– Читал. Но при чем здесь Лаврентьев? Она не назвала ни одного конкретного имени, только общие слова.
– Конечно. Она же не самоубийца. Эй, ты куда? А поцеловать?
Пришлось вернуться, подойти к Зое. Когда он наклонился, она обхватила его за шею и притянула к себе.
– Заинька, прости, я ужасно спешу! – Он попытался вырваться, но хватка у его жены была крепкая.
Через двадцать минут он опять влез в штаны и натянул пуловер, бормоча извинения:
– Ты же знаешь, Заинька, утром, особенно в спешке, у меня ничего не получается.
– Да, Коля, поспешишь – людей насмешишь. – Она зевнула и отвернулась.
…Кроме Гроша, в кафе никого не было. Зацепа заказал себе кофе и горячие булочки с маслом. Грош медленно тянул свежий апельсиновый сок.
– Мы, кажется, нашли его, – сообщил он с широкой, ясной улыбкой.
– Где?
– В психушке. Надо, конечно, кое-что уточнить, но, скорее всего, это он. Ты оказался прав, когда сказал о сводках происшествий. Все сошлось. Мои люди, которых ты назвал кретинами, вычислили каждый его шаг. – Грош вдруг замолчал, отвернулся и стал смотреть в окно.
– Давай, Мотя, выкладывай, не томи, – прошептал Зацепа.
– Нет, Коля, сначала ты выкладывай, – Грош покачал головой и неприятно усмехнулся, – это сейчас значительно важней.
– Что? – У Зацепы глаза на лоб полезли от такого тона, а Грош продолжал, как ни в чем не бывало:
– Ты вроде бы взрослый человек, Коля, профессиональный дипломат, умный, хитрый. Чего же ты так вляпался, мой дорогой?
– Слушай, ты можешь без дурацких намеков? – рассердился Зацепа. – Я сам знаю, что вляпался, потому и обратился к тебе за помощью.
– Коля, некогда болтать, давай-ка ты честно, без фокусов, расскажешь мне, что произошло на самом деле.
– Я уже все рассказал. Мне нечего добавить.
– Уверен?
– Абсолютно.
– Ну тогда повтори. А то я забыл.
– Мотя, что за тон? Я заплатил тебе аванс.
– Я могу вернуть деньги, прямо сейчас. Хочешь? Они у меня с собой.
– Не понимаю, тебе мало, что ли? Так бы сразу и сказал. Что ты все крутишь?
Официантка принесла кофе и булочки для Зацепы, еще один сок для Гроша. Когда она отошла, Грош заговорил, медленно и так тихо, что Зацепе пришлось перегнуться к нему через стол:
– Ты сказал, Коля, что случайно переспал с девушкой, которая оказалась малолеткой. На тебя нашло затмение. Ты никогда раньше не изменял своей жене и никакой патологической тяги к маленьким девочкам не испытываешь. Но тебе страшно не повезло. Она, эта малолетка, буквально силой затащила тебя, бедного, в койку в какой-то чужой квартире, а потом оказалось, что она снимается в детском порно, и ее хозяин стал тебя шантажировать. Так? Я ничего не упустил?
Зацепа молча кивнул и принялся размешивать сахар в чашке.
– А скажи, пожалуйста, Коля, чего ради ты второй год подряд снимаешь квартиру на Профсоюзной?
– Откуда ты знаешь?
– Ну привет! – Грош противно, визгливо рассмеялся. – Я же сам тебе это устроил. Да-а, Коля, совсем плохи твои дела!
Зацепа взмок. Он вспомнил, что именно Грош познакомил его с хозяйкой квартиры в доме напротив спортивного центра. Он не рискнул обращаться ни к кому другому и тем более искать квартиру через Интернет или газеты. Грош, как сейчас, так и тогда, казался ему самым надежным человеком, может, даже единственным из его знакомых, кто умеет держать язык за зубами.
Что же получается? Грош ведет двойную игру? Он сам поставил там скрытую камеру? Он давно знаком с этим Марком? Они в сговоре и вместе раскачивают его, Зацепу? Вон, как он смотрит в глаза, не моргая, будто прямо в душу хочет влезть. А там, в душе, между прочим, все еще живой, корчится и стонет Кастрони.
– Вспоминай, Коля, как ты мог наследить? Что ты ей дарил? Где ты с ней появлялся? Кому она могла рассказать о тебе? Ну давай, Зацепа! Она знала твое настоящее имя?
– Нет, – выдохнул Николай Николаевич, – почему ты сказал – «знала»?
– Потом объясню. Скажи, ты что, встречался с ней два года и только сейчас выяснил, что она проститутка и снимается в порно?
– Она не проститутка! – вскрикнул Кастрони. – Как ты смеешь?!
Грош рассмеялся. Смех у него был высокий, почти женский. Воспользовавшись паузой, Зацепа дал Кастрони по башке кулаком и заставил заткнуться.
– Мои люди ждут звонка, – сказал Грош. – От того, что ты сейчас скажешь, зависит, как они станут действовать дальше. Я должен понять, можно тебя отмазать или нет. Учти, времени совсем мало. Решение надо принимать сейчас, сию минуту.
– Что значит – отмазать? Что ты хочешь от меня услышать?
– Правду, Коля. Только правду. Ты что, серьезно ни о чем не догадывался?
– Нет. Пока она сама не рассказала, я не мог себе представить!
– Ну ты даешь! Что, нельзя было заранее подстраховаться? Почему ты сразу мне не сказал, не объяснил, зачем тебе понадобилась эта хата на Профсоюзной и чем ты там намерен заниматься? Я бы проверил девчонку и предложил бы тебе другие варианты, более разумные, безопасные. Я же представить не мог, что ты – один из нас. Когда ты снял квартиру, я думал, у тебя нормальная взрослая любовница.
– Подожди, – Зацепа поморщился и замотал головой, – я не понял, что ты имеешь в виду? Из кого – из вас?
– Коля, возьми себя в руки, – Грош тяжело вздохнул, – все ты прекрасно понял. Если тебя тянет к малышам, к девочкам или мальчикам, это нормально. Ты не один такой. Просто не надо терять голову, распускать сопли, становиться сентиментальным и выдумывать высокие чувства там, где происходит обычная сделка. А ты подставился. И косвенно подставил всех нас. Ладно. Об этом после. Значит, ты ей своего настоящего имени не называл? Ну давай, подробней.
– Она думает, что я итальянец. Я никогда не говорил с ней по-русски.
– Так. Молодец. Отлично. Где вы бывали вместе?
– В ресторанах. В бутиках. В Серебряный Бор ездили, на пляж. Один раз были в ночном клубе.
– Хорошо. Ты знал, что она дочь Качалова?
– Да.
– И это тебя не насторожило, не остановило? Ну? Что молчишь? Или ты считал, что у тебя с этой малышкой настоящая взаимная любовь, чистые возвышенные отношения? Кстати, твой итальянский псевдоним случайно не Ромео? Это было бы здорово.
– Николо Кастрони, – взвизгнуло внутреннее нечто, на мгновение опомнившись.
– Как? – Грош захохотал. – Вот класс! Слушай, Коля, у тебя, оказывается, неплохое чувство юмора. «Кастрони» – это ведь лучший магазин деликатесов в Риме. И малышка тебе верила?
– Да… кажется, да. Я не понимаю, Мотя. Прости, я не понимаю, что происходит? К чему все эти вопросы?
– Потерпи еще немного. Скоро объясню. Вспоминай, что ты ей дарил?
– Ничего. То есть я покупал ей одежду, давал деньги.
У Зацепы кружилась голова. Он так и не притронулся ни к кофе, ни к булочкам. Сердце его прыгало и дергалось. Там, в сердце, в раскаленном мышечном мешке, бился в судорогах Кастрони.
– Значит, ты уверен, что никак не наследил за эти два года?
– Не знаю. Я, собственно, потому и обратился к тебе, Мотя, чтобы ты это проверил.
Грош помолчал, наконец произнес:
– Ну, ладно. Я постараюсь довести свою работу до конца. – Он взял мобильник, набрал номер, проворчал: – Черт, они там что, уснули? Да! Ну? Понятно. Молодец. Ты все сделала правильно. Паспорт держи пока у себя, выясни, что там, по адресу прописки… Правда, что ли? Двадцать два года? Интересно… Ладно, я сам подъеду, поговорю с ней. Когда? Через час-полтора. У меня еще дела.
– С кем – с ней? – спросил Зацепа, когда Грош убрал телефон.
– С девкой, которая в квартире. – Грош встал, вытащил бумажник, бросил на стол несколько купюр. – Все, Коля, прости, мне пора.
– Подожди, кому двадцать два года? Они сказали, ей на вид не больше четырнадцати.
– Так это на вид. – Грош криво ухмыльнулся.
– Погоди, Мотя, а с ним, с этим ублюдком, что вы собираетесь делать?
– А что бы ты хотел, Коля? Чего бы ты ему пожелал, нашему гордому одинокому другу? Долгих лет жизни? Ладно, все, давай, я позвоню.
