкурился?
Хороший вопрос для «Что, где, когда?». Надо брать помощь клуба. Не рассказывать же ему про историю с Ксюхой, про мои «ментовские» похождения. Про китайскую поэзию, песенку «Green Day» и окопы.
Место в психиатрическом стационаре обеспечено.
Особенно если он запишет мои слова в протокол.
– Ну, я же обещал, что помогу… Вот, помог.
– Ну, надо же… Спасибо, конечно, товарищ старший лейтенант… Только вот у меня другое объяснение. Более приземленное. – Булгаков как-то не очень перспективно улыбнулся. – Там ведь твоя знакомая оказалась. Одноклассница, кажется.
– И что?
– И ты её, конечно, увидел. Испугался, что она тебя узнает, и решил красиво соскочить.
Вот это повернул! На всё-то у них есть объяснение…
– Да как узнает?! Я ж в маске был! А увидел ее потом. Когда уже маску снял.
– Иного можно узнать, сколько б масок ни одел.
И у этого с русским языком беда: не «одел», а «надел». Но мне не до того. Надо спасать свою честную фамилию.
– Да клянусь, не видел я! Она на полу лежала, лицом вниз!
– А если бы увидел?
– Тем более всех бы положил!
– Хм… А почему было просто не свалить? Добровольный отказ от преступления. А так сядете. Эти точно, по крайней мере. Насчет тебя – пока вопрос. Но думаю, тоже. Кто ж поверит, что ты, ранее судимый, хотел помочь органам? Еще про гражданский долг расскажи и высокие моральные принципы.
Вот, блин, система: ограбишь – плохо, грабителей поймаешь – все равно плохо. Как же им угодить?
– Давай-ка с самого начала. Как на дело пошли, кто предложил, что хотели взять?.. По возможности, подробней.
Чего хотели взять… Горящие путевки на Кипр.
Ладно, в партизана играть смысла никакого. Поведал.
Только про Тихоню пока не заикался и про драку с Добролюбовым.
Идею предложил Гера, сказав, что в офисе будет много-много черного нала. Остальных видел впервые, это Герины кореша.
Согласился, потому что срочно были нужны деньги, но когда влетели в офис, понял, что поступаю плохо, и поступил хорошо.
Потом увидел Веселову.
Вот и весь сюжет.
– А кто сказал Суслятину, что в офисе будут деньги?
Хотя я уверен, что без Ксюхи здесь не обошлось, свои версии строить не стал.
– Без понятия. Спросите у него.
– Уже спросили… И с одноклассницей твоей потолковали.
Точно: при делах Ксюха. Как же так, одноклассница? Запудрила мне, невинному юноше, мозги своей любовью. Непонятно только, зачем вся это кинокомедия? Неужели ради прибыли? Как грустно… А я терзался, ночь не спал…
– Что, она наколку дала?
– Она…
Ну, зараза… Обидно даже не то, что она. Обидно, что меня – бывалого, повидавшего жизнь человека – обставили, как последнего чушка.
– Неумышленно… Три дня назад она болтала вечером по телефону с какой-то подругой. Просила денег. Та отказала. Тогда Смехова ляпнула, что попробует занять у начальника, мол, послезавтра в офис привезут деньги за путевки для целой группы… А группа летит в Китай, то есть деньги немалые. Больше «лимона». Она попробует уговорить шефа дать часть суммы в долг на несколько дней, потому что оплатить гостиницу можно позже… А телефончик стоит у нее в коридоре, и разговорчик подслушал сосед-наркоман. И кому он его дословно передал? А?.. Неужели не знаешь?
Фу-у… У меня отлегло от сердца. Неумышленно… Она же для меня, мудака, деньги искала. И телефон у нее действительно в коридоре. Помнишь, как просила переставить…
Но какой растяпой в школе была, такой и осталась. Кто же о деньгах по телефону говорит? Сейчас же всех слушают!
– Что молчишь? Так знаешь или нет?
– Тихоне?
– Правильно! Обижен Костик был на соседку очень за что-то, ну и слил тему. А Тихоня вас подтянул. За ним, кстати, уже поехали.
– Про соседа Ксюха вспомнила?
– Нет, Суслятин колонулся… Недолго, кстати, мучался. Он все в себя прийти не может после твоего подвига. Да, накосячил ты, по их понятиям, реально. Не боишься? Тихоня злой, и память у него хорошая.
Насчет панического страха не знаю, но опасения, конечно, имеются. Двойной косяк. Ладно бы по-тихому застучал, а то открыто, да еще ментом представился. Даже если Тихоню упакуют, он пришлет весточку из глубины Сибирских руд. И попробуй спрячься.
– Разберусь…
– Ну, мне, по большому счету, все равно, что там между вами произошло, и почему ты их вломил. Это твои проблемы. А мои – преступление раскрыть.
А чего там теперь раскрывать? Всё уж за тебя раскрыли, сыщик.
Опер достал из стола чистый бланк объяснения. Шустро записал мои показания. Еще раз уточнил:
– Так что писать о причинах? Зачем ты это сделал?
– Ну я же сказал: хотел помочь.
– Ты это и на суде расскажешь?
– У меня есть другие варианты?
– Например, сказать правду.
– Это и есть правда.
– Что ж, хозяин – барин…
Он протянул мне заполненный бланк, чтобы я расписался. Но наручники при этом с меня не снял. Не верит в искренность чувств и чистоту помыслов.
– Сейчас приедет следователь, допросит и решит, что с тобой делать. То ли свидетелем пойдешь, то ли соучастником. То ли добровольный у тебя отказ, то ли недобровольный.
– А ты как бы решил?
Булгаков смутился и ответил не сразу. Вернее, вообще не ответил, потому что ожил лежащий на столе мой мобильник, оповестивший о приходе эсэмэски.
– Интересно, кто это нас беспокоит? – Опер поднес трубку к глазам. – Не возражаешь, если нарушу тайну переписки?.. О, да тут шифровка, кажется… Что это значит?
Он перевернул дисплей.
502
– Не знаю… Похоже, по-китайски.
– Да? А я думал, у них иероглифы. Ну, ладно… Пошли обратно. В камеру хранения.
Он так и не заикнулся о Добролюбове. Придется самому напомнить.
– Погоди… Добролюбов к тебе не приходил позавчера?
– Сашка, что ли?
– Ага.
– Нет, не приходил… А почему спрашиваешь?
Я не спешил раскрывать карты.
– Да так… Видел позавчера. Он в управе сейчас?
– Выперли. Влип в какую-то тему с палеными иномарками, ему и предложили рапорт на стол. Но, вообще-то, между нами говоря, все к тому и шло. Плюс это дело, – Булгаков щелкнул пальцем по подбородку, – в Главке не многие выдерживают. Сейчас болтается, работу ищет. Недавно по-пьяни мужику одному в ухо заехал. Решил, что тот его убить хочет, а мужик со связями оказался. Еле отмазали параноика.
