Ознакомительная версия.
«Белая шляпа – информация, – отбросив Иринин образ, который уводил слишком далеко, Плетнев призвал на помощь логическое мышление. – Вопрос: какой информацией мы обладаем? Самой разнообразной – но пока что никуда не ведущей. Исполнительный директор, возможно, проворачивает финансовые аферы, давно задумав уйти из агентства. Креативный директор до сих пор влюблена в покойного, как кошка. Какая нам нужна информация? Которая помогла бы установить, имеет ли это отношение к смерти Легейдо или нет… Н-да, так мы недалеко уедем.
Синяя шляпа. Организация мышления. Мышление о мышлении… Это я не слишком понял, это для меня большой загруз. Чего мы достигли? Что нужно сделать дальше? Разобраться, что это за чума такая – рекламный мир…»
И теперь уже с чистой совестью Антон Плетнев отдался мыслям об Ирине, которую он скоро увидит у себя дома, на своей мужской территории: она же обещала собрать Ваську в загородную поездку, а поездка не за горами…
Ворвавшись в прихожую собственной квартиры, Сергей Иванов первым делом сдернул с головы за козырек бейсболку. Фу-у, какое облегчение! Да, удобный головной убор, ничего не скажешь, длинный козырек защищает глаза от солнца надежнее, чем темные очки, но в помещении сейчас же от головного убора начинают плавиться мозги. Бейсболка закачалась на крючке вешалки – желтая, с невнятной английской надписью, козырек – коричневый. Все их сейчас носят… До чего же все-таки жарко! И есть хочется. Нормальные люди в жару теряют аппетит, а Иванов, при его худобе, как ни смешно, готов слона срубать вместе с бивнями в любую погоду. Вот только обеда, кажется, не дождется… На лестничной клетке Сергей Алексеевич воспрянул было духом, учуяв смачный аромат куриной лапши, но стоило отпереть дверь своими ключами, чтобы удостовериться: в его квартире не пахло съестным. Значит, лапшу варит соседка, что живет напротив них, дверь в дверь. Соседка вечно выходит выносить мусор в розовом халате и розовых стеганых тапках с белыми помпонами; круглоглазая, жирная, глупая, как курица. Зато готовить любит, судя по запахам, затопляющим лестничную клетку. Не перебраться ли к ней? Очень удобно, он бы даже прописку менять не стал…
– Сере-ож, ты пришел? – донесся голос из глубины квартиры.
Сергей Алексеевич вопрос проигнорировал. Ну да, он пришел; подумаешь, событие мирового масштаба! Кто ж еще, спрашивается, мог прийти, кроме него?
– Сере-о-ожа! – Донеслось чуть более требовательно, уже настойчиво, с командирской интонацией.
– Да-да, Ленок, – поспешно откликнулся Сергей, – это я.
Он ненавидел в себе это чувство («Чувство строя и песни», – язвил он про себя), заставлявшее его быть рядовым при командирше Лене, но поделать ничего не мог. И смеялся, и возмущался, и бунтовал, но в конце концов все бури стихали, и Сергей, словно белый ягненочек, откликающийся на зов пастуха, делал то, что от него хотела Лена. Даже когда его первоначальные желания были совсем другими. Лена, на самом деле, прирожденная рекламщица: умеет убедить вас в том, что вам нужно то, о чем вы до этого и не подозревали. Могла бы сделать неплохую карьеру в рекламном бизнесе, если бы не недостаток честолюбия. Вместо этого она привела в мир российской рекламы двоих мужчин.
Их было трое… Да, первоначально Сергей Иванов с Кириллом Легейдо составляли в институте стойкий, неподвластный времени и ветрам научный тандем. Потом к ним присоединился третий, точнее, третья – и все разрушилось. Хотя, по идее, треугольник – фигура устойчивая, в данном случае она стала для них роковой… Для них? Да нет, Кирилл Легейдо от этого уж точно ничего не потерял. Лена тоже довольна собой и жизнью. Единственный, кто остался в проигрыше, – это он, Сергей Иванов. Сколько ни опровергай печальную истину, ничего не изменится.
Лена воплощала собой тип, противоположный их нынешней соседке и, как ему казалось в те годы, противоположный всему, что он так не терпел в женщинах. Лена была женственна именно потому, что в ней не было ничего бабьего. Она совсем не походила на курицу, скорее на куницу – гибкого длиннотелого зверька. Быстрого, как ум Лены, коричнево-блестящего, как ее продолговатые карие глаза и темно-каштановые волосы… О том, что куница – хищный зверь, Сергей не задумывался. По крайней мере, на ранних этапах их взаимоотношений…
Потягиваясь своим гибким куньим телом, Лена вышла – точнее, вытекла – в прихожую. Лениво, оправдывая свое имя. В чем-то полупрозрачном, дразнящем, стесненном завязочками в груди и расширяющемся книзу: белье не белье, халат не халат. Наверное, это и называется кружевным словом «неглиже»… Сергей тоскливо прищелкнул языком. Другие женщины к сорока годам дурнеют, расплываются или, наоборот, превращаются в тощие палки, в любом случае теряют молодую красоту – на Лену этот закон не распространялся. Даже морщинки возле глаз и губ ей шли. Да, в сорок она красивей, чем в двадцать. Сергей гордился ею и грустил оттого, что она так красива. Это исключало возможность развязаться с ней…
– Муж пришел голодный, – произнес Сергей с намеренной, хотя и недостаточной суровостью, – а дома жрать нечего.
Лена картинно повела плечами – остренькими, но при этом покатыми. Суровый тон мужа ее не пугал. И тем не менее она блестящей ртутью потекла в сторону кухни, где наверняка бросит на едва разогретую сковороду что-то полуфабрикатное. Персонально для Сергея, по его многочисленным просьбам. Такое впечатление, что сама она не нуждалась в еде. Потому за все истекшие годы и не растолстела. Правда, и не худеет, когда Сергей перестает за ней следить и она, сама по себе, ни черта не жрет. Воздухом, что ли, питается?
Это презрение к быту когда-то пленило Сергея Иванова… Пленило оно и Кирилла Легейдо. Впрочем, кроме этой поразительной безбытности, субтильности самого вещества, составлявшего Лену Судобину, в ней было еще немало такого, что заставляло мужскую часть психолингвистов терять голову. Ее азартная непредсказуемость. Ее живость, скрытая под маской томности. Ее умение одеваться – без погони за модными тряпками, но так, что все достоинства фигуры оказывались подчеркнуты, взвинчивая мужское желание. Ее интеллект… Да, знаете ли, ученые – такие вот привередливые мужчины: одной красоты для них мало, они любят поговорить. А уж одержимые своей специальностью психолингвисты и подавно предпочитают тех, с кем можно поговорить на одном языке… И Лена удовлетворяла всем требованиям.
Правда, вот примечательное обстоятельство: успешно продвигаясь в перспективной малоисследованной области науки, Лена не была честолюбива. Она не хотела достигать научных степеней, титулов и регалий. Зато она намеревалась облагодетельствовать своей милой персоной того, кто их достигнет… Ну или достигнет успехов в любой другой области. «Женщина должна вдохновлять героев и гениев», – не однажды повторяла Лена, находя свой идеал в подруге Сальвадора Дали, прославленной Гала. Причем Лена была уверена, что, в отличие от Гала, приземистой толстоватой тетеньки со старомодно поднятыми надо лбом волосами, она по-настоящему прекрасна – и, значит, гений, который ей подвернется, будет покруче самого Дали. И, по мнению Сергея и Кирилла, она имела право на эти бешеные притязания…
При мысли о Кирилле Сергея пронзила настоящая боль. Нет, ну что за нелепость: жара страшная, с кухни потягивает уже плодами Лениной готовки – подгоревшим рыбным филе в сухарях, – а его, сорокалетнего, разумного и не слабонервного мужика, пронимает холодом. И вроде еще запахло погребально – хризантемами, еловыми лапами… Прощальным букетом, который Сергей Иванов мысленно пока еще возлагал на могилу былой дружбы.
Кирилл Легейдо и Сергей Иванов со студенческой скамьи были не разлей вода, вопреки внешнему несходству. Они друг друга дополняли: Кирилл – подвижный, экспансивный, Сергей – медлительный, осмотрительный; Кирилл – экстраверт, Сергей – интраверт; Сергей – худущий, Кирилл уже тогда начинал полнеть… Зато интересы у них были – ну полное тебе совпадение! Наука, наука, и только наука. И со всеми, надо заметить, перспективами… За исключением денежной. «Наука – удовлетворение собственного любопытства за государственный счет», – любил говаривать Александр Иосифович, их обожаемый руководитель. Их это не смущало. Они готовы были к изнурительному аскетизму. Главное – удовлетворять свое любопытство; а что еще надо настоящему ученому?
Пока не ворвалась в их жизни Лена. Лена поставила все с ног на голову. Она вдруг заставила их понять, что честолюбие бывает не только научное. Она заставила их полувнятно, почти подсознательно, но с неожиданной силой затосковать о неиспытанных возможностях, которых они лишаются во имя вымученного аскетизма. Она внесла в их тесный, живущий недоступными другим интересами мирок веяние большого мира, который в то время стремительно менялся. Соотечественники Сергея и Кирилла тоже менялись, рисковали, выигрывали или проигрывали – и все это с таким размахом, что дурно делалось. Но, с другой стороны, и попробовать хотелось. Головной мозг упоенно вгрызался в гранит исследований, а спинной вожделел комфорта и роскоши… Может, и Лена была ни при чем, просто время такое, а? Но если хорошенько припомнить, и Лена внесла свою лепту…
Ознакомительная версия.
