табличкой: «Профессор 3. А. Тахмазов».
Навстречу Шахбекову из-за стола поднялся высокий мужчина в халате с закатанными по локоть рукавами. Каждое движение доктора было точным и выверенным, словно он стоял у операционного стола.
— Добрый день, дорогой, — он приветствовал капитана, как старого знакомого. — Что у вас за работа? Видимся только по печальным случаям.
— Не говори, Зия, — кивнул Шахбеков. — Толком и поговорить не удается. Выбрались бы как-нибудь, посидели бы в кабачке, вспомнили годы молодые. А то, гляди, уже седеть начал.
— Выберешься, как же, — махнул рукой Тахмазов, задетый за живое замечанием Шахбекова о седине. — В субботу — на работе, в воскресенье — на работе. Забыл, как сын выглядит. Да что тебе объяснять? Сам знаешь.
Мужчины сели за стол.
— Чем порадуешь, доктор?
— Уж порадую. — Тахмазов хмыкнул и придвинул к себе пухлую папку. — Получил данные судебно-химического исследования.
— Твои подозрения подтвердились?
— Подожди, Ариф, — Тахмазов развязал тесемки. — Давай по порядку, а то я обязательно что-нибудь забуду. Итак, тело Рудольфа Бауэрса поступило в отделение в четырнадцать ноль восемь. Вскрытие проводилось по постановлению следователя городской прокуратуры Султанова доктором Тахмазовым в присутствии оперуполномоченного УВПД капитана Шахбекова и понятых — представителя Спорткомитета республики Гасанова и врача сборной Европы по боксу Ральфа ван Рейхена. Так?
— Так, — кивнул Шахбеков.
— Дальше — мое заключение. — Доктор перевернул лист. — Но с ним ты знаком. И наконец: «По требованию эксперта по результатам судебно-медицинского исследования провести судебно-химическое исследование». Вот его данные.
Тахмазов перевернул еще один лист и поднял голову.
— Короче, его отравили, Ариф. Он получил сильный удар, но причина смерти — не кровоизлияние, а яд. В этом нет сомнений. Ребята провели исследование очень тщательно.
— Ах ты черт! — Шахбеков хлопнул ладонью по столу. — Я все-таки надеялся, что ты ошибся. Только этого нам не хватало. Чем отравили?
— Яд на основе синильной кислоты. Только доза была очень маленькой, и потому смерть наступила не мгновенно, а через минуты полторы после приема яда.
— Ты уверен, что яд попал в организм через пищевод?
— Уверен. На теле нет никаких уколов.
— Подожди, Зия, подожди. Давай разберемся. У тебя есть копия моего вчерашнего протокола?
Шахбеков вытер со лба испарину.
— Есть, конечно. — Тахмазов раскрыл папку на первой странице.
— Смотри, — капитал придвинул бумаги к себе и пробежал глазами по строчкам. — Бауэрса, уже лежавшего на ринге, напоил водой главный врач соревнований Джавадов. Выходит, вода в его бутылке была отравлена?
— Выходит, так, — кивнул Тахмазов.
— Не торопись. Мне важно с точностью до секунды определить время, которое прошло от момента, когда яд попал в организм, до момента гибели боксера. Ведь Бауэрс пил воду и в перерыве между раундами. Его могли отравить и тогда.
— Отпадает, — твердо сказал Тахмазов после секундного раздумья. — Конечно, время с точностью до секунды тебе никто не определит, но могу сказать точно: после того как яд попал в организм, у боксера началось стеснение дыхания, упала сердечная деятельность. Он не смог бы боксировать и пяти секунд. А ведь во втором раунде он дрался больше двух минут.
Шахбеков был горяч, но не упрям.
— Я понял, — кивнул он. — Значит, злополучная бутылка. Спасибо тебе, Зия. Подготовь, пожалуйста, для меня все документы. И дай нам бог в следующий раз увидеться по более радостному поводу.
* * *
Доктор Джавадов принадлежал к тому типу нервных и легковозбудимых людей, для которых любая мелочь может стать поводом как к разудалому веселью, так и к полному отчаянию. Получив самое незначительное замечание начальства, доктор мог часами в скорбном молчании представлять себе жуткие картины увольнения с работы. В конце концов он убеждал себя, что это случится со дня на день, и приходил в ужасное состояние от мысли, что его троим детям придется влачить с таким отцом жалкое, полуголодное существование. И наоборот, одобрение рецензента, прочитавшего его очередную статью в медицинском журнале, найденный удачный вариант лечения грудного пациента, — и доктор весь вечер носил на плечах своих мальчишек, уверенный, что жизнь удалась и теперь у него все будет получаться.
Известие о том, что в бутылке, из которой он напоил боксера на ринге, оказался яд, подействовало на доктора удручающе.
«Теперь меня расстреляют, — думал он. — Поставят к стенке и расстреляют. Перед иностранцами решат выслужиться. Тут и доказывать ничего не надо. Бутылка моя. Значит, я и убил».
Перед Джавадовым проплывал мрачный тюремный двор, шеренга солдат и прокурор, зачитывающий приговор, почему-то свернутый как свиток. Допрос, для которого его вызвали в милицию, был, по его мнению, первым шагом к такому концу, и потому Джавадов сидел в кабинете заместителя начальника отдела уголовного розыска подполковника Горина мрачный и холодный, похожий на еретика перед сожжением.
Подполковник говорил по телефону. Он крепко сжимал в кулаке трубку и далеко отставлял ее от губ. Даже по его скупым ответам ведущий протокол капитан Шахбеков понял, что речь идет о погибшем боксере.
Дождавшись, пока подполковник положит трубку, он поднял на него вопросительный взгляд.
— Все по тому же вопросу, — буркнул Горин и подпер ладонью широкий подбородок с ямочкой посередине. — Все утро трезвонят. Все кому не лень. — Он повернулся к Джавадову, словно желая разъяснить ему причину столь настойчивых звонков: — А что делать? Международный скандал. И требование одно — торопитесь, торопитесь. Так что давайте спешить.
«Давайте спешить, — с тоской подумал Джавадов. — Как бы им не пришлось прямо отсюда отправить меня в камеру».
— Вернемся к бутылке. — Горин кивнул Шахбекову, и тот склонился к бумагам. — Вы утверждаете, что собственноручно заполнили ее кипяченой водой. Когда и где?
— Вчера я приехал во Дворец спорта за три часа до начала матча. И сразу пошел в медпункт. Там уже были медсестры. Они кипятили чайник. Мы выпили чай, и заодно я наполнил бутылку. Понимаете, из того же чайника, из которого мы наливали себе чай. Положил бутылку в сумку и ушел.
— Ушли в зал?
— Нет. До начала еще было время. Я пошел в одну из комнат оргкомитета. Мы ее называем судейской. Меня должен был ждать приятель — спортивный журналист Муслим Адигезалов. Но его в комнате не было. За столом сидел Намик Гасанов — работник нашего Спорткомитета и что-то писал. Я оставил сумку в судейской и пошел искать Муслима.
— Долго искали?
— Не очень. Минут пять, может, десять. Вошел в зал, обошел вокруг ринга и пошел обратно. Вижу, Гасанов стоит у судейской и разговаривает с Ахундовым.
— С боксером?
— Нет. С его отцом. Его все знают. Он выполняет при сыне обязанности менеджера. Гасанов меня заметил и говорит: «Адигезалов тебя ждет». Я вошел
