Джоли Лайд, некрасивой женщины, которой так комфортно в своей пышной фигуре и так радостно в душе, что она становится очаровательной. А Толстая Жанна была Джоли лейд, около пятидесяти лет, почти идеально круглой формы. Она ни в коем случае не была красавицей, но жизнерадостной женщиной, чувствовавшей себя в ладу с самой собой. Старая коричневая кожаная сумка, в которую она собирала скромные деньги, которые каждый владелец ларька платил за привилегию торговать на рынке Сен-Дени, тяжело ударилась о бедро Бруно, когда Жанна, взвизгнув от удовольствия увидеть его, с удивительной быстротой повернулась и подставила щеки для поцелуев в ритуальном приветствии. Затем она угостила его свежей клубникой из ларька мадам Верниет, и Бруно оторвался, чтобы поцеловать плутоватую вдову старого фермера в обе сморщенные щеки в знак приветствия и благодарности.
«Вот фотографии инспекторов, которые Джо-Джо сделал вчера в Сент-Алвуре».
Сказал Бруно Жанне, доставая из нагрудного кармана несколько распечаток. Накануне вечером он заехал к своему коллеге-муниципальному полицейскому, чтобы забрать их. Они могли быть отправлены по электронной почте на компьютер мэрии, но Бруно был осторожным человеком и считал рискованным оставлять электронный след своей секретной разведывательной операции.
«Если увидишь их, позвони мне. И раздай копии Ивану в кафе, Жанно в бистро и Иветт в табаке, чтобы они показывали их клиентам. А ты пока иди в ту сторону и предупреди владельцев ларьков на дальней стороне церкви. Я позабочусь о тех, кто идет к мосту».
Каждый вторник, начиная с 1346 года, когда англичане захватили в плен половину дворянства Франции в битве при Креси и семье гран-Брилламон пришлось собирать деньги, чтобы заплатить выкуп за своего сеньора, в маленьком перригорском городке Сен-Дени еженедельно проводится ярмарка. Горожане собрали королевскую сумму в пятьдесят ливров серебром для своего феодала и, взамен, добились права держать рынок, разумно понимая, что это гарантирует средства к существованию крошечной общине, удачно расположенной там, где ручей Ле Мозен впадает в реку Везер — сразу за тем местом, где из текущих вод торчат остатки старого римского моста. Всего одиннадцать лет спустя наказанные дворяне и рыцари Франции вновь пришпорили своих неуклюжих лошадей против английских лучников и их длинных луков и были убиты толпами. После битвы при Пуатье сеньора де Брилламона пришлось снова выкупать у победоносных англичан, но к тому времени рыночные налоги собрали достаточно средств, чтобы старый римский мост был грубо восстановлен. Итак, еще за пятьдесят ливров горожане выкупили у семьи Брилламон право взимать плату за проезд по мосту, и благосостояние их города было обеспечено навсегда.
Это были первые стычки в многовековой войне между французскими крестьянами и сборщиками налогов и проводниками государственной власти. И вот, последние грабежи инспекторов (которые были французами, но получали приказы из Брюсселя) были просто последней кампанией в бесконечной борьбе. Если бы законы и подзаконные акты были полностью французскими, у Бруно могли бы возникнуть некоторые сомнения по поводу столь активной и с таким личным ликованием работы по их нарушению. Но это было не так: таковы были брюссельские законы этого далекого Европейского союза, которые позволяли молодым датчанам, португальцам и ирландцам приезжать и работать в кемпингах и в барах каждое лето, как если бы они были французами.
Местным фермерам и их женам приходилось зарабатывать себе на жизнь, и им было бы трудно оплачивать штрафы инспекторов из тех скромных сумм, которые они зарабатывали на рынке.
Прежде всего, они были его друзьями и соседями.
По правде говоря, Бруно знал, что предупреждений было не так уж много. В эти дни все большим количеством рыночных прилавков заправляли незнакомцы из других городов, которые продавали платья, джинсы и драпировки, дешевые свитера, футболки и подержанную одежду.
Два угольно-черных сенегальца продавали яркие дашики, кожаные ремни и кошельки, а пара местных гончаров демонстрировали свои изделия. Там был киоск с органическим хлебом, и несколько местных виноделов продавали свой бержерак и сладкое десертное вино Монбазийяк, которое Добрый Господь в своей мудрости любезно предоставил к фуа-гра. Там были точильщик ножей и торговец скобяными изделиями, вьетнамец Дьем продавал свои nems — спринг — роллы, а Жюль — орехи и оливки, пока его жена готовила огромную паэлью, от которой шел пар. Различные киоски, торгующие фруктами и овощами, зеленью и помидорами, были невосприимчивы — до сих пор — к мужчинам из Брюсселя.
Но в каждом ларьке, где продавали домашний сыр и пирожки, или уток и цыплят, зарезанных семейным топором на каком-нибудь старом пне во дворе фермы, а не на выложенной белой плиткой скотобойне людьми в белых халатах и сетках для волос, Бруно делал свое предупреждение. Он помог пожилым женщинам собрать вещи, уложив свежощипанных цыплят в похожие на пещеры матерчатые сумки, чтобы отнести их на хранение в ближайший офис автошколы Патрика. Более богатые фермеры, которые могли позволить себе передвижные холодильные камеры, всегда были готовы позволить тетушке Марии и гранд-мюре Колетт положить свои менее легальные сыры рядом с их собственными. На рынке все были посвящены в тайну.
У Бруно зазвонил мобильный телефон. «Ублюдки здесь», — сказала Жанна, как ей, должно быть, показалось, шепотом. «Они припарковались перед банком, и Мари-Хелен узнала их по фотографии, которую я дал Ивану. Она увидела это, когда заезжала в свое маленькое кафей. Она уверена, что это они».
«Она видела их машину?» Спросил Бруно.
«Серебристый «Рено Лагуна», совсем новый». Жанна прочитала номер. Интересно, подумал Бруно. Это был номер Департамента по борьбе с коррупцией. Они бы сели на поезд до Брива и забрали машину там, за пределами Дордони.
Они, должно быть, поняли, что местная шпионская сеть следит за ними. Бруно вышел из пешеходной зоны на главную площадь у старого каменного моста, где инспекторам пришлось пройти мимо него, прежде чем они добрались до рынка. На той неделе он позвонил своим коллегам-начальникам муниципальной полиции в других деревнях с рынками и дал им машину и ее номер. Его долг был выполнен, или, скорее, половина его долга. Он защитил своих друзей от инспекторов; теперь ему предстояло защищать их от самих себя.
Поэтому он позвонил старине Джо, который в течение сорока лет был предшественником Бруно на посту начальника полиции Сен-Дени. Теперь он проводил время, посещая приятелей на всех местных рынках, используя в качестве предлога случайную распродажу небольшого запаса безразмерных фартуков и рабочих халатов, которые хранил в багажнике своего фургона. Продаж было сделано меньше, чем на встрече за ритуальным бокалом
