которые частенько проникают в его берлогу…
– Сегодня вы его видели? – спросил Алексей.
– А как же, – ответствовала самая неравнодушная гражданка, – с час назад нелегкая унесла. Не доложил, когда вернется. Чего он натворил-то?
Алексей сообщил, что проводятся «профилактические мероприятия», и закруглил беседу. Из-за угла выглядывал Шабанов с обидой в лице – зря скатались. Топтались за деревьями Островой и практикант. Варламов поманил их пальцем, махнул Шабанову.
– В общем, так, братцы, наш друг отсутствует, надо подождать. Маячить всем составом – расточительно. Шабанов и Островой остаются, остальные на базу. Объявится Ходасевич, тащите в отдел.
– На чем тащить-то? – растерялся Островой, – Машину-то ведь заберете.
– На Емелиной печи тащите, – рассердился майор, – такси возьмете, не обеднеете. Не будет этот тип сопротивляться и пытаться бежать – он же не дебил, понимает, что найдем. Приметы помните?
– Мне даже фотку его на студии показали, – хмыкнул Островой, – смазливый такой, неприятный тип. Будь я женщиной, ни за что бы с ним не спутался.
– А это не он? – Практикант Виталик с открытым ртом смотрел куда-то в сторону.
Повернулись все разом, как по команде. Субъект в клетчатых штанах и кожаной безрукавке поверх пятнистой рубахи вывернул из-за деревьев и стал как вкопанный. На его плече висела сумка со схематичным изображением одной из московских высоток. Субъект сверлил глазами стоящих во дворе милиционеров. Оперативники были в штатском, но для набитого глаза – это та же форма!
Сегодня был тот день, когда Ходасевич выглядел прилично. Великовозрастный кукольный мальчик с гривой вьющихся темных волос. Он сморщился – все понял. Оперативники только начали движение, еще не вымолвили ни слова, а тот вдруг резко дернулся, развернулся и помчался прочь, подбрасывая ноги.
– Ходасевич! – ахнул Варламов. – Остановитесь, милиция!
Насчет «не дебила» он явно погорячился. Еще какой дебил! Ходасевич пулей просвистел между деревьями, пересек пустырь и нацелился в просвет между зданиями третьей линии.
– За ним! – крикнул Варламов.
Его обогнали на первой же стометровке. Озадаченно таращилась в спину местная шпана – что за беспредел в их районе?
Вырвался вперед практикант Виталик – снова не уследили! Впрочем, споткнулся о бордюр, отстал. Ходасевич пробежал между трехэтажками, ушел с пешеходной дорожки, перепрыгнул через низкую ограду. За ней располагалась единственная в округе детская площадка. Там загомонили дети, с интересом провожая глазами бегущих людей. Возмущенно заголосили взрослые.
Ходасевич несся как страус, ни разу не споткнулся. На искаженной физиономии явственно сквозил страх. Куда, резвые?! – на полной скорости руководство отдела обогнал практикант. Он бежал смешно, но быстро.
Варламов отстал, махнул рукой, дальше шел пешком, держась за сердце. Ходасевич миновал пустырь, пробился через кустарник. Бежали практически в след, по проторенной дорожке. И все же где-то замешкались, сбились с курса. Выпали из кустов – никого, только два трехэтажных строения в линию – здания, кажется, расселенные, но еще целые. В других домах обитали люди – между пустыми зданиями сушились простыни.
Опера растерянно озирались. Ходасевича след простыл, пока они лезли через кусты. Прямо побежать он не мог – запутался бы в простынях. Виталик шумно выдохнул и засеменил куда-то влево. Повторять его действия не стоило ни в коем случае! Справа на лавочке сидел худосочный мужик в кепке, удивленно хлопал глазами.
Алексей бросился к нему, выдергивая удостоверение:
– Милиция! Парень с сумкой, в клетчатых штанах куда побежал?
– Туда, – тощий гражданин показал большим пальцем вправо от себя.
Отлично. В обход крайнего строения убегала пешеходная дорожка. Чуть не повелись! Но двор покинуть не успели, хотя Шабанов и начал изображать чудеса спринтерского бега. В здании слева что-то загремело, раздался истошный крик. Что-то (или кто-то) покатилось по лестнице. Спина заледенела. Какого, спрашивается?!
Алексей стал как вкопанный, завертелся. Дал по тормозам Островой, криком остановил Шабанова. Из кустов, держась за грудь, проклиная подступающую старость, выбирался майор Варламов. Странное дело, тощий гражданин в кепке еще мгновение назад сидел на лавочке – и вдруг испарился! Повторился крик из пустующего дома. Чертов практикант!
Алексей прыжками помчался к единственному подъезду, влетел внутрь – дверь болталась на одной петле. Наверх тянулась лестница – вроде целая. У ее подножия сидел практикант Виталик, держался за голову. Кровь, по крайней мере, не шла.
– Цел? – ахнул Алексей.
– Кажется, цел, Алексей Егорович… – Виталик не говорил – лепетал, – ушибся малость, с самого верха – кубарем…
– Ты зачем сюда полез, горюшко луковое?! Нам преступника преследовать надо!
– Здесь он, Алексей Егорович, наверх побежал… Это он меня столкнул, я все ступени и пересчитал…
Какая занимательная выходила история! Наверху тряслись перила, доносился шум. Предполагаемый преступник бился в запертые двери. Может, дом не настолько уж и расселен? В каких только нечеловеческих условиях не обитают закаленные советские люди…
В подъезд ворвался Мишка Островой, за ним Шабанов, застряли в проеме, каждый норовил пролезть первым. Алексей опомнился, помчался наверх, перелетая через ступени.
Ходасевич действительно был здесь! Ай да практикант! Наверху что-то лязгало, скрипело. Метался загнанный преступник. Лезть в квартиру – то же самое, что в мышеловку. Затряслась приваренная к потолку лестница – он карабкался на чердак!
В считаные мгновения Алексей освоил лестничные пролеты. Наверху находились две квартиры, лестница на крышу. Люк нараспашку. Ноги Ходасевича в стоптанных ботинках еще не исчезли.
Алексей подпрыгнул, чтобы схватить его за штанину – неудачно. Куда его понесло, на крышу? К пожарной лестнице – если она есть? Вариант так себе, но лучше, чем в мышеловку!
На грозные окрики Ходасевич не реагировал, голову потерял от страха. Алексей вскарабкался на чердак, чихал, продираясь сквозь паутину, спотыкался о какие-то доски. Еще одна короткая лестница на «свободу» – и на ней отметились каблуки Ходасевича. Теперь капитан не отставал.
Яркий свет ударил по глазам. Солнце опускалось, слепило. Скрипел и ломался шифер под ногами. Альберт тяжело дышал, охнул, когда прогнулось под пяткой кровельное покрытие. Алексей, осторожно наступая, вытянул пистолет, но пока не трогал затвор. Ходасевич пятился короткими шажками. Физиономия побелела, паутина застряла в спутанных волосах. Лямку от сумки он перевесил за голову, не желая с ней расставаться.
Крыша имела наклон – не критический, но ощутимый. Ходасевич просчитался – пожарная лестница находилась в другой стороне. Он добрался до карниза, стоял практически на краю.
– Набегался, дурачок? – спросил Алексей. – Вставай на колени и ползи, я тебя вытащу. Да шустрее, парень, а то прострелю тебе что-нибудь.
– Чего привязались? – процедил беглец. – Я ничего не сделал.
– А зачем бежишь, если ничего не сделал? Ты же не урка, Ходасевич, нет у тебя такого в крови – бегать от милиции в любой неясной ситуации. Раз бежишь, значит,
