3
Прибытие рейса из Мадрида задерживалось на сорок пять минут. Настя немного послонялась по аэропорту, потом не выдержала и позвонила Юре Короткову.
– Аська! – обрадовался он. – Ты куда пропала с утра пораньше? Я тебе с восьми часов названиваю, а тебя дома нет. Хотел еще вчера вечером позвонить, да пришел поздно, не решился тебя будить.
– А что, есть новости?
– Как посмотреть. Ты знаешь, кто был тот злостный хулиган, чье дело сперли у Бакланова?
– Нет. Фамилию знаю, но она мне ничего не говорит. А кто он?
– Имиджмейкер Владимира Тарсукова.
– Да что ты?! Самого Тарсукова?!
– Ну, а я о чем! Уж не знаю, какую телегу этот придурок Бакланов направил в аппарат президента, но подозреваю, что ее и в природе-то не было. Кишка у него тонка бумаги Тарсукову слать. Но если и послал, то сам Владимир Игнатьевич, я так думаю, распорядился, чтобы ее никто, кроме него самого, не читал. Представляешь, какой был бы скандал, если бы оказалось, что Тарсуков, краса и гордость российской экономической политики, формировал свой публичный образ, руководствуясь консультациями пошлого хулигана. Наши отечественные домохозяйки его обожают, и вдруг такой удар!
– Да, Юрасик, озадачил ты меня, – протянула Настя, втайне радуясь: есть чем занять мозги, пока к Москве подлетает роскошный воздушный лайнер с мадридским шутником на борту.
– У тебя какие планы на сегодня? – спросил Коротков.
– Неопределенные. Я сейчас в Шереметьеве, встречаю какого-то маминого приятеля из Мадрида, потом везу его в гостиницу, далее – по усмотрению сторон. А у тебя есть предложения?
– Давай встретимся на ВДНХ, – предложил он. – Привози туда своего страстного испанца, покажи ему наше народное гульбище с песнями и плясками, а мы заодно кое-что обсудим.
Настя поняла, что у Юры дома очередной скандал и он ищет, куда бы ему уйти. Обычно в таких случаях он уходил на работу. Собственно, и сейчас он собирался сделать то же самое.
– Ты сейчас в контору? – спросила она.
– Догадалась? – уныло ответил он. – Куда ж еще, в контору, известное дело.
– Давай встретимся в четыре часа у того павильона, где мы летом шашлык ели. Помнишь?
– Помню, – обрадовался он. – Спасибо тебе, Аська, ты всегда меня выручаешь. Попробую Люсе позвонить, вдруг она тоже сможет вырваться. Будет развлекать твоего Эскамильо, пока мы пошепчемся.
Оставшиеся до прилета полчаса Настя провела в машине. Она опустила стекло, откинулась на спинку сиденья, закурила и прикрыла глаза. Три дела. Три дела. Какое из них? Дело о хулиганстве, конечно, теперь выглядит совсем по-другому. Если уж и красть, то только его. Слишком многое поставлено на карту, особенно с учетом современной политической ситуации. Война в Чечне заметно повлияла на расстановку сил в высших кругах, Тарсуков был в команде президента, и камень в его огород – это бомба, подложенная под законно избранного лидера. Папка с материалами уголовного дела, бросающими тень на одного из приближенных президента, нужна в равной мере как самому Тарсукову, так и его противникам. Ему – чтобы скрыть, им – чтобы обнародовать. И в том, и в другом случае кража – вполне приемлемый способ решения задачи. Хотя, пожалуй, Тарсукову проще было бы действовать старым испытанным способом: деньгами и звонками. А если не получается – тогда, конечно, кража. Только с одной оговоркой: нужно было хорошо представлять себе характер следователя Бакланова и быть уверенным, что он не начнет звонить во все колокола по поводу украденных дел. Нужно было точно знать, что Олег Николаевич Бакланов – дурак и трус. Впрочем, эти сведения вряд ли составляли тайну Версальского дворца. Тот, кто решился на кражу, был неплохим психологом и правильно предугадал реакцию следователя. Или договорился с ним, посулив большие деньги в виде компенсации за неприятности по службе? Ничего себе неприятности! Уголовное дело по обвинению в халатности – это все-таки не выговор, пусть даже и строгий. Конечно, посадить не посадят, но кровушки попьют. Нет, что-то не очень вытанцовывается.
Если же кража – дело рук противников Тарсукова, то им-то как раз наплевать на шум, который может поднять следователь, для них главное – чтобы дело не прикрыли и не замолчали, им нужно иметь в руках подлинники протоколов, в которых написано, как грубо и недостойно вел себя гражданин Свиридов, какими нецензурными витиеватыми фразами изъяснялся, как отправлял естественные надобности на глазах у изумленной публики и комментировал этот процесс, поясняя, что выражает таким образом свое отношение к политической платформе одной из парламентских фракций. Документ, судя по всему, весьма пикантный. Объяснения же протрезвевшего Свиридова, насколько их смог припомнить следователь, отличались яркой образностью и не принятой в политических кругах прямотой, содержали контробвинения в адрес ряда крупных политиков и хотя и не свидетельствовали о развитом интеллекте имиджмейкера Владимира Игнатьевича Тарсукова, но тоже были бы кое-кому небезынтересны, а кое для кого – небезопасны. Если не знать, кто такой Свиридов, то ко всем этим документам можно относиться как к плоду воспаленного воображения человека, свихнувшегося на почве политической активности. Таких сейчас, слава богу, пруд пруди. Именно поэтому дело о хулиганстве и показалось Насте с самого начала бесперспективным, не тянущим на роль главного объекта кражи. Но если понимать, что все сказанное может оказаться не домыслами, а правдой, тогда дело другое.
Дело о злостном хулиганстве, совершенном гражданином Свиридовым, было простым и понятным, но очень привлекательным для заинтересованных читателей. Дело же о самоубийстве Григория Войтовича было абсолютно не интересным с точки зрения его похищения. Но дело это Насте почему-то не нравилось. И было еще третье дело о групповом разбое. Будем надеяться, что Коротков выяснил о нем достаточно, чтобы можно было делать выводы.
Настя взглянула на часы и нехотя вышла из машины. Пора было идти в зал прилета.
Подруга Юры Короткова Люся, она же майор милиции Людмила Семенова, работала старшим научным сотрудником в одном из научно-исследовательских учреждений Министерства внутренних дел, а до этого была следователем. Юра познакомился с ней два с половиной года назад во время расследования убийства Ирины Филатовой, Люсиной коллеги и подруги. С того момента влюбчивый Коротков приостановил свои амурные похождения и терпеливо ждал, когда вырастут его и Люсины дети, чтобы можно было вступить в новый брак. Как ни странно, но ему удалось вытащить Люсю в воскресенье прогуляться по выставочному комплексу, который все по старой памяти продолжали называть ВДНХ.
Они медленно прогуливались по огромной территории комплекса, держась за руки и наслаждаясь так редко выпадающей в последнее время возможностью побыть вдвоем и спокойно поговорить. Но разговор почему-то все время съезжал с личных проблем на служебные.
– Когда ты работала следователем, у вас за сроками строго следили? – спросил Коротков, разрывая обертку на мороженом и отхватывая крепкими зубами солидный кусок.
– Еще как. Два месяца прошло – бежишь к прокурору срок продлевать, день в день, чтобы не опоздать. За вторым продлением придешь – он обязательно дело возьмет, прочитает и устроит тебе показательное выступление на тему: вы четыре месяца бездельничали, в деле никаких материалов нет, чем вы там занимались столько времени, а теперь хотите, чтобы я вам срок продлевал. Примерно в таком духе. А почему ты спросил? Ты же сам прекрасно все знаешь.
– Люся, а может такое быть, чтобы дело лежало у следователя месяцами без всяких продлений?
– Теперь все может быть. На следствии такой бардак творится – уму непостижимо. Никому ни до чего дела нет. Никто никого не проверяет и не контролирует. Все под честное слово, а то и вообще без него. Ты мне не ответил, откуда такой пристальный интерес к проблемам предварительного следствия.
– Понимаешь, Люсенька, я столкнулся с тем, что у следователя украли четыре уголовных дела, а он молчит, как воды в рот набрал. Пока его к стенке не приперли, он никому и не сказал, что у него дела украдены. Вот я и пытаюсь разобраться, как такое может быть.
– Да элементарно, Ватсон, – пошутила Людмила. – Кому могут понадобиться материалы дела? Прокурору и самому следователю. Больше никто не имеет права требовать, чтобы их показали. Правильно?
– Ну, правильно, – согласился Коротков.
– Прокурор их не требует, потому что ему наплевать. Сам следователь перед оперативниками делает вид, что все в порядке, они работают, он с умным видом кивает, дает им новые поручения, а сам потихонечку новую папочку заводит, протоколы по памяти восстанавливает, потом вызовет под каким-нибудь благовидным предлогом основных свидетелей и потерпевшего, допросит их, подписи на те протокольчики скопирует – и вся недолга. Если в деле были фотографии с места происшествия – так они и у экспертов есть, всегда можно попросить отпечатать снимки еще раз, мало ли для чего. Допустим, для следственного эксперимента. Мол, первые фотографии в дело вклеены, папка тяжелая, не тащить же ее с собой. Конечно, есть документы, которые продублировать невозможно, но, Юра, я тебя уверяю, опытный следователь почти для любой краденой бумажки легенду придумает, чтобы получить дубликат. Тем более сейчас и легенда-то не особо нужна, я же повторяю, никому ни до чего дела нет, никто никого не проверяет. А уж если преступление раскрыто и сыщики рядом с ним не крутятся, то можно просто забыть о нем, как о вчерашнем сне. Какие дела-то украли?
