– Возможно, вполне возможно, – согласился Гуров, и если бы не разучился краснеть, то стал бы от стыда пунцовым. Такой кукиш под носом не увидел! Не сыщик, а дерьмо на палочке! Мотив! Мотив! Пугают, силу выказывают, демонстрируют беспредел! А Оксану Строеву выбрали потому, что спикер девушку лично знал.
– Чего задумался? – спросил Авдеев.
– Понял, что ты умный, а я наоборот, и грустно стало, завидно, – признался Гуров. – Может, тебе и рука, державшая пистолет, известна? Тогда чего я тут делаю? Заберу бритву и зубную щетку и на Тишинский рынок карманников выявлять да задерживать.
Авдеев снова погрустнел, криво улыбнулся:
– Много чего бы отдал, лишь бы убраться к чертовой матери! Но сюда, Лев Иванович, без приглашения не пускают и без приказа не выпустят.
– Трусоват ты, Никола! Дисциплина, служба – все верно, однако причину найти всегда можно, известно, у нас нет незаменимых.
– Ты сам за себя, а надо мной господь и долги, я рисковать права не имею. И хватит об этом! Чего делать-то будем? Ты бумажки припрятал, версию имеешь?
Гуров собрался ответить, мол, самое простое дело – строить версии и воздушные замки, но зазвонил телефон.
– Полковник Гуров, – сказал он, сняв трубку.
– Лев Иванович, вас просят к Имрану Руслановичу, – произнес тихий мужской голос.
Услышав частые гудки, Гуров положил трубку и сказал:
– Ни здравствуйте, ни кто говорит, просят зайти, и конец связи. Ты меня, Николай, знаешь, они достукаются, я действительно уеду. За охрану спикера несет ответственность ваша служба. У вас работы меньше, оклады больше, вот и колупайтесь.
– Не распускай хвост, иди, коли зовут, – Авдеев убрал со стола коньяк и рюмки, – оружие оставь, после выстрела охрана во всех дверях, все равно пушку отберут.
Гуров достал пистолет, осмотрел, положил в карман, понял, что ведет себя по-мальчишески, рассмеялся, сунул пистолет в стол и вышел следом за Авдеевым.
На заднем дворе Авдеев придержал Гурова за локоть, хотел что-то сказать, то ли предостеречь, возможно, просто пожелать удачи, но, глянув в отчужденное лицо сыщика, промолчал. Гуров обогнул особняк, взбежал по мраморным ступеням, массивная дверь открылась, полковника встречал Эрик. Гуров не любил прислуживающих, Эрик был ярким представителем холуйской породы, но полковник был вынужден признать, что парень элегантен. Среднего роста, тонкий в талии, в безукоризненном черном костюме, сверкающих туфлях, белоснежной рубашке, лицо чистое, с легким румянцем, волосы почти льняные, гладко зачесаны назад. Все у парня было как надо, глаза подводили. Размером и цветом совсем недурны, они суетились и надменно щурились, выдавая суть Эрика с потрохами.
Вот и сейчас, встречая Гурова, парень достойно поклонился, укоризненно взглянул на часы, – мол, могли бы прибыть и быстрее. Все получилось недурственно, но в решающий момент глаза Эрика подвели, взгляд метнулся в сторону, и парень стал похож на человека, который что-то потерял и не знает, где утерянное искать.
Спикер не лежал в постели, сидел в кабинете за столом, увидев вошедшего Гурова, поднялся, указал на кресло:
– Здравствуйте, полковник, прошу садиться.
Гуров терпеть не мог это обращение, всех осаживал, – мол, не можете произнести слово «господин», называйте по имени-отчеству. Хозяина сыщик учить вежливости не стал, ответил коротко:
– Здравствуйте, спикер, – и занял предложенное место.
Подобное обращение для Имрана Руслановича Гораева звучало непривычно, он чуть заметно вздрогнул, быстро взглянул, улыбка скользнула по губам, исчезла.
– У вас есть новости? – спросил Гораев, снял трубку зазвонившего телефона, несколько секунд слушал, молча положил на место.
– Ничего серьезного.
– Убили человека… В моем доме! Прошло трое суток, а у следствия никаких результатов.
Гуров молчал, а мог бы сказать многое. Например, что сейчас, к великому сожалению, в России постреливают и убивают в разных домах. Следствие ведет прокуратура, а он, сыщик, занимается розыском. Он промолчал не из уважения или страха перед хозяином, подобных разговоров Гуров не вел ни с кем, считая их бессмысленными.
– Лев Иванович, убежден, чего-то вы добились, имеете некоторые результаты, версии.
– Уважаемый Имран Русланович, как только я добьюсь конкретного результата, доложу. А сейчас водить вас по темному лесу моих предположений, говорить, что вот тут, может, чего-то есть, а может, и нет ничего… Извините.
– Вы мою заинтересованность понимаете, – спикер снял очки, сдавил пальцами переносицу. – Я могу помочь в работе?
Гуров пожал плечами и не ответил.
– Вы, полковник, ведете себя неприлично! Ваша позиция, – мол, вы, сильные мира, всевластны, но перед лицом смерти просто люди, человеки – безнравственна!
– Я делаю что могу, Имран Русланович, – тихо ответил Гуров и скучающе посмотрел в окно.
– Я могу помочь?
– Теоретически – да, практически – нет.
– Что именно я могу лишь теоретически и не могу практически? Поясните.
– Вы обидитесь.
– Не бойтесь, обещаю, наш разговор никак не отразится на вашей карьере.
Разговор, совершенно бессмысленный, Гурову изрядно надоел. Хозяин зациклился на своем могуществе, убежден, что управляет человеческими судьбами и все должны его бояться. Совершенно некстати Гурову вспомнился телевизионный ведущий, давно примелькавшийся и надоевший, который был искренне убежден, что каждый человек мечтает попасть на телевизионный экран.
– Желаете помочь? Извольте. Мне нужно допросить вас и ваших гостей, которые находились здесь в день убийства, – равнодушно, бесцветным голосом произнес Гуров.
– Допросить? Меня? – ошарашенно спросил Гораев. – Зачем? С какой целью? – И решительно закончил: – Совершенно бессмысленно! Да и следователь прокуратуры беседовал с нами.
– Беседуют за чашкой чаю. Свидетелей по уголовному делу, тем паче убийству, допрашивают. Извините, Имран Русланович, вы неважно себя чувствуете, прекратим бессмысленное препирательство. Я, с вашего разрешения, пойду. – Гуров встал и поклонился.
– С моего разрешения, сядьте, – Гораев устало откинулся на спинку кресла. – Что конкретно вас интересует?
– Вам угрожали?
– Постоянно, только не в том смысле, который вы вкладываете в это слово.
– Анонимные звонки? Сомнительные предложения?
Спикер навалился на стол, усмехнулся, пытался придать усмешке чувство превосходства, получилась лишь жалкая гримаса.
Гуров распахнул дверь и сказал:
– Врача!
Колыхнулась портьера, пробежал Эрик, в глубине дома прозвучал звонок, мужчина с саквояжем проскользнул в кабинет.
Гуров вышел в парк, закурил. Из подкатившей машины выпрыгнул начальник охраны, со стоявшей неподалеку скамейки поднялся полковник Авдеев, по ступенькам слетел элегантный Эрик, натужно выдохнул:
– Вас приглашает мадам!
– Меня? – Гуров взглянул на прислужника и отвернулся. – Я занят, передайте, позвоню позже.
– Вы не поняли? – Эрик прижал руки к груди, вздохнул.
– Это вы не поняли. – Гуров не повернулся, обронил через плечо: – Я обязательно позвоню позже.
– Что? Что ты натворил? – бормотал Авдеев.
– Сначала отвечал на дурацкие вопросы, затем задал один, признаюсь, далеко не оригинальный, – Гуров взял коллегу под руку, пошел по аллее. – У него скакнуло давление. Несчастный, замордованный человек.
– Несчастный? – Лицо Авдеева перекосила злая гримаса. – Что вы все знаете о несчастье? Есть такая болезнь – полиомиелит, это несчастье. Замордованный! Умереть и не встать! – Он смачно сплюнул под ноги.
Гуров не подозревал, что спокойный, циничный гэбэшник способен говорить столь яростно, ненавидяще. Гуров якобы не обратил внимания на вспышку Авдеева, уклончиво ответил:
– В мире много страшных болезней, Николай. Известно, сытый голодного не разумеет.
Из дома выскочил охранник Илья, подбежал, схватил Гурова за плечо:
– Что вы с ним сделали?
Гуров не двигался, уперся взглядом в лоб охранника, молчал, пока тот не убрал руку, затем взглянул на Авдеева и сказал:
– Вы тут от безделья осатанели. Вас на земляные работы пристроить, а вашему хозяину дать самую большую лопату. И чтобы неделю вы телефон не только не видели, звонка не слышали. Неврастеники.
…В гостиной мадам Гораевой было уютно, тихо. Строгий костюм английского покроя подчеркивал пышные формы зрелой женщины, стоячий воротничок блузки подпирал широковатые скулы, в общем, Лиана была элегантна, даже красива. Гуров отметил искусно наложенный макияж, скромные серьги, отсутствие других украшений, лишь обручальное кольцо врезалось в полный палец, – видимо, оно не снималось.
– Чай, кофе? – спросила мадам, указывая на столик с чашками и фарфоровым чайником. – Не стесняйтесь, обслужите себя сами.
– Спасибо. – Гуров сыпанул в чашку четыре ложки гранулированного кофе, добавил чуть-чуть сахара, залил кипятком.
