Ознакомительная версия.
– И Де-Ки знает обо всем этом? – спросил Ван-Ин рассеянно.
– Конечно. Он был там вчера, когда у Ван-дер-Эйка была заключена сделка.
– Боже всемогущий. – Ван-Ин стиснул зубы.
– Что? Не Иисус Христос? – пошутила она.
– Я сказал «Боже всемогущий», потому что я предпочел бы продать свой дом, чем работать один день под Делё.
– Не ваш человек, как я понимаю. Облил вас пару раз грязью.
Ван-Ин не ответил. У Ханнелоре Мартенс и так слишком много информации.
– Не волнуйтесь Питер. Если вы с нами, двери будут широко открыты для вас в судебной полиции, и это обещание, – тихо сказала она. – Утверждено Ван-дер-Эйком лично.
Бенедикта Дегроф стояла на коленях у кровати, пытаясь молиться. Обычно это не было сложно, но сегодня каждый шорох заставлял ее дергаться. Она услышала скрип обуви Даниела, когда он прильнул к ее двери.
Шелест бумаги заставил ее съежиться. Она знала, кто он такой. Прошлой ночью у нее был кошмар, в котором словно проявилась ее судьба. Она сосредоточилась на молитве. Бог не оставит ее, как и прежде. Неподалеку от ее кельи закрылась дверь.
Бенедикта боролась с любопытством, которое мучило ее больше часа. Затем она поднялась, взяла письмо и вскрыла его.
«Сестра, разве Иисус не сказал: „Сначала будьте в мире с братом или сестрой, а затем придите ко мне с молитвой“. Разве не сказал Он в Нагорной проповеди посещать больных? Разве Он не обвинял фарисеев в лицемерии и украшении гробниц?
Разве Он не сказал, что грешащие против Святого Духа не будут прощены?
Ну, дорогая сестра, какой жизнью Вы живете здесь?
Гордость сделала Вас слепой. И гордость спасла Вас. И гордость Ваш удел, удел Вашей проклятой семьи. Вы думаете о ней время от времени? Та, которую Вы помогли осудить?
Разве она не защитила Вас, когда зверь захотел завладеть Вами?
Она принесла себя в жертву, заняв Ваше место?
Эти вопросы, сестра, будут преследовать Вас с сего момента и всегда, вопросы, на которые Вы знаете ответ.
Спите крепко, сестра.
Даниел».
Руки Бенедикты дрожали. Если бы это была неправда, она бы оставила письмо и молилась за клеветника.
Но то, что он написал, было правдой. Шестнадцать лет в стенах Вифлеема были облегчением, но теперь нахлынувшая волна боли охватила ее сердце.
Она рыдала, упав на колени у кровати, и провела большую часть ночи в молитве.
В четверг утром Лаурент Де-Бок купил мощный бинокль в «Прайм Х» – магазине по продаже охотничьего снаряжения на Симон-Стивин-сквер.
Ван-Ин брел по рыночной площади, и они почти столкнулись, проходя мимо друг друга. Но даже если у Ван-Ина была бы в распоряжении фотография Де-Бока, в толпе он, вероятно, не обратил бы внимания на любезного джентльмена. Несмотря на рецессию, центр города Брюгге кишел туристами.
Как вежливый ледокол, с терпением святого, Ван-Ин протискивался через плотную толпу. Беседа с Ханнелоре накануне занимала все его мысли.
Он был готов к работе под прикрытием, и у него было странное ощущение: этот случай нельзя упустить. Он также решил проверить шкаф Дегрофа на предмет скелетов.
Он был полон решимости добраться до сути и сообщил об этом Лео рано утром, и Лео обещал инициировать отдельное расследование в судебной полиции.
Архивариус в прокуратуре был старым другом Лео и согласился поставить его в известность в тот же день. Если там окажется информация на Дегрофа или кого-либо из его детей, он сразу сообщит. Это был вопрос времени.
В ожидании дальнейших новостей Ван-Ин первый навел некоторые справки в архиве. Он планировал связаться с Версавелом и попросил его принести ему поскорее новые данные.
Офис был перемещен из залов Белфорта в бывшее здание суда на Бург-сквер пару лет назад, а на первом этаже находился туристический офис. Ван-Ин смирился с толкотней. В конце концов, у него не было причин спешить и нервничать.
Когда он показал полицейское удостоверение клерку канцелярии, ему дали зеленый свет. Девушка лет двадцати, бродившая вокруг с подносом, предложила ему чашку водянистого кофе.
Лаурент Де-Бок притормозил «фольксваген-гольф», взятый в прокате на Епископ-авеню в Бланкенберге, и остановился на газоне. Он открыл газету, достал бинокль и стал осматривать местность, уделяя особое внимание побеленным бунгало на пару сотен ярдов вниз по улице. Он ждал целых сорок пять минут и уже собирался отъехать, опасаясь, что люди могут заподозрить неладное, как появился мальчик на велосипеде, ехавший навстречу.
Лаурент аккуратно сложил газету и стал внимательно следить за ним. Должно быть, лет тринадцать или около того. Велосипедист замедлил ход возле одного из бунгало и стал кружить позади. Менее чем через пять минут появились два мальчика, проехавшие той же дорогой также через гравий. Лаурент завел машину и поехал за ними.
Рядом с ним на пассажирском сиденье лежала фотография Бертрана, единственного сына Патрика Делайе и Шарлотты Дегроф.
Он узнал мальчика, когда тот проехал мимо. Бертран ехал на коричневом горном велосипеде. У него был льняной рюкзак с кожаными ремнями на спине, а у его друга на ремне болтались ролики. Лаурент вздохнул с облегчением. Его информация была правильной. Бертран ходил кататься на роликах каждый четверг и субботу. Он поехал к концу улицы, развернул машину и последовал за мальчиками в сторону Будевейн-парка. После того как они скрылись внутри, он подождал пять минут, а затем устроился с чашкой кофе в кафетерии рядом с ролик-катком.
Ван-Ин вернулся домой и, устроившись в саду, углубился в информацию, которую он поднял из архива.
Людовик Дегроф женился на Элизе, баронессе Хейтенс Пейнбрук, в 1942 году. У них было пятеро детей: Орели, Гислай, Шарлотта, Бенедикта и Натали. Их адрес за все эти годы не изменился: Спинола-стрит, 58 в Брюгге.
Людовик имел степень доктора права и магистра в области экономики. Баронесса изучала историю. Ничего необычного на первый взгляд, думал Ван-Ин, почесывая спину.
Он прочитал информацию во второй раз. Он на самом деле не ожидал многого. Даже если семье Дегроф было что скрывать, документы не могли сильно помочь.
Первый ребенок, Орели, родилась менее чем через год после того, как они поженились. Другие дети родились после войны: Гислай в 1948 году, Шарлотта в 1950 году, Бенедикта в 1951 году и Натали в 1960 году.
Натали была, вероятно, случайной. Элизе де Пейнбрук было сорок лет в 1960 году, пожалуй, она была уже старовата, чтобы рожать детей. Гислай и Шарлотта до сих пор жили в Брюгге. Орели проживала в Лоппэме, Бенедикта в Марш-ле-Дам и Натали в Де-Пэн.
Ван-Ин решил сконцентрироваться на Орели. Лоппэм недалеко, но все же это дорого и автобусом, и поездом, нужна была машина. Он позвонил Ханнелоре. Как раз можно проверить, как далеко она способна пойти, оказывая содействие в расследовании.
– Здравствуйте, Ханнелоре, Питер Ван-Ин.
– Хой, Питер, – поздоровалась она по-фламандски. – Чем могу?
Он коротко объяснил ей свой план и, к своему удивлению, встретил полную готовность к действию.
– Я буду у вас в десять.
Она говорила с энтузиазмом, а Ван-Ин, едва положив трубку, стал взвешивать, насколько рискованны их действия. Если Дегроф пронюхал об этом, он будет действовать также до конца года. То же самое было ясно для Ханнелоре. Конечно, если прокурор в курсе ее неповиновения, она может похоронить свою карьеру на шесть футов в песок. Настолько ли она наивна, чтобы поверить обещанию политика? Кто-то, должно быть, обещал ей что-то, и он полагал, что в противном случае она не станет вешаться ему на шею.
И почему он погружался во все это? Он пытался произвести на нее впечатление или был сыт по горло беспределом? Видно, правы те, кто говорит, что мужики делают очень странные вещи, достигнув сорока лет. Он крутил все это в голове, когда закрыл за собой дверь и шагал по Ветте-Виспорт на Моэр-стрит. Он должен был подождать пару минут.
– Вы не теряете времени, – сказала она, когда он сел в машину.
– А вы не боитесь рисковать, – ответил он непринужденно.
Ван-Ин рассмотрел ее одобрительным взором. Он никогда прежде не видел заместителей прокуроров в мини-юбках, это должно было бы сильно затягивать процессы в суде.
Он хотел сделать ей комплимент, но в ту же секунду передумал. Они встретились пару дней назад, и одному богу известно, как дело будет развиваться.
– В Лоппэм, комиссар? – улыбнулась она.
– В Лоппэм, мэм.
Атмосфера была превосходной с самого начала. Она вела «твинго», как капитан парома, спокойно, без рисовки и лихачества.
– Так мы, значит, журналисты, – засмеялась она. – Я надеюсь, у вас есть камера. Вы знаете, что женщины это любят. – Она заметила, Ван-Ин посмотрел на нее с удивлением, и пожала плечами. – О’кей. Нет камеры. Вы будете говорить, а я делать заметки.
Машина пронеслась, минуя несколько пробок, не теряя ни минуты. Они остановились у церкви в Лоппэме и уточнили направление у местного старика на деревенской площади. Это было недалеко. Мужчина покачал головой, сетуя на ее бестолковость. Двумя колесами «твинго» был уже в нужном месте. «Я никогда не пойму городских», – пробормотал старик себе под нос.
Ознакомительная версия.
