что-нибудь нужно?
– В среднем ящике моего письменного стола лежит черный кожаный кошелек. В нем мой ключ зажигания. Поезжай в Больмору и привези мне белый халат и белые шлепанцы. Халат висит в платяном шкафу, а шлепанцы стоят в прихожей, у двери.
– Ну, думаю, это мне по силам.
– В спальне, в комоде, есть пакет с эмблемой универмага «НК», в нем лежит несколько пижам. Возьми его тоже, слышишь?
– Все эти вещи нужны тебе немедленно?
– Да. Эти дураки выпишут меня не раньше чем послезавтра. Они мне дали серо-сине-коричневый халат на десять размеров меньше положенного и пару клумпов, похожих на гробы. Как там у вас дела?
– Ну, не так уж и плохо. Нормально.
– Чем занимаются Бек и Кольберг?
– Их здесь нет. Они на Вестберга-алле.
– Прекрасно. Как идет расследование?
– Какое расследование?
– Пожара, чего же еще?
– Это дело закрыто.
– Что?! – заорал Гунвальд Ларссон. – Что ты сказал? Закрыто?
– Да, там несчастный случай.
– Несчастный случай?!
– Ну, примерно так… Понимаешь, расследование на месте пожара закончилось сегодня утром и…
– Какого черта, что ты болтаешь?! Ты что, пьян?! – Гунвальд Ларссон разговаривал так громко, что старшая медсестра вышла в коридор. – Понимаешь, этот Мальм…
– Больной Ларссон, – строго сказала сестра, – так нельзя себя вести.
– Заткнись! – гаркнул вышедший из себя Гунвальд.
Сестра была полной дамой лет пятидесяти с решительным подбородком. Она окинула пациента ледяным взглядом и приказала:
– Немедленно повесьте трубку. Судя по всему, вам слишком рано разрешили встать, больной Ларссон. Я должна немедленно сообщить о случившемся врачу.
– Ну ладно, я приеду как можно скорее, – заверил его Рённ. – Привезу тебе документы, так что ты сам сможешь во всем разобраться.
– Больной Ларссон, немедленно отправляйтесь в постель, – раздался голос медсестры.
Гунвальд Ларссон открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.
– Ну, пока, – сказал Рённ.
– Пока, – кротко попрощался Гунвальд Ларссон.
– Я сказала, немедленно в постель, – повторила медсестра. – Вы разве не слышали, больной Ларссон?
Она не сводила с него глаз до тех пор, пока он не закрыл за собой дверь палаты.
Гунвальд Ларссон хмуро смотрел в окно. Оно выходило на север, и он мог видеть почти весь Сёдермальм. Ему казалось, что он даже различает верхушку закопченной трубы, оставшейся на месте пожара.
«Что бы это все могло означать, черт побери? – подумал он. И через минуту: – Они, наверное, сошли с ума, Рённ и все остальные».
В коридоре раздались приближающиеся шаги.
Гунвальд поспешно нырнул в постель и попытался выглядеть воспитанным и невинным.
Совершенно противоестественная затея.
В трех километрах от него Рённ положил трубку, улыбнулся и постучал указательным пальцем по своему красному носу, словно хотел удержаться от взрыва хохота. Меландер, сидевший напротив него и барабанивший на своей старенькой пишущей машинке, поднял взгляд, вынул изо рта трубку и спросил:
– Кто тебя развеселил?
– Гунвальд, – ответил Рённ, стараясь подавить смех. – Ему уже лучше. Ты бы только слышал его голос, когда он говорил, какую одежду они ему дали. А потом пришла сестра и принялась на него орать.
– А что он сказал о Мальме и всем остальном?
– Пришел в бешенство. Рвал и метал.
– Ты увидишь его?
– Ну, думаю, что да.
Меландер придвинул к Рённу несколько скрепленных между собой листков рапорта и сказал:
– Возьми это с собой… Ему будет приятно.
Рённ посидел с минуту молча и сказал:
– Можешь дать мне десять крон на цветы?
Меландер сделал вид, что не слышит.
– Ну тогда пять, – через минуту сказал Рённ.
Меландер возился со своей трубкой.
– Пять, – упрямо повторил Рённ.
Меландер невозмутимо достал бумажник и изучил его содержимое, стараясь не позволить Рённу увидеть, сколько в кошельке денег. Наконец спросил:
– Можешь разменять десять крон?
– Думаю, смогу.
Меландер озадаченно посмотрел на Рённа. Потом достал купюру в пять крон и положил ее на рапорт. Рённ взял деньги, документы и направился к двери.
– Эйнар, – сказал Меландер.
– Ну?
– Где ты собираешься покупать цветы?
– Не знаю.
– Не покупай их в киоске возле больницы. Они там жульничают.
Рённ ушел. Меландер посмотрел на часы и напечатал: «Дело закрыто. В дополнительных мерах необходимости нет. Стокгольм, среда, 13 марта 1968 года, 14 часов 30 минут».
Он вытащил лист из машинки, достал из кармана авторучку и поставил под отчетом свою абсолютно неразборчивую подпись. Она была такой крошечной, что Кольберг обычно утверждал, будто она похожа на трех дохлых прошлогодних комаров. Меландер положил отчет в корзинку, где лежали документы, с которых нужно было снять копии, выпрямил скрепку, вынул еще одну трубку и принялся ее прочищать.
Он со всей серьезностью относился к своим отчетам.
