Их сестра давно умерла, родители тоже, и Холидей чувствовал себя совершенно одиноким. Он потерял даже то единственное, ради чего стоило открывать утром глаза и подниматься с постели. Он был копом, а теперь носил дурацкую фуражку, вел разговоры с людьми, которые его абсолютно не интересовали, и загружал багажник своей машины их чемоданами.
И все из-за такого же копа, который не захотел поступиться принципами, потому что был таким же правильным, как и его братец.
Ему не хотелось возвращаться домой. Он выехал с Кольцевой на Джорджия-авеню и поехал на юг в округ Колумбия. Еще есть время до закрытия бара, можно опрокинуть стаканчик-другой «У Лео».
Семья Реймона старалась каждый вечер ужинать вместе, хотя из-за гибкого графика работы Реймона приходилось садиться за стол поздно. И Реймон, и Регина выросли в семьях, где было принято ужинать вместе, и они придавали этому большое значение. Итальянская кровь Реймона подсказывала, что хорошая семейная трапеза — это нечто большее, чем обычный ритуал.
— Вкусный соус, мам, — сказал Диего.
— Спасибо.
— Правда, чуть-чуть пригорел, — добавил Диего, и они с отцом переглянулись.
— Лук и чеснок твоя мама поливала огнеметом, — сказал Реймон.
— Прекратите, — обиделась Регина.
— Мы шутим, дорогая, — сказал Реймон. — Соус действительно отличный.
Алана наклонилась над тарелкой, пытаясь втянуть накрученные на вилку спагетти. Она любила поесть и относилась к еде трепетно. Реймону нравилось в женщинах это качество — получать удовольствие от хорошей еды. Он с удовольствием заметил, что оно передалось и его маленькой дочурке.
— Хочешь, я тебе их порежу? — сказал Диего.
— Не-а, — не отрываясь от макарон промычала Алана.
— Удобней будет есть.
— Нет.
— Ты ешь, как поросенок, — сказал Диего.
— В самом деле, — заметила Регина.
— Оставьте ее в покое, — сказал Реймон.
— Я просто пытаюсь помочь.
— Лучше следи за собой, — сказал Реймон. — Смотри, как заляпался.
— Черт, — ругнулся Диего, заметив пятна на футболке.
Разговор коснулся домашнего задания, и Диего повторил, что сделал его еще в школе. Потом заговорили о приобретении «Лавернус Коулз», и Реймон заявил, что Сантану Мосса можно держать только в качестве запасного, поскольку он теряет мяч еще на середине поля, едва завидев бегущего к нему защитника. Диего, у которого была майка с именем Мосса на спине, стал защищать игрока.
— Кто такая Эшли? — вдруг ни с того ни с сего спросила Регина.
— Девчонка из нашей школы, — ответил Диего.
— Я видела ее имя на дисплее твоего телефона.
— Это преступление? — спросил Диего.
— Конечно, нет, — сказала Регина. — Она симпатичная?
— Скажи хоть, какая она из себя? — заинтересованно спросил Реймон, и Диего хихикнул.
— Это просто девчонка из школы. У меня никого нет, договорились?
— Никого-никого? — улыбнувшись, спросила Регина.
— Ты же говорил, что тебе нравятся девочки, — не отставал от сына Реймон.
— Ну и что, пап?
— Мне просто интересно.
— Это личное, — ответил Диего.
— Просто ты никогда не рассказываешь о девочках.
— Папа!
— Наверное, это нормально, — покачал головой Реймон.
— Пап, не волнуйся, я не голубой.
— Я бы любил тебя даже таким.
— Джуз, — одернула его Регина.
Они поговорили о «Нэшионалс». Диего сказал, что бейсбол — это «спорт белых», и Реймон обратил его внимание на то, как много в командах высшей лиги черных и латиноамериканцев. Но Диего стоял на своем. Он предложил отцу внимательнее посмотреть на лица болельщиков, которых часто показывают по ходу репортажей со стадиона Роберта Кеннеди. Реймон согласился, что большинство — белые, но в завершение сказал, что все-таки не согласен с Диего.
— Папа сегодня закрыл дело, — сказала Регина.
— Какое дело? — спросила Алана.
— Он посадил за решетку плохого парня, — сказал Диего.
— Этот парень не был таким уж плохим, — сказал Реймон. — Но он действительно совершил преступление.
После ужина Регина почитала Алане вслух, потом, стараясь изо всех сил, вслух читала Алана. Реймон и Диего посмотрели по телевизору одну из последних в этом сезоне игр «Нэшионалс». В конце седьмого периода Диего хлопнул отца по руке и отправился в свою комнату. Алана, поцеловав Реймона, пошла к себе, за ней поднялась и Регина, собиравшаяся еще немного почитать дочери перед сном. Реймон, открыв бутылку «Бекса», стал досматривать игру.
Когда Реймон выключил телевизор и поднялся наверх, Регина умывалась. Он сразу понял, что ее наряд — одна из футболок Диего и старые пижамные штаны — намек на то, что сегодня секса не будет. Но он был мужчиной и, как все мужчины, до последнего момента не терял надежды. Он должен был, как минимум, попытаться.
Реймон закрыл дверь в спальню и, быстро раздевшись, скользнул под одеяло. Через минуту легла и Регина, наскоро чмокнув его в уголок рта. Он приподнялся на локте и попытался поцеловать ее по-настоящему.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Уже?
— Я устала.
— Я взбодрю тебя.
Рука Реймона скользнула в ее пижамные штаны и погладила внутреннюю сторону бедра.
— Алана может войти сюда в любую минуту, — не очень уверенно пробормотала Регина. — Когда я уходила, она еще не спала.
Реймон поцеловал ее. Ее губы открылись, и она подвинулась чуть ближе.
— Дочь нас застукает, — сказала Регина.
— Мы будем вести себя тихо.
— Ты же знаешь, что тихо не получится.
— Ну, давай, девочка.
— А как ты посмотришь на то, что я сейчас столкну тебя с кровати?
— Это я и сам могу сделать.
Регина и Реймон тихонько захихикали, и она поцеловала его более крепким поцелуем. Он начал стягивать с нее пижаму. Регина, помогая ему, уже приподняла бедра, когда в дверь постучали.
— Черт, — сказал Реймон.
— Это твоя дочь, — сказала Регина.
— Это не моя дочь, — сказал Реймон. — Это пояс верности семи лет от роду.
Пять минут спустя Алана уже посапывала между ними, а ее коричневые крошечные пальчики покоились на широкой груди Реймона. Да, он был немного разочарован, но счастлив.
В баре «У Лео» музыкальный автомат работал на полную мощь. Холидей пару раз кивнул, пробираясь к свободному табурету в дальнем углу, возле дверей, ведущих на кухню. Его здесь знали, поэтому никто не пялился, как пялятся на белого мужчину, который заходит в бар, где собираются преимущественно черные. До завсегдатаев бара дошел слух, что раньше парень был копом, но, попав под подозрение, ушел из полиции. Это не совсем соответствовало действительности, поскольку Холидей подал рапорт об отставке, чтобы избежать официального расследования, но разубеждать их он не собирался. «Замазанный» коп — в этом определенно какая-то тайна. Но он не был замазан. Никогда не брал взятки, никогда не играл за обе команды, как это делали те, кто поступили на службу в конце 80-х — тогда в полицию брали кого попало. Черт, он ведь просто помогал своей знакомой. Да, она была проституткой. И все же.
— Водку со льдом, — Холидей кивнул Чарльзу — ночному бармену. Лео уже ушел или подсчитывал дневную выручку в задней комнате.
Чарльз подал Холидею напиток. Музыкальный автомат надрывался в стиле соул-рока, играя заглавную вещь из альбома «Реактивный лайнер». Два мужика, сидящие справа от Холидея, спорили о песне.
— Я точно знаю, что это Пол Пен, — сказал первый. — Он ее первым исполнил. Но я не помню, как звали того белого парня, который потом сделал ее большим хитом?
— Джонни Уинтерс или еще как-то, — ответил второй. — Тоже не помню.
— Это был один из Братьев Альмонд, — возразил первый.
— Может Братьев Османд?
— Альмонд, точно тебе говорю.
— Оркестр Стива Миллера, — вступил в разговор Холидей.
— Ты что-то сказал? — переспросил первый, поворачиваясь к Холидею.
— Эта песня просто супер, парень.
— Никто и не спорит. Но ты мне скажи, кто ее сделал хитом?
— Понятия не имею, — ответил Холидей. Он не удержался от реплики, но продолжать разговор не было ни малейшего желания.
В зале мигнул свет — посетителей приглашали сделать «последний заказ». Холидей взял еще один стаканчик «на посошок». Он выпил его залпом и вышел из бара с чувством неудовлетворенности. Его мысли омрачали воспоминания о прежней жизни и о том, как он с ней расстался.
Холидей ехал в восточном направлении, он жил в доме у площади Принца Георга, недалеко от Восточно-Западного хайвея. Пытаясь срезать путь, он поехал переулками и сбился с дороги где-то в районе Канзас-авеню, и, только выехав на Норт-Капитол, понял, что ему придется возвращаться назад. Холидей свернул налево на Огелторпе-стрит, думая, что выедете нее на Риггс. Но, доехав до поворота, понял, что опять ошибся. Он слишком поздно вспомнил — еще со времен его службы этот отрезок улицы заканчивался тупиком, потому что упирался в железнодорожные пути. Слева он узнал здание, в котором располагалось Вашингтонское общество спасения животных, а дальше за ним, у путей, — здание типографии. Справа тянулся один из общественных садов; их немало было в округе Колумбия. Этот полусад, полуогород занимал площадь в несколько акров.
