рядом, побродил по округе, но к фигуранту не приближался, чтобы не спугнуть. Поговорил с местным контингентом, показал корочки, намекнул, что Ходасевич не должен знать, что им интересуются органы…
– Намекнул он, – фыркнула Лида, – наивный ты парень, Миша, и за что тебя жена любит? Теперь этот тип уже в курсе и заметает следы, если замешан. Или бежит, сломя голову.
– Не бежит и не заметает, – возразил Островой. – Начальница из тамошнего ЖЭУ имеет зуб на Ходасевича и не станет возражать, если его приберут. Женщин в дом Ходасевич водил всегда. Случались странные компании, выпивали, гремела чуждая музыка. Недавно мимо прошел – на вид как выпивший, а запаха не было. Засомневалась – может, плохо понюхала? – Островой засмеялся. – Раньше он трудился, иногда на работу ходил – если был в состоянии. В принципе парень заметный, неплохо одевался, то есть деньги были. Потом забросил работу, спал до обеда. Собственной машины нет, но водить вроде умеет – значит, была, пока не покатился по наклонной. Никого похожего на Ермолову люди вблизи его дома не видели.
– Домой не приводил, – сказал Варламов. – Встречались на нейтральной полосе. Видимо, боялся приводить домой – Ермолова девушка приличная, можно представить, какой у него дома клоповник…
– Думаю, он хороший артист, раз Ермолова его не раскусила, – предположил Разин. – Имел приличный гардероб из прошлой жизни, кое-какие манеры. Задурил девчонке голову, тянул из нее деньги. И, видимо, не только из нее. Оттого и не водил к себе, чтобы накладки не вышло.
– А что, учительская зарплата – предел мечтаний? – не поняла Лида. – Мог бы найти и более денежную кандидатуру.
– Не забываем про обеспеченных родителей Екатерины, – напомнил Варламов. – Отношения с отцом, может, и не сложились, но есть мать. Уверен, ее поддерживали материально.
«Основательно ее Ходасевич опустошал», – подумал Алексей. Вспомнились слова Валентины, как погибшая перехватывала у нее до получки.
– Послушайте, это самое… – как-то издалека начал Шабанов, – то, что мы знаем про этого клоуна… Дерганый, нервный, не работает… Вроде выпивает, но запашок – не всегда. Приводит к себе подозрительные компании, но публика не блатная… Наркоман, что ли?
Коллеги многозначительно промолчали. Наркомании в СССР не было – как и проституции. Во всяком случае, официально. Считалось, что в стране отсутствует социальная среда, в которой может развиваться наркомания. Явление характерно исключительно для загнивающего буржуазного общества. Отчасти так и было. Бичом советского общества являлся алкоголизм. Наркотики тоже имели хождение, но угрозу государственной безопасности не представляли. Использовался героин (до 1956 года его можно было купить в любой аптеке), марихуана, насвай, привезенный из Средней Азии. Полгода назад сотрудники уголовного розыска накрыли лабораторию, где студенты-химики изготавливали синтетическую дрянь, но огласки этот случай не получил.
– Так он же еще и распространяет эту гадость… – продолжал Шабанов свои умственные выкладки.
– Не будем теоретизировать, – Варламов кашлянул, – все возможно. Может ли этот экземпляр пойти на убийство? Вроде не с чего, Ермолова ему приносила только пользу в виде наличных. Но если Денис прав, и она узнала о его делишках? И в голове родился безумный план? Машины у Ходасевича нет, но мог угнать. Посадил даму якобы покататься по городу, а сам…
– Только в качестве смелой теории, – допустила Лидия, далеко не всегда соглашающаяся с начальством. – Исходя из того, что мы знаем о Ходасевиче, он бы забрал и деньги, и кулон. Может, и не дурак, но природу не переделаешь.
– Пока не допросим – не узнаем, – резюмировал Разин.
Брали Альберта живо, с огоньком. Как раз нарисовались Крюгер и сопровождающий его практикант. Виталик улыбался – значит, за это время никуда не влип.
У фигуранта Павла Ермолова действительно есть машина – «ВАЗ-2101», но на днях она сломалась и в данный момент стоит в гараже при пожарной части, где местные мастера обещали перебрать карбюратор. На ней он точно преступление не совершал. Но мог совершить на другой машине.
– Езжайте без меня, – отмахнулся Крюгер. – В отделе посижу, устал я чего-то. Должен же кто-то держать оборону.
Лида тоже осталась – с детства-де не любит улицу Мира и ее обитателей.
Виталик взмолился:
– Возьмите меня, товарищи! – Он ни разу в жизни не участвовал во всамделишном задержании!
Варламов поступил остроумно: почему бы нет? Мертвая Ермолова пыл не умерила, может, умерит лишенная романтики оперативная работа? Виталик клятвенно пообещал никуда не лезть, держаться сзади и умные советы не давать.
В пятом часу оперативники высадились у облупленного здания недалеко от ДК Ефремова. Улицу застраивали в конце 40-х годов – приличными двух– и трехэтажными зданиями с оригинальной архитектурой, которую с некоторым преувеличением назвали «венецианской». В начале 50-х район смотрелся прилично и даже оригинально. В нем проживали рабочие окрестного завода расточных станков. За три десятилетия дома полностью обветшали, их ни разу не ремонтировали. Отслаивалась краска, вываливались кирпичи из кладки. Территорию запустили, детские площадки практически отсутствовали. Во дворах громоздились утлые сараи, «живописно» пестрели ржавые крышки погребов, сохло на веревках белье – благо дни стояли теплые и сухие.
К дому решили не подъезжать – чтобы не нервировать аборигенов. Варламов лично возглавил группу. Шли по двое, практикант, как и обещал, держался сзади.
Пенсионеры под древним тополем резались в домино, смеялись, проводили глазами странную процессию. У открытого сарая молодые люди чинили старый мопед, общались исключительно матом. Это был своеобразный «анклав» – город в городе.
Гражданин Ходасевич проживал на второй линии от улицы Мира. Дом был добротный – с полукруглой аркой, ведущей во внутренний двор, с резным фронтоном, вычурными балкончиками, с которых отваливался бетон.
Виталик и Островой остались за деревьями. Шабанов обогнул здание, растворился в кустах акации. Алексей с Варламовым вошли в подъезд под взглядами престарелых гражданок, сидевших на лавочке. В подъезде воняло сырой штукатуркой. Хрустели ступени под ногами. Бетон крошился, обнажалась арматура. Ходасевич проживал на втором этаже, за щуплой дверью. Из-под ветхого дерматина торчали клочья ваты. Дверной звонок, как ни странно, работал.
Хозяин не открывал. Окна жилища выходили на задний двор, не мог он засечь гостей. Скорее всего, отсутствовал. Квартира не подавала признаков жизни. Варламов чертыхнулся.
– Ладно, давай вниз, подождем. Нарисуется, никуда не денется.
Бабушек у подъезда удалось разговорить. При слове «милиция» они нездорово возбудились, заявили, что этого оболтуса давно пора посадить. Никакого покоя от него! То музыка играет, то компании ходят, а потом он бегает в пункт приема стеклотары. То сам шныряет по двору со стеклянными глазами и ни на что не реагирует. Иногда, впрочем, выглядит прилично, здоровается, извиняется за неудобства. Неуравновешенный, в общем, тип. Опять же женщины сомнительного вида,
