— Простите, инспектор?
— Вы когда-нибудь возили в его машине детей, ездили в детский сад или еще куда-нибудь? Понимаете?
Лицо Санпхета оставалось непроницаемым, он только еще чуть выпрямился на стуле.
— Понимаю. Посол был не из таких, — ответил он.
— А откуда вы знаете?
Незнакомый человек взглянул на них поверх газеты, и Харри понял, что повысил голос. Санпхет поклонился.
Харри почувствовал себя дураком. Ощутил, насколько туп, жалок и мокр от пота. Именно в такой последовательности.
— Мне жаль, — сказал он. — Я не хотел вас обидеть.
Но старый шофер отвернулся в сторону и притворился, что ничего не слышит. Харри встал.
— Нам пора. Я слышал, вы любите Грига, поэтому принес вам вот это.
И он протянул шоферу кассету.
— Это его симфония до минор. Она была впервые исполнена только в 1981 году, и я подумал, что у вас, может, ее нет. Все, кто любит Грига, должны иметь ее. Пожалуйста, возьмите.
Санпхет встал, с удивлением взял кассету и уставился на нее.
— Прощайте, — сказал ему Харри, неуклюже, но старательно изобразив вай, сложив ладони и поклонившись, и махнул рукой Нхо, собираясь уходить.
— Подождите, — сказал вдруг старик. Его взгляд все еще был прикован к кассете. — Посол был славным человеком. Но вовсе не счастливым. У него была одна слабость. Я не хочу бросать тень на умершего, но, боюсь, он больше проигрывал, чем выигрывал на скачках.
— Так бывает, — ответил Харри.
— Да, но никто не терял при этом более пяти миллионов батов.
Харри попытался сосчитать в уме. Нхо пришел ему на помощь:
— Сто тысяч долларов.
Харри присвистнул.
— Допустим, у него были на это средства…
— Не было у него средств, — отрезал Санпхет. — Он занимал деньги у каких-то акул Бангкока. В последние недели кредиторы осаждали его по телефону. — И он посмотрел на Харри. Трудно было понять, что выражают эти азиатские глаза. — Лично я считаю, что долги надо отдавать, но если кто-то убил его из-за денег, то его надо наказать.
— Значит, посол был человеком несчастливым?
— Жизнь у него была нелегкая.
Внезапно Харри кое-что вспомнил.
— Вам что-нибудь говорит запись «Ман Ю»?
Старик вопросительно взглянул на него.
— Она была сделана в календаре посла в день убийства. Но я проверил программу телепередач, и в тот день не показывали игру «Манчестер Юнайтед».
— А, «Манчестер Юнайтед», — заулыбался Санпхет. — Так это же Клипра. Посол звал его «мистер Ман Ю». Клипра ездил в Англию, чтобы посмотреть, как они играют, и купил себе массу акций этого клуба. Очень необычный человек.
— Посмотрим, я поговорю с ним позже.
— Если найдете его.
— Что вы имеете в виду?
— Люди не могут найти Клипру. Это Клипра находит людей.
Этого еще не хватало, подумал Харри. Прямо герой комиксов.
— Долги по скачкам кардинально меняют всю картину, — заявил Нхо, когда они сели в машину.
— Может быть, — ответил Харри. — Три четверти миллиона крон большая сумма, но достаточная ли?
— В Бангкоке убивают и за меньшие деньги, — сказал Нхо. — За гораздо меньшие, уж поверь.
— Я думаю не об акулах-кредиторах, а об Атле Мольнесе. Ведь он из богатой семьи. И имел возможность заплатить, особенно если ему угрожали расправой. Что-то здесь не сходится. Как тебе господин Санпхет?
— Он лгал, когда говорил о мисс Ао.
— Да? А почему ты так думаешь?
Нхо не ответил, лишь загадочно улыбнулся и указал пальцем на свою голову.
— О чем ты, Нхо? Ты что, всегда знаешь, когда люди говорят неправду?
— Меня мать научила это угадывать. Во время вьетнамской войны она зарабатывала игрой в покер на Сой-Ковбой.
— Ерунда! Я знаю полицейских, которые всю жизнь допрашивали людей, и все они говорят одно и то же: хорошего лжеца никогда не распознаешь.
— Надо уметь видеть. Лжеца можно заметить по мелочам. Вот ты, например, едва шевелил губами, когда говорил, что все почитатели Грига должны иметь у себя эту запись симфонии.
Харри почувствовал, как краска приливает к щекам.
— Кассета оказалась случайно у меня в плеере. А один австралийский полицейский в свое время рассказывал мне о григовской симфонии до минор. И я купил ее в память о нем.
— Во всяком случае, это подействовало. — Нхо едва увернулся от грузовика, который, грохоча, летел прямо на них.
— Какого черта! — выкрикнул Харри. — Он ехал не в том ряду.
— Но он больше, — пожал плечами Нхо.
Харри взглянул на часы.
— Нам пора уже быть в Управлении, а еще я должен успеть на похороны. — И он с ужасом подумал о теплом пиджаке, висевшем в шкафу рядом с его «кабинетом». — Надеюсь, в церкви есть кондиционеры. Зачем, скажи на милость, заставлять нас сидеть на улице, жарясь на солнце? Отчего старик не пригласил нас в тенек?
— Гордость, — объяснил Нхо.
— Гордость?
— Он живет в крохотной комнатенке, совсем не такой шикарной, как машина, на которой он разъезжает, и место, где он работает. И ему неудобно приглашать нас к себе, он боится и сам опозориться, и нас обидеть.
— Странный человек.
— Это Таиланд, — добавил Нхо. — Я тоже не пригласил бы тебя к себе. Я предложил бы тебе чаю на лестнице.
Он резко свернул направо, и от него в испуге шарахнулись две моторикши на деревянных колесах. Харри машинально выставил руки вперед.
— Я ведь…
— …больше. Спасибо, Нхо, я усвоил это правило.
— Прах к праху, — произнес сосед Харри, перекрестившись.
Это был крепкий мужчина, загорелый, голубоглазый, его облик заставил Харри подумать о мореной древесине и линялой джинсовке. На нем была шелковая рубашка: расстегнутая у шеи, она обнажала массивную золотую цепь, поблескивающую на солнце. Нос покрывали красные прожилки, и загорелый череп просвечивал словно бильярдный шар сквозь поредевшую шевелюру. Благодаря своим живым глазам Руал Борк казался гораздо моложе своих семидесяти лет.
Он разговаривал громко, нисколько не стесняясь того, что находится на похоронах. Певучий нурланнский диалект разносился под сводами церкви, но никто не оборачивался с осуждающим видом.
Когда они вышли из крематория, Харри представился собеседнику.
— Надо же, рядом со мной все это время стоял полицейский, а я и не знал. Хорошо еще, не сболтнул чего лишнего, а то это дорого бы мне обошлось. — И он оглушительно захохотал, протянув для приветствия по-стариковски сухую, узловатую руку. — Руал Борк, малообеспеченный пенсионер, — с иронией произнес он, но глаза при этом остались серьезными.
— Тонье Виг рассказала мне, что вы для здешней норвежской колонии — что-то вроде духовного лидера.
— Должен вас разочаровать. Как видите, я всего лишь старый, немощный человек, а вовсе никакой не лидер. К тому же я переместился на периферию и в прямом и в переносном смысле.
— Вот как?
— В обитель греха, таиландский Содом.
— В Паттайю?
— Именно так. Там и другие норвежцы, которых я пытаюсь научить уму-разуму.
— Позвольте, я тогда скажу напрямик, Борк. Мы пробовали созвониться с Уве Клипрой, но его охрана говорит, что не знает, где сейчас Клипра и когда вернется.
Борк ухмыльнулся.
— Это похоже на Клипру.
— Как я понял, он предпочитает сам выходить на людей, но мы-то занимаемся расследованием убийства, и у меня мало времени. Я слышал, что вы близкий друг Клипры, что-то вроде связующей нити между ним и окружающими?
Борк наклонил голову набок.
— Я не его адъютант, если вы это имели в виду. Но вы правы в том, что я иногда являюсь посредником в его контактах. Клипра неохотно общается с незнакомыми людьми.
— Именно вы были посредником между Клипрой и послом?
— Да, но только в первый раз. Клипре нравился посол, и они много общались друг с другом. Посол ведь тоже был родом из Суннмёре, пусть и хуторянин, не то что Клипра, исконный житель Олесунна.[15]
— Странно, что его не было на похоронах, не так ли?
— Клипра постоянно в разъездах. Он уже несколько дней не отвечает на звонки, так что думаю, он сейчас на своих объектах во Вьетнаме или Лаосе и даже не подозревает, что посол умер. Новость-то эта не так широко освещается в прессе.
— А что тут освещать, если человек скончался от сердечной недостаточности? — проговорил Харри.
— И потому сюда прибыл норвежский следователь? — задал вопрос Борк, утирая пот большим белым носовым платком.
— Обычное дело, когда за границей умирает посол, — парировал Харри и написал на обороте визитки телефон Управления полиции. — Вот мой номер, если надумаете позвонить, когда появится Клипра.
Борк изучающе посмотрел на визитку и, казалось, что-то хотел добавить, но, передумав, сунул ее в нагрудный карман и кивнул.
— Во всяком случае, у меня есть теперь ваш телефон, — сказал он, прощаясь, и пошел к своему старому «лендроверу». Позади него, занимая пол-тротуара, поблескивала свежевымытым красным лаком другая машина. Тот самый «порше», который Харри уже видел у дома Мольнеса.
