Мейбл достала свои сигареты «Карлтон».
— Звонили по номеру, известному лишь персоналу департамента и работникам прокуратуры вроде вас.
Мейбл впилась ногтями в сигарету и вырвала ее из пачки.
— Я думаю, что здесь не курят, Мейбл, — заметил Циммерман.
Мейбл прикурила свою сигарету и выпустила дым через уголок рта:
— У меня мало времени, Циммерман. Приступайте к делу.
Он улыбнулся. Она назвала его Циммерман. Что за прелесть!
— Судя по тому, как звонившая описывала эту женщину, она профессионал. Сопоставляя это с тем фактом, что свидетельница знала секретный номер телефона, мы склонны предполагать, что она связана с представителями правоохранительных органов. Свидетельница кое-что знает, но боится назвать себя, чтобы не подвергать риску свою репутацию, так как не обладает всей полнотой информации.
На этот раз Мейбл выпустила дым прямо в лицо Циммермана.
— Плохо то, что коп не смог определить, откуда поступил звонок.
(Улыбка на лице Циммермана стала шире. Этот сукин сын определил, откуда поступил звонок. У них на участке установлена специальная аппаратура, которую этот коп собирается установить и у себя в квартире.)
— Я не стану утруждать вас описанием всех деталей, — сказал Циммерман. (Он расскажет ей все подробности позже, за обедом в ресторане «Мортимер», у себя дома или у нее дома, где они будут пить кофе и слушать негромкую музыку — Кита Джарета или Китаро). — Скажу только, что звонили из автомата на углу Семидесятой улицы и Лекс-авеню. Но к тому времени, когда туда прибыла полицейская машина, звонившая уже исчезла.
— Это естественно, — согласилась Мейбл.
— Само собой.
(Сейчас он умрет — улыбка на его лице все растет и растет. Сейчас у него будет разрыв лица.)
— На углу находится аптека Таубмана. Когда началась гроза, фармацевт, Таубман-младший, выглянул из окна и увидел бегущих людей, качающиеся рекламные щиты, подхваченные ветром баночки из-под пива. Он также заметил одну из своих клиенток, звонящую по телефону.
(Ну конечно же он заметил меня, этот грязный старикашка. Мою юбку подняло ветром, блузка вся промокла и прилипла к телу, как футболка спортсмена.)
— Это еще ничего не значит, Циммерман.
(Нет, это уже слишком. Улыбка разрослась до неимоверно больших размеров. Звучит сигнал тревоги.)
— Возможно. Но стоит потратить какое-то время на то, чтобы разобраться в этом деле. Я понял, что Таубман-младший не знает ее имени, но она постоянный клиент. Раз в неделю, а иногда и два раза, она покупает в аптеке презервативы.
Дым, выпущенный в его лицо, был подобен шпаге, клинку.
— Значит, она не боится СПИДа.
Улыбка слегка уменьшилась.
— Как это?
— Презервативы предохраняют от СПИДа.
Его лицо стало печальным: он надеялся, что перед ним наконец-то девственница. Пусть опытная, но все же девственница. Постепенно он вновь собрался.
— Таубман-младший описал ее: кудрявые каштановые волосы… — (Волнистые. Золотисто-каштановые.) — Рост пять футов пять дюймов. Худая… — (Пять футов пять с половиной дюймов. После этого калорийного завтрака я несколько пополнела.) — Ей немного за тридцать… — (Двадцать девять. Ладно, только что исполнилось тридцать.) — Не замужем. На руке нет кольца и…
— Многие женщины сейчас не носят кольца.
На его лице вновь появилась улыбка.
— Кольца нет, и она всегда покупает три упаковки презервативов. Таубман-младший сказал, что она напоминает ему тех вдов, которые каждый день ходят на рынок и покупают там только одну отбивную котлету из баранины. Они боятся покупать по три или четыре котлеты сразу. А что, если они вдруг умрут? Ведь тогда их деньги будут потрачены зря. Она боится…
— Она боится, что если купит дюжину, то ее никто не оттрахает. Из этого следует, что она не замужем, потому что замужние женщины трахаются каждый день. Так, что ли, парни? Давайте начистоту, — Мейбл погасила сигарету и сунула пачку в сумочку. — Ладно, господа. Я вас выслушала. У меня страшно мало времени. Что вы хотите услышать от меня?
Каллен подался вперед, намереваясь продолжать разговор.
— В вашем управлении проводятся расследования пожара в здании «Ралей» или каких-нибудь других пожаров, имеющих место в районе Клинтон за последнее время?
Мейбл сцепила пальцы рук и опустила их на край стола, приняв вид опытной женщины, беседующей с чрезмерно энергичными мальчишками.
— Это не мое дело, но я знаю, что полицейские не нашли доказательств тому, что «Ралей» подожгли.
Каллен кивнул:
— Разумеется, мы говорим о тех случаях, когда поджигатели не оставляют свои подписи.
Мейбл взглянула на него из-под ресниц:
— Сейчас уже все слышали о том, что Энн Джонс находилась в компании одного офицера полиции, когда в ее квартиру бросили зажигательную бомбу. Я полагаю, никто не пострадал.
Все это уже стало историей, но в этот миг Каллен понял, что взрыв все же причинил ему некоторый ущерб: его компьютерные часы вот уже несколько часов не выдавали сигнал. Время-то они показывали — 8.38.21… 22… 23, — но сигнальная система вышла из строя, возможно тогда, когда он ударился рукой о ванну.
— Никто не пострадал. Спасибо.
— А есть ли связь между этим происшествием и тем вопросом, который вы задали мне?
Каллен наплевал на свое обещание Энн:
— У Энн есть знакомый, которому заплатили за то, чтобы он поджег «Ралей».
(Он преувеличил немного. Ну и что? Не проливайте воду.)
— Кто ему заплатил? — спросила Мейбл. Судя по выражению ее глаз и по тому, как она держала голову, можно было предположить, она понимает, что Каллен преувеличивает.
Каллен развел руками:
— Я думал, что вы поможете разобраться мне в этом.
Мейбл откинулась на спинку стула, как это любила делать Ли Левитт. Она как бы отстраняла себя от надоевших ей людей.
— Итак, мы здесь вовсе не обмениваемся информацией. Вы хотите знать, кто поджег «Ралей», и вас интересует та персона, связанная с правоохранительными органами, которая видела кого-то, кто покидал дом Стори через черный ход? Откуда мне знать ответы на такие вопросы, черт побери!
Циммерман вновь вступил в разговор:
— Не персона, а женщина. Мы знаем, что это женщина. Нам хотелось бы знать, работает ли у вас женщина, живущая рядом с домом Стори. Если мы обратимся в отдел кадров, это вызовет подозрение.
Мейбл выразила удивление:
— Вы хотите, чтобы вам сообщили такого рода сведения о людях, которые ни в чем не подозреваются?
— Мы никого не подозреваем, Мейбл, — сказал Каллен. — Мы ловим убийцу.
Он придвинул свой стул к столу, допил кофе, кивнул Циммерману и встал.
— У вас есть наш номер телефона.
Мейбл смотрела, как они уходят из кафе. Они ушли с достоинством. Хорошие ребята. Симпатичные. Хорошо сложены. Прилично одеты. У них отличные манеры, приветливые взгляды. Не то чтоб они очень уж разбирались в женской психологии, но свиньями их не назовешь, и они не из тех слишком правильных представителей закона. Эти славные ребята могут притворяться, что не замечают ее пристрастия к водке, никотину, кокаину и транквилизаторам, пользующимся такой популярностью в последнее время, но они достаточно опытны, чтобы сразу заметить — ее интересуют только деньги.
Мейбл встречалась с мужиками, к которым женщины, интересующиеся деньгами, липнут, как пиявки. Рубашки этих мужиков стоят дороже, чем костюмы славных ребят. Эти мужики щекочут твою ладонь средним пальцем, пожимая твою руку, и смотрят тебе в глаза, как будто хотят сказать тебе что-то в присутствии своих жен и богатых, могущественных друзей, которые представляют друг другу тебя и своих жен, и эти мужики, точно так же, как и их жены, знают, что происходит, но молчат, потому что иначе они оказались бы на улице. Эти мужики курят сигары и пользуются лосьонами, которые стоят немалых денег, но тем не менее от них дурно пахнет. Эти мужики дают на чай боям в гостинице, куда они ведут тебя, пообедав с тобой в ресторане и сходив с тобой в театр. Через какое-то время они снимают квартиру, чтобы им уже не приходилось вести тебя куда-то. Теперь они просто приходят к тебе и трахают тебя, после чего суют тебе в руки банкнот с таким видом, как будто не знают, сколько долларов дают тебе — десять, двадцать или сто, и смотрят при этом в окно, словно только для того и снимали квартиру, чтобы насладиться панорамой города, полагая, что производят впечатление на свою любовницу, и не замечая презрения в ее взгляде. Как могла она, такая красивая и шикарная, продать себя этому грязному старикашке, этому слизняку? Именно таким отвратительным человеком являлся Норман Левитт, муж Ли.
Мейбл смотрела вслед Каллену и Циммерману, и она хотела, чтобы они вернулись и купили ей «Кровавую Мэри»[14]. Ну и что, если на улице восемьдесят четыре градуса по Фаренгейту? Надо же с чего-то начинать утро. А потом они угощают и угощают ее до тех пор, пока она напивается до такой степени, что рассказывает им обо всем. Она говорит им: я та самая женщина, которую вы ищете. Ну конечно же она не та высокая женщина в плаще и шляпе, брюках и спортивных туфлях, которая вышла из дома номер 119 вскоре после того, как там убили Чарльза Стори, пересекла сад и через дыру в заборе проникла во дворик, находящийся за домом номер 116, прошла вдоль забора, открыла калитку, закрывающуюся на засов, и вышла на улицу. Нет, она не та женщина. Она женщина с кудрявыми каштановыми волосами (на самом деле они волнистые и золотисто-каштановые). Рост — пять футов пять дюймов (на самом деле — пять футов пять с половиной дюймов). Ей слегка за тридцать (ей только что исполнилось тридцать). Она не замужем и всегда покупает одну отбивную котлету, одну бутылку пива, одну баночку тунца, одну пинту молока, три упаковки презервативов — короче, она ничем не запасается впрок, потому что боится неожиданно умереть: тогда деньги будут потрачены напрасно. Ладно, она неврастеничка, наркоманка и неудачница. И все же, ребята, что за дела? Жизнь продолжается. Не могли бы вы?.. Пожалуйста. Ну, пожалуйста.
