Да, все просто и вполне правдоподобно. И не надо ехать в «Останкино», ловить знаменитого Приза.
Арсеньев вышел из кафе, сел в машину, откинулся на спинку сидения, закрыл глаза. Минут пять он сидел, не двигаясь, и пытался убедить себя, что отдыхает, наслаждается тишиной. Но тишины не было. Штробилка в голове продолжала долбить.
Зюзя обрадуется, быстро оформит дело для передачи в суд. Теперь не надо признания Бульки. Доказательств его вины вполне достаточно. Кто же убил, если не он? Сколько можно возиться с этим делом, когда и так все ясно? Рецидивист, наркоман, сначала залез в портфель, но швейцар спугнул его. Тогда подстерег жертву в подъезде, шарахнул дубиной по голове и как следует порылся в портфеле, уже без перчаток и без свидетелей. Между прочим, если в момент убийства он был под наркотиком, то действительно может и не помнить, как все происходило. Такое бывает. Напрасно Зюзя стала паниковать, накручивать столько сложностей. Генеральские мемуары тут совершенно ни при чем. Не было никаких мемуаров. Ни в компьютере Драконова, ни на дискетах, ни в записных книжках. Нигде.
Материалы по Хавченко были. Целая куча материалов, включая кассеты, на которых запечатлелся голос покойного жулика. Кроме того, были куски сценариев, наброски каких-то сюжетов. Много всего разного. Драконов все-таки писатель, и постоянно что-то писал. Что угодно, но только не мемуары покойного генерала авиации.
Но ведь Драконов хвастался в интервью, обещал книгу-бомбу. Журналисты просили хотя бы намекнуть, о ком речь. Драконов не намекал. Генерал — и все. Очень известная личность. Его уже нет. Они дружили, собирались вместе засесть за книгу. Генерал рассказывал ему много всего интересного, он хотел запечатлеть свою потрясающую биографию для современников и потомков. Не успел, умер. И вот писатель Драконов считает своим святым долгом выполнить волю покойного. Это будет бомба, да. Сначала книга выйдет на Западе, как в старые добрые времена. Ее опасно публиковать в России. Могут УНИЧТОЖИТЬ тираж.
Вранье? Самореклама?
Но как же тогда быть с прозрачной папкой, которую видел Булька, когда залез в писательский портфель за день До убийства? На титульном листе «Генерал Жора». Булька творческая личность, сочиняет много всего, но про рукопись сочинить не мог. Это ему совершенно ни к чему.
Проклиная свою тупую дотошность, Арсеньев вдруг, ни с того ни с сего, вспомнил, как супруга покойного писателя рассказывала о его проблемах с компьютером.
«Лева всю жизнь работал на пишущей машинке и, когда перешел на компьютер, у него постоянно возникали проблемы. Он умудрялся терять большие куски текстов, не умел перегонять на дискеты, без конца зависал.
Арсеньев понял, что тоже завис. Вместо того чтобы сию минуту включить телефон и обрадовать Зюзю, он полез за своим ежедневником и принялся листать его. Ему срочно понадобилось восстановить в памяти последний разговор с писательской вдовой.
Именно в последнем разговоре, уже после похорон, она рассказала о проблемах с компьютером, о тяжелой депрессии, которую пережил Драконов, когда убили Хавченко.
Сначала Лев Абрамович принялся спешно дописывать биографию жулика, дополнил ее пикантными подробностями, надеясь, что продаст какому-нибудь издательству. Но никакого особенного интереса рукопись не вызвала. В итоге Драконов продал книгу о Хавченко за копейки, затосковал, стал пить. У него пошла черная полоса. Он ждал, что его пригласят на Франкфуртскую книжную ярмарку. Не пригласили. Думал, что чиновники из Министерства культуры включат его в список российской писательской делегации. Не включили. Зависть, интриги.
Однако во Франкфурте он все же побывал, назло завистникам. Как раз накануне ярмарки он получил вполне приличную сумму, гонорар за сценарий сериала. Это были деньги, на которые он давно махнул рукой, но их вдруг выплатили. Жена настояла, чтобы он потратил их на поездку во Франкфурт. Она надеялась, что это выведет его из депрессии.
Она не ошиблась. Он вернулся бодрый, окрыленный, рассказал, что встретился со знакомым немцем, который теперь стал литературным агентом и заказал ему книгу, документальный роман, что-то в этом роде. День рождения Льва Абрамовича пришелся как раз на время ярмарки, и немец подарил ему дорогую серебряную ручку фирмы «Ватерман», с теплой дарственной надписью. Ту самую ручку, из-за которой, собственно, и был задержан Булька. «Леве от Генриха, Франкфурт, 2001».
Драконов должен был к весне представить первые сто страниц рукописи, немец собирался пригласить его, оплатить дорогу и проживание, подписать договор, получить для него аванс у издательства. Остаток осени и всю зиму Лев Абрамович самозабвенно работал, и к концу марта первые сто страниц были готовы. Черная полоса кончилась. Ему везло даже в мелочах. Кто-то из знакомых свел его с молодым человеком, который помог ему освоить наконец компьютер. Симпатичный юноша по имени Стас, студент, подрабатывал, обучая компьютерных чайников элементарным навыкам. Брал копейки. За короткое время стал своим человеком в доме.
Между прочим, именно к этому Стасу Драконов отправился в гости в тот вечер, когда его убили.
Писатель давно мечтал о ноутбуке. У него был дешевый стационарный компьютер, который занимал весь его письменный стол. Стас пригласил его посмотреть несколько образцов ноутбуков, недорогих, подержанных, но очень хороших.
После убийства Стаса, разумеется, допрашивали, но ничего интересного не узнали. Драконов пришел, просидел часа три, они болтали, пили чай. Модель ноутбука, которая ему понравилась, стоила слишком дорого. Он сказал, что нужная сумма появится у него чуть позже.
То есть он рассчитывал на аванс от немецкого издательства.
Арсеньев захлопнул свой ежедневник, нашел в бардачке бутылку минералки. Вода была теплой, с гадким пластмассовым привкусом. Бутылка провалялась в машине месяца два, не меньше. Он выпил залпом, как водку, и закурил.
Ток-шоу, в котором участвовал племянник генерала Жоры, только началось, оставалось вполне достаточно времени, чтобы доехать до «Останкино».
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
«Я буду думать о чем-нибудь хорошем, и все пройдет», — повторяла про себя Василиса и послушно водила глазами направо, налево, открывала рот, показывала язык, подносила к носу забинтованный палец. — Неврологический статус в норме, — бормотала пожилая врач, заполняя карточку быстрым непонятным почерком.
«Представляю, что она бы там написала, расскажи я ей про доктора Штрауса. Спасибо, что я не могу говорить. Я бы вряд ли удержалась. Мне бы захотелось поделиться с кем-нибудь, и меня отсюда прямиком направили бы в психушку, навсегда».
Голова ее лопалась от криков. Кричали мужчины. Это были пленные русские летчики. Всего пять испытуемых. Трое потеряли сознание. Доктор Штраус констатировал кому. Троих унесли. Их должны отогреть естественным образом, с помощью одеял и голых женских тел. Использовать для обогрева «животное тепло» придумал Гиммлер. К испытуемому подкладывали трех-четырех голых женщин. Они должны были прижиматься к заледенелым телам летчиков. Гиммлер, посещая Дахау, непременно присутствовал при опытах и радовался, как дитя, когда однажды испытуемый оттаял до такой степени, что совокупился с одной из женщин на глазах наблюдателей.
Тех, кто выживал после отогрева, опять опускали в ледяную воду. И так до тех пор, пока эксперимент не даст внятных результатов.
Немецких летчиков сбивают над Атлантикой англичане. Они падают в море и погибают от холода. Жирный Геринг, министр авиации, требует проводить эти «авиационные» исследования. Ему нужен точный ответ на вопрос: сколько времени проживет летчик, сбитый в феврале над Северной Атлантикой?
Поддерживать нужную температуру воды, когда бассейн находится в теплом помещении, довольно сложно. Приходится работать на улице, холодными зимними ночами. Врачи замеряют время, наблюдают. Вокруг шеи испытуемого надувной круг, чтобы голова не уходила под воду и он не мог захлебнуться. Головы, освещенные прожекторами, торчат на поверхности, как поплавки. Испытуемые кричат, стонут, некоторые начинают бредить и даже петь. Закрыть им рты кляпами нельзя, это нарушит чистоту эксперимента.
