разговаривать дальше самого ледяного «бонжур», и каждый мужчина, как говорили, посвятил много лет с тех пор осторожным, но решительным попыткам соблазнить жену другого мужчины. Однажды мэр за дружеским бокалом сказал Бруно, что он убежден в том, что каждый из них достиг своей цели. Но Бруно проработал полицейским достаточно долго, чтобы подвергнуть сомнению большинство слухов о супружеской страсти, и, как тщательный страж собственной частной жизни в таких деликатных вопросах, был доволен тем, что позволял другим подобную вольность.
Эти утренние движения были ритуалами, которые следовало соблюдать — такими, как преданность, с которой каждая семья покупала хлеб насущный только в определенной из четырех городских пекарен, за исключением тех праздничных недель, когда они были вынуждены посещать другую, каждый раз сетуя на изменение вкуса и текстуры. Эти маленькие привычки Сен-Дени были Бруно так же знакомы, как и его собственная утренняя рутина перед вставанием: зарядка во время прослушивания радио «Пиригорд», душ со специальным шампунем для защиты от угрозы облысения, мыло с ароматом зеленых яблок. Затем он кормил своих цыплят, пока варился кофе, и делился поджаренными ломтиками вчерашнего багета со своей собакой Джиджи.
На другом берегу небольшого ручья, впадающего в главную реку, его внимание привлекли пещеры в известняковых скалах. Темные, но странно манящие пещеры с их древними гравюрами и картинами привлекали в эту долину ученых и туристов. Туристическое бюро назвало его «Колыбелью человечества». По их словам, это была та часть Европы, которая могла претендовать на самый длительный период постоянного проживания людей.
Во время ледниковых периодов и периодов потепления, наводнений, войн и голода люди жили здесь сорок тысяч лет. Бруно, который напомнил себе, что есть еще много пещер и картин, которые ему действительно следует посетить, в глубине души чувствовал, что понимает почему.
Внизу, на берегу реки, он увидел, что сумасшедшая англичанка поит свою лошадь после утренней прогулки верхом. Как всегда, она была безупречно одета: блестящие черные сапоги, кремовые брюки для верховой езды и черный жакет. Ее каштановые волосы выбивались из-под аккуратной черной шляпы для верховой езды, как лисий хвост. Он лениво задавался вопросом, почему ее называют сумасшедшей. Она всегда казалась ему совершенно вменяемой и, похоже, неплохо зарабатывала на содержании своего маленького гостевого домика. Она даже говорила на понятном французском, чего нельзя было сказать о большинстве англичан, обосновавшихся здесь.
Он посмотрел дальше на дорогу, идущую вдоль реки, и увидел несколько грузовиков, везущих местных фермеров на еженедельный рынок. Скоро ему пора было заступать на дежурство. Он достал единственное оборудование, с которым никогда не расставался, — сотовый телефон, и набрал знакомый номер вокзала.
«Есть какие-нибудь признаки их присутствия, Мари?» — спросил он. «Вчера они напали на рынок в Сент-Алвуре, так что они в этом районе».
«Не прошлой ночью, Бруно. Просто остановились обычные ребята из музейного проекта и испанский водитель грузовика», — ответила Мари, которая управляла небольшим отелем у вокзала.
«Но помните, после того, как они были здесь в прошлый раз и ничего не нашли, я слышал, как они говорили об аренде машины в Периге, чтобы сбить вас со следа. Чертово гестапо!»
Бруно, который был предан своему местному сообществу и его мэру, а не номинальным законам Франции, особенно когда они на самом деле были законами Брюсселя, постоянно играл в кошки-мышки с инспекторами из Европейского Союза, которым было поручено обеспечивать соблюдение правил гигиены ЕС на рынках Франции.
Гигиена — это все очень хорошо, но местные жители коммуны Сен-Дени делали свои сыры, паштеты из фуа-гра и свиные рулеты на протяжении столетий, прежде чем о ЕС даже услышали, и им не нравилось, когда иностранные бюрократы указывали им, что они могут продавать, а что нет. Вместе с другими сотрудниками муниципальной полиции региона Бруно разработал сложную схему раннего предупреждения, чтобы предупредить продавцов рынка об их визитах.
Инспекторы, известные как гестапо в той части Франции, которая очень серьезно относилась к своему патриотическому долгу противостоять немецкой оккупации, начали свои визиты на рынки Перригора на служебном автомобиле с красными бельгийскими номерами. Во время их второго визита, к тревоге Бруно, все шины были проколоты. В следующий раз они приехали на машине из Парижа с контрольным номером «75» на номерном знаке. Эта машина тоже подверглась обработке Сопротивления, и Бруно начал беспокоиться, не выходят ли местные контрмеры из-под контроля. У него была хорошая идея, кто стоит за порезанными шинами, и он сделал несколько частных предупреждений, которые, как он надеялся, успокоят ситуацию. Не было никакого смысла в насилии, если система разведки могла гарантировать, что рынки были чистыми до прибытия инспекторов.
Затем инспекторы изменили свою тактику и приехали поездом, остановившись в местных привокзальных гостиницах. Но это означало, что их легко могли заметить владельцы отелей, у которых у всех были двоюродные братья или поставщики, готовившие кроттини из козьего сыра и фуа-гра, домашние джемы, масла, приправленные грецкими орехами и трюфелями, а также кондитерские изделия, которые превратили этот уголок Франции в самое сердце национальной гастрономической культуры. Бруно, при поддержке своего босса, мэра Сен-Дени, и всех избранных членов совета коммуны, даже коммуниста Монсуриса, счел своим долгом защищать своих соседей и друзей от брюссельских идиотов. Их представление о еде остановилось на моллюсках и картофельном пюре фри, и даже тогда они подмешивали отличный картофель в промышленный майонез, который у них не хватало терпения приготовить самим.
Итак, теперь инспекторы попробовали новый подход, арендовав машину на месте, чтобы им было легче организовать засаду и последующее бегство с неповрежденными шинами. Вчера им удалось выписать четыре штрафа в Сент-Альвуре, но они не добились бы успеха в Сен-Дени, чей знаменитый рынок насчитывает более семисот лет. Нет, если бы Бруно имел к этому какое-либо отношение.
Бросив последний взгляд на вверенный ему маленький райский уголок, Бруно глубоко вдохнул родной воздух и приготовился к предстоящему дню.
Забираясь обратно в свой фургон, он подумал, как всегда в погожие летние утра, о высказывании немца, сказанном ему каким-то туристом: «самая вершина счастья — это жить во Франции как Бог».
Бруно никогда не считал, но каждое утро в базарный день он, наверное, целовал сотню женщин и пожимал руки по меньшей мере стольким же мужчинам. Первой в это утро была Толстушка Жанна, как называли ее школьники. Французы, которые более других осведомлены о великолепных тайнах женственности, возможно, единственные люди в мире, которые ценят концепцию
