тридцати, одетый в джинсы и ношеную куртку.
– Вы кто такой?
– Моя фамилия Болин.
– А вы, вообще-то, из полиции?
– Нет, я строительный рабочий.
– Как вы сюда попали?
– Я здесь живу.
Гунвальд Ларссон испытующе оглядел его. Потом он сказал:
– Идите сюда. Дайте ему пистолет.
Норман Ханссон тотчас извлек свое оружие, которое почему-то носил в кармане пальто, но Болин отказался.
– А свое можно? Я его в минуточку принесу.
Гунвальд Ларссон кивнул, Болин убежал, а Мальм заметил:
– Вообще-то это противозаконно. И даже… ошибочно.
– Точно, – откликнулся Гунвальд Ларссон. – Здесь много ошибочного. И главная ошибка в том, что есть люди, которые готовы дать первому встречному свое личное оружие.
Болин обернулся скорей, чем за минуту, и принес свой пистолет. Кольт «хантсмен», калибр двадцать два, с длинным стволом и десятизарядным магазином.
– Ну а теперь за дело, – сказал Гунвальд Ларссон.
Он глянул вслед Кольбергу, который уже сворачивал за угол, надев на руку длинный моток веревки.
– Сперва пустим Кольберга, пусть унесет Бека, – продолжал он. – А ты, Ханссон, подыщи несколько человек, которые умеют взрывать двери.
Ханссон кивнул и ушел.
Через некоторое время Ларссон сказал:
– О’кей.
Он тоже завернул за угол, сопровождаемый своими помощниками. Когда они подошли к дому, он сказал:
– Вы возьмете на себя южную лестницу, а я северную. Когда подожжете бикфордов шнур, спуститесь по меньшей мере на один марш ниже. Лучше бы на два. Справишься, Хульт?
– Да.
– Хорошо. И еще одно: если кто-то из вас убьет человека на крыше, ему придется впоследствии нести за это ответственность.
– Даже если убьет в целях самозащиты? – спросил Хульт.
– Вот именно. Даже в целях самозащиты. А теперь сверим наши часы.
Леннарт Кольберг взялся за ручку двери. Квартира была заперта, но он прихватил с собой универсальную отмычку и в два счета справился с замком. Проходя через квартиру, он успел заметить в холле верхнюю одежду Мартина и приемник на столе в комнате. Увидел он тотчас и открытое окно, и нижнюю часть алюминиевой лестницы за окном. Лесенка выглядела хрупкой и ненадежной, а он успел прибавить несколько килограммов с тех пор, как последний раз пользовался такой. Но ему было известно, что теоретически она рассчитана на еще больший вес. И потому он без колебаний вспрыгнул на подоконник.
Он удостоверился, что оба мотка веревки, повешенные через плечо крест-накрест, не помешают подъему и не зацепятся за лесенку, после чего медленно и осторожно полез на балкон.
Все последующее время, пока Рённ докладывал по радио о том, что ему видно в бинокль, Леннарт Кольберг доказывал себе, что вполне могло произойти самое худшее и что он, Кольберг, вполне к этому готов. Но когда он выпрямился, собираясь перелезть через перила, и увидел на полу в одном метре от себя неподвижного и окровавленного Мартина Бека, у него потемнело в глазах.
Он перебросил ноги через перила и склонился над изжелта-бледным, обращенным кверху лицом друга.
– Мартин, – хрипло шепнул он. – Какого черта… Ну Мартин же…
И в это мгновение он заметил, как у Мартина на шее дрогнула жилка. Кольберг осторожно прижал пальцами его запястье. Пульс бился, но очень слабо.
Он внимательно оглядел друга. Насколько он мог судить, попала всего одна пуля. Но прямо в грудь.
Она прошла через петлю рубашки и проделала на удивленье маленькую дырку. Кольберг расстегнул пропитанную кровью рубашку. Если судить по овальной форме ранки, пуля под углом пробила грудную кость и прошла дальше, в правую часть грудной клетки. Он не мог только определить, вышла она или застряла в теле.
Кольберг посмотрел на пол под стояком. Там собралась лужа крови, правда не очень большая, а из раны кровь уже почти не текла.
Кольберг снял с плеч один моток веревки, повесил на верхнюю перекладину стояка и остановился, прислушиваясь, со вторым мотком в руке. С крыши не доносилось ни звука. Он размотал веревку и осторожно подвел один конец под спину Бека. Он работал споро и беззвучно и, закончив, проверил, прочно ли держится веревка.
Потом он снял с себя кашемировый шарф и обвязал грудь Мартина, а между узлом и раной засунул два скомканных носовых платка.
С крыши по-прежнему не доносилось ни звука.
Теперь предстояло самое сложное.
Кольберг перегнулся через перила балкона и посмотрел на открытое окно. Лесенку он перевесил так, чтобы конец ее подошел вплотную к окну. Потом он осторожно придвинул подставку поближе к перилам, взял свободный конец веревки, обвязанный вокруг Мартина, сделал двойную петлю вокруг балки, а потом обвязал свободный конец вокруг себя.
Он с великой осторожностью спустил Мартина за перила, всей тяжестью собственного тела обеспечивая противовес. Когда Мартин повис по ту сторону перил, Кольберг принялся правой рукой развязывать узел, так что вся тяжесть неподвижного тела пришлась на его левую руку. Распустив узел, он начал бережно опускать Мартина. Он изо всех сил держал веревку и пытался, не заглядывая вниз через перила, определить, много ли еще придется травить.
Когда, по его расчетам, тело Мартина оказалось как раз перед раскрытым окном, Кольберг перегнулся через ограду, вытравил еще сантиметров тридцать и привязал веревку к железной балке.
