— Как можно повесить человека на улице, — спросил Монро, — чтобы никто не увидел?
Кареллу тоже интересовал этот вопрос.
— Может, она сама повесилась? — предположил Моноган.
— Тогда куда делась лестница или какая-нибудь другая подставка? — спросил Монро.
— У нас здесь, на Восемьдесят седьмом участке, вполне можно повеситься, а потом кто-нибудь стащит лестницу.
— Так или иначе факт повешения налицо.
— Как это — «факт повешения»?
— Когда человек вешается, говорят, что произошло повешение.
— С чего это ты взял?
— Это все знают.
— Факт повешения?
— Вот именно.
— Звучит как-то неправильно. Факт повешения.
— Тем не менее, это так.
— Ну а вешая пиджак на вешалку, ты что же говоришь: «Я произвел повешение пиджака»? Нет, ты скажешь просто: «Я повесил пиджак».
— И это совсем другое дело.
— Как это другое?
— Другое, потому что, когда кого-то вешают или кто-то вешается, этот кто-то называется повешенным, а не висящим.
Кто из них прав, Дженеро не знал, но разговор ему понравился. Карелла, как всегда, с непокрытой головой, расхаживал вокруг столба, поглядывая на тротуар и на полотно улицы. «Что он там собирается отыскать? — подумал Дженеро. — Обычное содержимое канавы: окурки, обертки от жвачки, смятые бумажные стаканчики. Городской хлам».
— Ладно, что будем делать? — спросил Моноган. — Глупо же торчать тут, пока не появится судмедэксперт. — Он посмотрел на часы. — Ты когда его вызвал, Карелла?
— Без трех три.
— А секунд сколько было?
Моноган расхохотался. Дженеро посмотрел на часы.
— Двенадцать минут назад, — уточнил он.
— Ну так и где же этот деятель?
Воспользовавшись тем, что один из патрульных отвернулся, из толпы зрителей, скопившихся за загородкой, выступил один человек и решительно зашагал к детективам, сбившимся в кучку около столба. Он был явно делегирован публикой. Делегат, как и большинство жителей этого города, когда обращаются к полицейским, принял почтительный вид.
— Извините, сэр, — обратился он к Моногану, — не можете ли вы сказать мне, что здесь произошло?
— Отвяжись, — раздраженно ответил Моноган.
— Вернитесь за ограждение, — попросил Монро.
— Юная дама мертва? — спросил мужчина.
— Нет, она учится летать, — съязвил Моноган.
— Она обвязалась ремнем безопасности и учится летать, — подхватил Монро.
— Вот-вот взмахнет руками. Возвращайтесь на место и оттуда все увидите, — продолжал Моноган.
Человек поднял голову и посмотрел на вращающееся тело. Ему не показалось, что девушка учится летать. Но так или иначе, он вернулся за ограждение и передал услышанное остальным.
— Тут раньше вешали? — спросил Моноган Кареллу.
— Имели ли место факты повешения? — уточнил Монро.
— Двое или трое повесились, — ответил Карелла. — Но на этот случай ничего похожего.
— Для настоящего повешения нужна настоящая подставка, — пояснил Монро. — Твои самоубийцы что, — взбираются на стул, обвязывают шею веревкой и спрыгивают на пол? Так не повесишься, так задушишься. А для повешения нужна хорошая подставка.
— Как это? — удивился Дженеро. Ему было интересно. «Слушай внимательно, — говорила ему мать, — только так чему-нибудь научишься».
— Потому что, когда вешают по-настоящему, веревка... узел...
— Здесь-то настоящий, профессиональный узел, — проговорил Моноган, взглянув наверх.
— Подставку выбивают из-под ног, узел затягивается на шее, ломаются позвонки, вот как это делается. Но нужна высокая подставка, метра два или больше, потому что иначе веревка просто удушит. На свете полно самоубийц-любителей, они просто удавливаются. Чтобы убить себя как следует, надо знать, как это делается.
— У меня был один случай — парень загнал себе нож в сердце, — вспомнил Моноган.
— Ну и что?
— Да так, к слову пришлось.
— Да, всякое бывает, — заметил Дженеро, стараясь говорить как человек бывалый, много повидавший.
— Да уж точно, сынок, — благосклонно поддержал его Моноган.
— А вот и наш трупный доктор, — сказал Монро.
— Самое время, — откликнулся Моноган, в очередной раз взглянув на часы.
Помощника судебного медицинского эксперта звали Пол Блейни. Вызвав сюда, его оторвали от покера, который затянулся на всю ночь. Особенно это не понравилось ему потому, что звонок раздался как раз, когда он собрал фул — три короля при двух тройках. Он настоял, чтобы сдачу доиграли, и проиграл, налетев на каре в валетах. Блейни был коротышка с жидкими черными усиками, глазами, которые при определенном освещении казались фиолетовыми, и совершенно лысым черепом, сверкавшим под матовыми лампами. Он коротко кивнул всем четверым и, подняв голову, посмотрел на девушку.
— Ну, и что от меня требуется? — спросил он. — Хотите, чтобы я взобрался на столб?
— Говорил же я, что надо снять ее, — сказал Моноган.
— Да лучше бы подождать ребят из лаборатории, — возразил Карелла.
— Зачем?
— Они захотят осмотреть веревку.
— Ты когда-нибудь слышал, что на веревке остаются отпечатки пальцев? — спросил Моноган.
— Нет, но...
— Ну так и давайте снимать ее.
Блейни заколебался. Он снова посмотрел на мертвое тело, потом перевел взгляд на Кареллу.
— Может, они знают, что это за узел? — предположил Карелла.
— Этот узел завязан профессионалом, — сказал Моноган. — Это всякому ясно. Ты что, в кино не ходишь? Телевизор никогда не включаешь?
— Да нет, я про другой конец говорю. Про тот, что обвязан вокруг столба. Другой конец веревки, понимаешь?
Блейни взглянул на часы.
— А я играл в покер, — сказал он, ни к кому не обращаясь.
Через десять минут подъехала машина летучего отряда. К этому времени тут уже были три радиофицированных полицейских автомобиля и машина скорой помощи. Люди за оградой затаили дыхание. Всем не терпелось увидеть, как будут опускать мертвую девушку на землю. Надо ведь выяснить, впрямь ли она мертва или здесь просто снимают кино. Никто среди зрителей не видел прежде человека, висящего на столбе. А большинство вообще не видели, чтобы кто-нибудь висел, неважно, где. А вот девушка висела и выглядела как взаправдашняя, и еще выглядела как мертвая. Ребята из фотолаборатории сделали снимки тела, пофотографировали вокруг фонарного столба и принялись за обмотанную вокруг него веревку. Поговорив накоротке с Кареллой, они решили, что узел лучше не трогать; тело можно снять и не развязывая, а в лаборатории они займутся этим узлом более основательно. Сейчас веревку можно просто перерезать.
Моноган, заложив руки в карманы и согласно кивая, расхаживал с видом праведника: разве он с самого начала не предлагал так сделать? К этому времени подошла машина срочных вызовов, сержант отцепил от борта лестницу и спросил у одного из техников, где обрезать веревку. Техник ткнул в точку где-то посредине: между узлом, который был завязан на шее девушки, и тем, который прикреплял веревку к столбу. Полицейские растянули внизу страховочную сетку, сержант влез на столб и перерезал веревку острым ножом. Тело упало на сетку. Толпа за загородкой шумно вздохнула.
Блейни осмотрел тело девушки, констатировал смерть, предположительно, до вскрытия, от перелома шейных позвонков.
Было начало пятого утра, когда машина скорой помощи повезла тело девушки в морг.
* * *
Первый раз — всегда самый легкий. Действует эффект полной внезапности, никому из этих женщин и в голову не приходит, что такое может случиться с ними, пусть даже в этом городе, где, как им, несомненно, известно, такое случается сплошь и рядом. Все, что от него требуется, — подстеречь их, показать им нож, — и они тут же раскисают.
Но потом все становится труднее, намного труднее. Требуется большое терпение.
Иные, после первого раза, носа из дома не кажут; так напуганы первым случаем, так боятся, что он может повториться. Через несколько недель, иногда через месяц они снова появляются на улице, как правило, в сопровождении мужа или приятеля, и только днем. Ночью все еще боятся. Требуется терпение.
И еще... Надо сверяться с календарем.
В конце концов, после первого раза они оправляются от удара и снова отваживаются ходить в одиночку в темноте. А он ждет, конечно, он поджидает их, и шок на этот раз получается еще сильнее, ведь молния в одно и то же место дважды не ударяет, верно? Наверное. Ударяет. И во второй раз, если его узнают, а некоторые узнают, обычно умоляют отпустить. Это они-то, кто, дай им только волю, любого обратают, умоляют отпустить их с миром. В этом и состоит весь юмор ситуации. И никто из них не знал, что он сверяется с календарем и что каждое его нападение четко расписано по времени.
После второго раза они выглядят жалкими развалинами. Одни переезжают в другой район, иные вообще бегут из города. Третьи отправляются на длительный отдых. Четвертые испуганно вздрагивают, заслышав, как в трех кварталах от них просигналит автомобиль. Они начинают казаться себе беззащитными жертвами какой-то таинственной злой силы, которая из всей женской половины города выбрала именно их своей мишенью. Одна наняла охранника. Ну а остальные? Что же, все забывается, и жизнь идет дальше. Сначала выходишь на несколько часов из квартиры днем, от дома стараешься не удаляться, затем эти часы растягиваются, а маршруты удлиняются, и вот уже ты живешь прежней, нормальной жизнью, хотя все еще боишься ночи и, как стемнеет, выходишь только в сопровождении друзей или родственников. Наконец, тебе кажется, что ты снова в безопасности, все позади, и после того, как выходишь несколько раз одна вечером на улицу и ничего с тобой не случается, решаешь, что все осталось в прошлом: да, верно, попалась ты дважды, но, пусть хоть миллион лет пройдет, в третий раз это не повторится. Но ты не знаешь, что он следит за календарем и что это случится снова, потому что он очень терпелив, и торопиться ему некуда.
