– Кстати, кто тело обнаружил?
– Садовник.
– А где?
– На скамейке боковой аллеи.
– Записки нет?
– Нет.
– Странно. Могли бы сварганить. И чего ты ко мне пристал, чего добиваешься? – переходя на «ты», спросил Гуров.
– Помощи прошу, – ответил Гойда. – Ты опытный, сам говоришь, что талантливый, – подколол он и вновь грустно улыбнулся: – У тебя должны быть идеи, чем подпереть версию убийства. – И добавил: – Мы с тобой коллеги, помоги, замордуют.
– Ага! – Гуров почему-то обрадовался. – Как обвинять сыщиков в топорной работе, нарушениях, обзывать нас скорохватами, так прокуратура превыше всего. А жареным запахнет, так коллеги. А мордовать тебя, дорогой, к сожалению, будут недолго, до следующего выстрела. Как он прозвучит, новый покойник объявится, так все начальники по кустам. А ты весь в белом и на коне.
– Издеваешься, – утвердительно произнес Гойда. – Я только не могу понять, чему ты радуешься. У тебя, знаменитого сыщика, под носом людей убивают. Оставим, чему быть, того не миновать. Сейчас необходимо доказать, что произошло убийство. Есть идеи?
Сыщик хотел ответить, мол, идей у него, как у сучки блох, – решил не травмировать интеллигентного следователя солдатским юмором и ответил:
– Илья был парень не простой, раз подпустил убийцу вплотную, значит, хорошо знал и доверял полностью.
– Думал уже, круг подозреваемых данный факт не сужает. Начальник охраны мог пустить на территорию своего знакомого, нам неизвестного человека.
– Не перебивай старших, – строго и одновременно шутливо одернул следователя Гуров. – Подпустить он мог, но Илья был человек очень ловкий и быстрый и приставить пистолет к горлу не позволил бы, успел рвануться, отстраниться. Однако не успел. Что из этого следует?
– Понятия не имею, – признался следователь. – Твои заключения лишь подтверждают версию самоубийства.
Своей открытостью и в хорошем смысле простотой Гойда импонировал сыщику. Гуров по себе знал, насколько трудно признаться, когда чего-то не понимаешь.
– Илью предварительно опоили каким-то наркотиком. Вскрытие. Исследование. Заключение. Я обреюсь наголо, если медики не найдут наркотик либо иную химию. А если твои руководители заподозрят, что человек сначала отравился, потом застрелился, тогда извини. – Гуров развел руками. – Кончай службу, займись садоводством – сейчас модно и прибыльно.
Гойда собрался обнять сыщика, но по выражению лица его понял, что этого делать не стоит, и сдержанно сказал:
– Спасибо, Лев Иванович, с меня причитается. Я не желаю тебе обращаться ко мне за помощью, но, коли понадобится, верну долг непременно.
Следователь вернулся в стан руководителей, сыщик остался на своем крыльце, вскоре начальники убыли, о полковнике Гурове никто не вспомнил, словно его и не существует в природе.
– Заканчивайте и доложите, – произнес торжественно Гойда, вернувшись к Гурову. – Таково распоряжение властей. Завтра к полудню я закончу, в обед доложу, к вечеру господа вспомнят, как нас зовут, и очень захотят видеть.
Около десяти вечера Гуров сидел в кабинете спикера, смотрел на его усталое лицо – кожа в морщинах, серая, будто присыпана пеплом, – и слушал, как глава парламента отдает по телефону сдержанные и непонятные сыщику команды. Он не пытался вникнуть в смысл переговоров, и неинтересно – своих забот более чем достаточно.
Илью убили – факт, почему, зачем, с какой целью – непонятно. Если убийца находится здесь, на закрытой территории, то без крайней необходимости ставить его под угрозу разоблачения просто безумие. Операцию проводит человек не только разумный, но и по-своему талантливый, в этом сыщик не сомневался. А раз так, то он, неведомый пока противник, не может рассчитывать, что инсценировка проскочит. А если замысел организатора упростить? Может, ему наплевать, как воспримут убийство профессионалы, важно, как поведут себя руководители и политики, которых вполне устраивает именно самоубийство преступника. Политикам необходимо успокоить общественность, а заговорщикам убрать милицейского сыщика и снять боевую готовность оперативников безопасности. Если такая посылка верна, то, следовательно, противнику нужна пауза, тайм-аут, что-то надо перестроить или дождаться какого-то положительного события.
Гуров в очередной раз матюгнулся в собственный адрес – лишь полный дебил в такое политизированное время может абсолютно не разбираться в политике.
К черту политику, Петр прав, мы имеем дело с уголовниками. Раз они хотят взять перерыв, значит, не давать им продыху, пусть втемную, но давить, заставить действовать, проявить себя, может, удастся активизироваться. Карим Танаев? Возможно. Но раз о нем известно безопасности, он под наблюдением, и таким квалифицированным, какое милиция обеспечить не в силах. Стоп! А если после самоубийства Ильи Егорова наблюдение сняли за ненадобностью?
Спикер положил трубку, посмотрел на сидевшего напротив милиционера. Лицо у полковника спокойное, отрешенное, можно подумать, он находится не в кабинете спикера парламента, который росчерком пера, да просто устным распоряжением, способен в корне изменить жизнь человека. Может поднять на немыслимую высоту, может сбросить в грязь.
Ну сбрасывать этого мента особенно некуда, урезонил себя спикер. Уволить? Какой резон? Да и люди не поймут, и газетчики могут пронюхать и поднять вонь. Да и нужен мне этот чертов сыщик, просто необходим. Охранники лишь сторожевые псы, и те никуда не годятся. Служба безопасности подчинена президенту, и кто в этой безопасности работает и сколько стоит, неизвестно. Золотые погоны без единого просвета не гарантируют, что в мозгах просвет имеется, специалисты липовые, всех по знакомству нанимают, по услужливости. Нужна профессионально обученная ищейка, приласкать ее, подкормить, вынудить служить верно.
Спикер молчал, ждал, когда милиционер осознает, где находится, поймет недопустимость своего поведения.
Гуров не поднял головы, не взглянул на спикера преданно и трепетно, равнодушно сказал:
– Вы меня звали, Имран Русланович? Я здесь и весь во внимании.
– Насчет внимания сильно сомневаюсь, думаете неизвестно о чем. – Гораев забыл о своем решении приласкать, говорил раздраженно.
Полковник даже ответом не удостоил, лишь пожал широкими плечами да поднял голову, но взглядом с Гораевым не встретился, отчего голубые глаза сыщика казались пустыми, безжизненными, словно у робота.
– Мне доложили, что вы сегодня беседовали с госсекретарем. – Гораев оттягивал разговор, ради которого и вызвал полковника. – О чем, если не секрет?
– Я не знаю, Имран Русланович, что в жизни политиков является секретом, поэтому вам лучше спросить у госсекретаря, – тихо ответил Гуров.
– Вам же прекрасно известно, полковник, я не разговариваю с этим выскочкой, карьеристом и краснобаем без крайней необходимости.
– Такие интимные подробности мне неизвестны, господин спикер. – Гуров так выделил «господин», что Гораев понял намек и сказал:
– Господин полковник, к великому сожалению, мы с госсекретарем общаемся только в рамках протокола. Не желаете отвечать – ваше право. В конце концов, нетрудно догадаться, что вас убеждали в моей заинтересованности в разразившемся скандале вокруг убийства несчастной девочки. Или я не прав?
Лицо полковника оставалось бесстрастным, он упорно молчал, спикеру стоило больших усилий не вспылить и не выгнать наглеца. Однако Гораев не мог отказать себе в удовольствии и не спросить:
– А что, собственно, вы здесь делаете? Пусть и небескровно, но, как мне доложили, дело закончено, и ваше присутствие здесь бессмысленно.
– Я офицер, подчиняюсь приказам генерала. Орлов направил меня, пока не отозвал.
– Я не знаю вашего Орлова, признаться, он меня мало интересует. Хорошо, – спикер откинулся на спинку кресла, сцепил на животе пальцы, почувствовал, что они дрожат. – Меня интересует ваше мнение по поводу самоубийства.
– Мнение у меня имеется, но доказательства появятся лишь завтра после полудня, – ответил Гуров.
– Мы, слава богу, не в суде, выкладывайте мнение, завтра посмотрим доказательства.
– Начальника охраны убили.
– Я чувствовал, знал! – вырвалось у спикера. – Какого черта здесь толклись генералы, прокуроры, вся свора бездельников? Я, человек далекий от сыска, сразу сообразил, что меня обманывают…
– Успокаивают, Имран Русланович, – поправил Гуров. – Генералы лишь люди, им хочется желаемое выдавать за действительное. Они боятся вас, прессы, конечно, боятся президента.
– А вы не боитесь?
– Почему же, я тоже человек. Но в силу своей должности более тренированный и менее уязвимый.
– Почему убийство? Почему все согласились с самоубийством, а вы нет?
– Я уже сказал, Имран Русланович: они видят, что им желательно, а я вижу, что произошло. Кстати, следователь прокуратуры разделяет мое мнение. Простите за повторы, но обращаю ваше внимание, мы со следователем имеем личное мнение, доказательства появятся лишь завтра.
