Словно высокое напряжение лейденской банки было разлито в атмосфере. Но ощутить его мог только весьма опытный человек. Так на первый взгляд все смотрелось благостным и спокойным. Сидят трое человек на берегу, наслаждаются прекрасным сентябрьским деньком и о чем-то мирно беседуют… Только вот мирной их беседа никак не была!
– Вы же буквально только что овдовели, – продолжал Гуров нажимать на Екатерину, – суток не прошло, как вы стали свидетельницей насильственной смерти, что ни говорите, а неплохо знакомого вам человека. И вот – безмятежно принимаете солнечные ванны… Как хотите, но такое душевное спокойствие граничит с бездушием!
– Только не надо ярлыки наклеивать, – раздраженно сказала Екатерина Федоровна. – Глупое это занятие, господин полковник!
– Я отнюдь не наклеиваю ярлыки, – пожал плечами Гуров. – Я попросту называю вещи своими именами, а это несколько другое дело, а?
Странно выглядели эти три человека, расположившиеся на узкой полоске ярко-желтого песка у самой воды, плохо они совмещались друг с другом! Лев Гуров в сером костюме спортивного покроя, Аслан Резоев с внешностью киногероя и не сходящей с лица белозубой улыбкой, а между ними – хмурая красавица в бикини…
«Вот мы со Станиславом головы ломаем, – думал Гуров, – а может быть, все совсем просто и в случае с Алексем Давиденко мы столкнулись с самой примитивной бытовухой? Эти двое, скорее всего, любовники. И если представить, что после смерти Алексея Борисовича остается богатая молодая вдова… Вот вам и мотив!»
Версия казалась пусть не безупречной, но, по крайней мере, приемлемой, не хуже других, причем лежала она на поверхности. Вот именно последнее обстоятельство и мешало полковнику Гурову отнестись к ней действительно серьезно!
«Э, нет! – возразил он сам себе. – Такой простой ответ на все наши вопросы слишком уж напрашивается. Напрашивающиеся ответы весьма часто оказываются неполными, а при более глубоком рассмотрении вопроса и вовсе ошибочными, это мне хорошо известно из практики. Кроме того, сам Аслан Резоев застрелить Давиденко никак не мог, потому что ветка его не выдержала бы, сломалась. И никак подобная версия не объясняет смерти Сарецкого, его-то уж точно не Аслан Резоев убил, по описанию Станислава – ничего похожего на этого мачо. Это я легких путей ищу… Хоть алиби у него я, конечно, проверю. Но не сейчас. Кстати, убийство в ОБХЗ и вообще вся тема с боевыми отравляющими веществами в версию бытовухи опять же никак не укладываются, а я глубоко убежден, что какая-то связь между всеми преступлениями имеется, уже хотя бы потому, что орудие убийства в первых двух случаях – одно и то же!»
– Скажите, – решил он сменить тему, – ведь у Алексея Борисовича был кабинет в помещении интерната, в основном корпусе, который находится здесь неподалеку?
– Само собой, – с некоторым удивлением ответила Екатерина, а Аслан Резоев утвердительно кивнул.
– Так почему он предпочитал работать в головном офисе, а не поближе, так сказать, к своим питомцам? Зачем вообще было арендовать помещение под головной офис в центре Москвы, ведь это обходилось в очень большие деньги? Но суть не в этом, меня, собственно, больше интересует другой вопрос: как часто Давиденко работал именно здесь и, еще конкретнее, – как часто он работал непосредственно с вашими воспитанниками, вступал ли он с ними в личный контакт. Иными словами, превратился ли Алексей Борисович в чистого администратора, пусть весьма высокого уровня, или оставался практикующим педагогом?
– Офис в центре Москвы – это престижно, – чуть презрительно, точно говоря с несмышленышем, ответила Екатерина, – а интернат никак уж не бедствовал в финансовом отношении, тем более что интернат не только сам зарабатывал! Нас патронировал отцовский фонд «Инициатива», были еще и другие спонсоры.
«И только вопросы престижа? – подумал Гуров. – Да, конечно. Но я думаю, что есть и еще одна причина. Ведь абсолютное большинство преподавателей, воспитателей и прочего персонала „Палестры“ работают именно здесь, в Битце, а вот туда, в Потаповский переулок, явно допускались не все, а только избранные, те, кому Алексей Давиденко доверял. Например, Анджей Сарецкий. И если Давиденко вел какие-то секретные или не слишком законные дела, то вел он их не отсюда, а именно из Потаповского, чтобы не светиться тут. Какие дела? Да хотя бы как-то связанные с боевыми ОВ. Не дают мне покоя эти два листочка ксерокопии!»
– Что до второго вашего вопроса, – продолжала Екатерина Федоровна, причем глаза ее сузились и веки подрагивали, словно ее слепил яркий солнечный свет, отражающийся от водяного зеркала, – то… последнее время Алексей занимался именно администрированием, а не практической работой с подростками. Нет, полноценного контакта с воспитанниками у него не было уже давно.
«И снова ты мне врешь, – удовлетворенно подумал Лев, от которого не укрылась странноватая реакция женщины на совершенно невинный вопрос. – Не слишком умело, кстати. Понять бы еще почему. Вот по словам покойного Сарецкого, ваш спецконтингент, подростки „Палестры“, Давиденко чуть ли не боготворил, и я склонен верить ему, а не тебе. Значит, и контактировал он с ними по полной программе, но ты почему-то не хочешь, чтобы я знал об этом. Словом, пора отправляться в „Палестру“, пора посмотреть на детище Алексея Борисовича своими собственными глазами, благо здесь недалеко и провожатый у меня есть. Предложу Аслану Резоеву выступить в роли моего экскурсовода. Тем более что те, кто остался в интернате за начальство, хорошо его знают, не так ли? И вот что очень неплохо было бы выяснить: когда и с чьей подачи Аслан Резоев попал в „Палестру“? Но спрашивать об этом впрямую я не стану, подожду вечерней встречи со Станиславом, у него уже должны быть данные на весь персонал специнтерната».
Полковник Гуров поднялся из шезлонга, собираясь попрощаться на сегодня с не слишком гостеприимной хозяйкой дачи и предложить Резоеву сопровождать его в «Палестру». Два километра вверх по течению – это совсем близко, и Гуров планировал оставить «Пежо» около дачного участка Давиденко и прогуляться с учителем физкультуры до интерната пешочком. Он хотел поговорить с Резоевым с глазу на глаз. А почему бы нет? Погода превосходная, и такая прогулка может доставить истинное удовольствие, особенно в обществе интересного собеседника. Не согласится? Да куда он денется и с чего бы ему упрямиться?
Согласился, конечно, причем с видимым удовольствием. Похоже, то, что здесь, на берегу, они вдруг оказались втроем, действовало на нервы не только Катюше, но и Резоеву. Гуров гадал, почему Екатерина Федоровна не предупредила Резоева о предстоящем визите милицейского полковника, времени у нее было предостаточно. Напрашивалось единственное объяснение: видимо, у того был отключен мобильник.
…Именно то, что Лев Иванович уже поднялся из шезлонга и оказался стоящим рядом с Екатериной, которая все еще сидела, щурясь на Гурова снизу вверх, через несколько секунд спасло ей жизнь.
Над гладью воды внезапно послышалось резкое стрекотание, очень похожее на звук мотоциклетного мотора. И не удивительно, что похожее, потому что издавал его именно водяной мотоцикл, точнее, гидроцикл – легкий одноместный скутер. Машинки такого типа появились на водных просторах России сравнительно недавно, и привыкнуть к ним еще не успели. Больше всего такой скутер напоминает слегка вытянутый таз, да и по водоизмещению его практически не превосходит. Его движение очень похоже на движение гладкого камешка, когда его бросают, чтобы получить цепочку «блинчиков». Главное достоинство гидроцикла такого типа – предельная простота в управлении, – десятилетний ребенок за полчаса освоит! – и потрясающая маневренность. Главный недостаток – то, что подобное «плавсредство» хорошо лишь на идеально гладкой воде, не выносит даже самых маленьких волн. Но в этот сентябрьский полдень зеркало Битцевского пруда как раз и было идеально гладким!
Мотоциклетный треск быстро приближался, скутер шел прямо на пирс, прямо на песчаную полоску пляжика с группой из трех человек: полковника милиции Льва Гурова, вдовы директора «Палестры» Екатерины Давиденко и Аслана Резоева. Из всех троих стоял только Гуров.
Скутер подходил со стороны ярко сияющего солнца и на большой скорости, так что сквозь слепящий свет практически не было возможности разглядеть, кто же им управляет. Да и времени не было! Гуров лишь боковым зрением, краем глаза успел заметить, что на лице водителя скутера отсверкивает что-то вроде стекол очков, а самого лица не разглядеть!
«Да это же противогаз!» – мгновенно понял Лев, и тут же до него дошло, что сейчас может произойти.
Скутер, который почти уже вынесло на полоску пляжа, к ногам сыщика, заложил крутой вираж, разворачиваясь на месте почти под сто восемьдесят градусов, используя свою уникальную, как уже было замечено, маневренность. Резко завоняло сожженным низкооктановым бензином. Сидящий за рулем гидроцикла человек в противогазной маске резко вздернул вверх руку с каким-то зажатым в ней предметом. Левую руку! И в то же мгновение, подчиняясь не разуму, но инстинкту, полковник Гуров изо всех сил толкнул ногой шезлонг, в котором сидела Екатерина Федоровна, а сам рухнул на желтый песок пляжика. Шезлонг вместе с сидящей в нем дамой улетел в воду, а мгновением позже раздался словно бы нежный звук гитарной струны и короткое свистящее взыканье.
