Ознакомительная версия.
Пока не ворвалась в их жизни Лена. Лена поставила все с ног на голову. Она вдруг заставила их понять, что честолюбие бывает не только научное. Она заставила их полувнятно, почти подсознательно, но с неожиданной силой затосковать о неиспытанных возможностях, которых они лишаются во имя вымученного аскетизма. Она внесла в их тесный, живущий недоступными другим интересами мирок веяние большого мира, который в то время стремительно менялся. Соотечественники Сергея и Кирилла тоже менялись, рисковали, выигрывали или проигрывали – и все это с таким размахом, что дурно делалось. Но, с другой стороны, и попробовать хотелось. Головной мозг упоенно вгрызался в гранит исследований, а спинной вожделел комфорта и роскоши… Может, и Лена была ни при чем, просто время такое, а? Но если хорошенько припомнить, и Лена внесла свою лепту…
Она их стравила. Не в буквальном смысле, не заставляя грубо, в стиле настоящих мачо, драться из-за нее, но исподволь будила в обоих поклонниках дух соревнования. Каким-то хитрым образом она давала понять, что такая женщина, как она, может быть только наградой победителю в жизненном спринтерском забеге. Вот они и рванули, победители – к финишной ленточке. Ленточка моя финишная, все пройдет, и ты примешь меня, как в песне поется. Почему так получилось, что для Сергея этой самой ленточкой оказалась Леночка? А с Кириллом вышло по-другому?
Они с Кириллом долго обсуждали: куда идти, чтобы зарабатывать побольше. По-дружески еще обсуждали, со смехом, с непонятными для других шуточками, накопленными за годы совместного обучения и научной деятельности. Кирилл собирался податься в торговлю: тогда это было модно, все стронулись с места, челночили, зарабатывали приличные деньги, чтобы целиком потратить их на новый товар. А в Кирилле была авантюристическая жилка, точно в средневековых купцах, преодолевавших верхом огромные расстояния, чтобы доставить ко двору короля груз амбры или рог единорога… Но Сергей не решился так резко порывать со специальностью, которой они намеревались посвятить всю жизнь, и предложил рекламный бизнес. Да, трудно поверить, но это была его идея! В тот раз он оказался лидером: Кирилл признал его правоту.
«Почему же только в тот раз? – некоторое время назад истекало горечью сердце Сергея. – Я ведь был успешнее – поначалу! И Шиллер меня постоянно ставил в пример! И Лена сделала ставку на меня! Проиграла… Вместе со мной проиграла. Из-за этого меня всю жизнь изводит. И кто ее упрекнет? По-своему она права: не того выбрала, вот и мается. Но кто мог предположить?»
Теперь этим мыслям нет места. Они миновали навсегда. Он благодарен судьбе, что решился сделать то, что сделал. Это был безумный поступок, но после него все стало так, как оно и должно быть…
– Сере-ожа, к столу! – донеслось из кухни. Видимо, это был не первый призыв жены, на который он не отреагировал, потому что голос Лены звучал раздраженно. – То ты говоришь, что голодный, то тебя не дозовешься…
– Иду, Ленок, иду! – И Сергей громко затопал по коридору, изображая радость от предвкушения встречи с подгоревшим рыбным филе.
– Ты уже видел последние новости по телевизору? – настиг его вопрос Лены на подходе к кухне, и он замер, не решаясь переступить порог. И почти зная, каким будет продолжение…
– А что там такое? – спросил он каким-то не своим, деревянным голосом.
– Знаешь, я толком не уверена, репортаж кончался, и я не совсем поняла. Но, кажется, Кирилл…
Кабинет исполнительного директора агентства «Гаррисон Райт» резко отличался от всей остальной художественно-абсурдной обстановки. Господствовавший здесь Савельев давал понять посетителям: здесь занимаются такой сухой материей, как финансы, креативным безумствам вход воспрещен. Никаких шаржей, никаких предметов, выполняющих несвойственные им функции. Цвета – приглушенные: серый, бежевый, белый с розоватым оттенком. Столы – функциональные. Стулья – офисные. На одном таком, страдающем вертячкой, утвердил свой зад Плетнев, мысленно посетовав: куда только исчезли из всех учреждений нормальные человеческие стулья на четырех ногах? Стулья, которые не стремятся вывернуться из-под тебя и пуститься в пляс по комнате. Спина на них отдыхает куда лучше, чем на этом офисном заморском безобразии.
Мысли о стульях шли вторым эшелоном. Главным в савельевском кабинете был для Антона сам Леонид Савельев, который казался таким же гладким, неприметным и изворотливым, как офисный стул. Взгляд – прямой, открытый, глаза в глаза к собеседнику: подсознательный месседж – «мне врать незачем, я говорю правду, только правду». Ну такой и соврет – недорого возьмет. Все они тут специалисты по психологии, всем им не составляет труда обвести кого угодно вокруг пальца…
– Я не знаю, насколько это важно для расследования, – начал Леонид, упершись в Антона правдивым взором, – но должен сказать, что на Кирилла уже совершалось покушение. Больше года назад. Правда, мы этому значения не придавали…
– Чему? – поразился Антон. – Покушению? – Нет, они все тут чокнутые, честное слово!
– Дело в том, что это было не совсем покушение, – заторопился объяснить Савельев. – По крайней мере, опасности для жизни оно не представляло. Кирилл расценил это как шутку, во всяком случае, велел никакого шума не поднимать. Неудивительно, что об этом все забыли. Но сейчас я подумал: может, это тем не менее было покушением, а не шуткой?
– Что-то я ничего не пойму, – сдался Антон. – Расскажите все по порядку.
И Леонид Савельев рассказал, что больше года назад, а именно второго апреля прошлого года (дата здесь важна!), Кирилл Легейдо, выйдя из агентства и собираясь на деловую встречу, услышал громкое тиканье, доносящееся из багажника его машины. Генеральный директор позвал охрану. Двое охранников со всеми предосторожностями открыли багажник и увидели какую-то штуковину, с виду железную, которая напоминала шляпу-котелок и размеренно тикала, будто внутри находился будильник. Неудивительно, что все переполошились. Один из охранников вызвал службу, которая занимается разминированием объектов. Но оказалось, что тревога ложная: объект, представлявшийся железным, был сделан из папье-маше. Когда его вскрыли, оттуда вылетел шарик с нарисованным Карлсоном.
А тикало довольно-таки простенькое механическое устройство с таймером, вроде того, которое используют домохозяйки, отмеряя время приготовления блюд… Кириллу сразу же предложили заявить в милицию, но он отказался, заявив, что это, по всей видимости, просто первоапрельский розыгрыш. Когда ему указали, что первое апреля уже кончилось, он возразил, что около двух дней не заглядывал в свой багажник. Можно предположить, сказал гендиректор «Гаррисон Райт», что автор розыгрыша намечал его на вчерашний день, но что-то не сработало, и устройство выдало себя сутками позже. Так или иначе, эта тема была закрыта, а о «бомбе» в агентстве посудачили и забыли.
– Вы сохранили эту… бомбу?
– С какой стати?
– А куда она потом девалась?
– Ее взял Кирилл, а что с ней потом сделал, это уже касалось только его. Вынес на помойку или сохранил как сувенир… А что, она вам нужна?
Антон пожал плечами. Даже если «бомба» найдется, вряд ли на ней сохранились отпечатки пальцев шутника. Если они с самого начала на ней были. Кажется, шутник был довольно злобный, а такие предпочитают шутить в перчатках.
– Господин Савельев…
– Леня. Или Леонид, как вам удобнее.
– Леня, а были у вас какие-то предположения, кто это мог сделать?
– Мы предполагали, что эти шутники-террористы прописаны в агентстве Дмитрия Шиллера. У нас с шиллеровцами дружба-вражда – в общем, сложный комплекс проблем. Дело в том, что Кирилл в самом начале своей карьеры работал у Шиллера, но недолюбливал его за деспотизм и, как он говорил, патерналистский стиль руководства…
– Что это значит – «патерналистский»?
– От слова «патер» – «отец». Это такой стиль руководства, когда начальник берет всю полноту власти на себя, а в подчиненных видит несмышленых детей, которые должны его все время слушаться. Кирилл был склонен к более современным подходам, чинопочитания принципиально не терпел. У нас, как видите, отношения дружеские, никто не боится высказывать свои мысли…
– И, конечно, дружеский подход способствовал процветанию вашего агентства? – сделал напрашивающийся вывод Антон.
Леонид скроил физиономию, выражающую сомнение:
– Это неоднозначно. Шиллер со своим патернализмом тоже вроде не бедствует. Финансово мы всегда шли с ним голова в голову… Что касается рекламного творчества, я в нем не спец, но мне кажется, главное – это люди и идеи, а не подходы. В общем, каждому свое.
– Редкая фамилия – Шиллер. Это что, родственник того самого композитора?
– Вы сказали, Антон, композитора? Вообще-то Шиллер – великий немецкий поэт.
Ознакомительная версия.
