Лев подобный человеческий тип, представителем которого, несомненно, являлась Ирина Пащенко, активно не любил.
Однако интересные моменты в монологе все же просматривались. Пришла пора их прояснить.
– Стоп, стоп! – Гуров вежливым, но решительным жестом остановил Пащенко, заходящую на второй круг излияний о своих неземных чувствах к «Сашеньке». – Почему вы решили, что написанная вами статья может иметь отношение к некоей сложной ситуации, в которую попал Бортников, а возможно, даже к его смерти? Ведь вы это имели в виду, я правильно понял?
– Он, – всхлипнула Ирина, – очень рассердился на меня за статью. Наорал. Нахамил. Можно сказать, в шею выгнал. Говорил, что я ему громадную свинью подложила. Что у него неприятности могут случиться. Что могут холку намылить.
– Даже так, – задумчиво произнес Гуров, переглянувшись со Станиславом. – Получается, что Александр Григорьевич никак не рассчитывал на то, что сведения о некоторых, скажем так, рабочих моментах в НИИХ, его мысли по этому поводу, которыми он с вами поделился, попадут в печать. Или он допускал такую возможность? Может быть, даже хотел этого? Что, если его только форма подачи материала не устроила, а сам факт публикации – вполне? Нет? Не торопитесь с ответом, Ирина, это очень важно.
– Нет же! – протестующе воскликнула она. – Мы с Сашей неплохо выпили тогда, он начал болтать языком, даже хвастаться немного, какой он незаменимый, какая у них завлабша идиотка клиническая да какие крутые ребята с их лабораторией дело имеют. Ну, еще про перспективы радужные. Когда же я принесла ему газету со статьей, так он чуть в клочки меня не разорвал! Мы же две недели как в ссоре. Были, – тихо добавила Пащенко.
– Кстати, для нас вы, Ира, номер газеты со злополучной статьей догадались прихватить? – поинтересовался молчавший до сей поры Крячко. – О, даже не один только этот номер, но и с другими вашими статьями, для сравнения? Спасибо. Мы непременно сравним.
Гуров взял из рук Станислава пестрый, многокрасочный шедевр полиграфии. Та-ак. "Голос Края", значит. Шестнадцать полос, однако. На последней странице, как водится, сканворд. Во всю первую – чья-то голая задница с торчащим из нее селедочным хвостом. Посередке телепрограмма. Реклама. Молодежная страничка "Тусовочка". Сразу видать, на интеллектуалов издание рассчитано. А где же наша знакомая? Что-то не видать фамилии Пащенко.
– Это подвалом на второй полосе, – подсказала ему Ирина. – Подписано "Андрей Проницательный".
– Оригинальный псевдоним, – заметил Гуров без тени улыбки. – Название тоже оригинальное, ишь: "Меркурий ретроградный оттоптался!" Да вы поэт, Ирина Владимировна. Меркурий – это бог торговли и жулья? Ах, и планета тоже. Ретроградный-то он с какой стати? Во-он как, значит, термин такой астрологический. Воистину – век живи, век учись. И дураком помрешь. А вот скажите, вы что, специализируетесь на криминальном репортаже? Нет? Может быть, ведете в газете весь экономический блок? Или тематику, связанную с наукой? Как, тоже мимо? Так в чем же ваша специализация, как одного из... ведущих журналистов Светлораднецка?
– Я вообще-то больше по тайнам, загадкам, мистике, астрологии, – несколько смущенно ответила Ирина. – В этом номере еще один мой материал, сейчас покажу. Вот! "Атланты с лемурийцами предупреждают. Близок ли конец света?"
– Так "Александр Нездешний" – это тоже вы?
– Зря иронизируете, – вспыхнула она. – Я в столичной прессе публиковалась, да! В журнале "НЛО", потом в "Планете тайн и загадок", а в "Тихом Ужасе" так даже дважды. Про вампиров и оборотней. Но захотелось попробовать себя в новом жанре, в незнакомой тематике. Тем более такой материал забойный сам в руки плыл!
Лев мысленно выругался. "Нездешний", значит. Мистика вперемешку с НЛО. Лох-несское чудовище, закусывающее снежным человеком. Которое никакое не чудовище, а инопланетянин. Снежный человек, кстати, тоже инопланетянин. Только с другой планеты. Астрология, понимаешь ли!
Словом, суммируя: "Как-то я зашла в сортир, глядь – а в нем сидит вампир! Препохабнейшего вида. Он приплыл из Атлантиды. На меня он посмотрел. Враз от страху околел". Авторство этих бессмертных строк припишем Елене Блаватской. Для солидности.
Действительно, это натуральный тихий ужас.
Проводив утреннюю гостью, предварительно взяв с нее нерушимое обещание никаких журналистских расследований ни в коем случае не затевать во избежание серьезных неприятностей, Лев вернулся на кухню. Общение с Ириной Владимировной разозлило его, а в таких случаях на Гурова накатывал приступ повышенного аппетита. Пельмени безнадежно остыли. Лев, чертыхаясь, третий раз за это утро поставил на огонь кастрюльку, сделал несколько бутербродов. Затем позвал Стаса:
– Присоединяйтесь, пан Крячко! Кушать подано. Чего ты застрял там? Давай позавтракаем, заодно впечатлениями от звезды светлораднецкой журналистики поделимся.
– Я как раз статью ее читаю, – отозвался из комнаты "друг и соратник".
– Про атлантов с лемурийцами? От страха не помри ненароком.
– В гробу я тех атлантов видел, – четко обозначил свою позицию в отношении древних працивилизаций Станислав, усаживаясь напротив Гурова и пододвигая тарелку с малоаппетитно выглядящими слипшимися пельменями. – Про НИИХ материальчик.
– В гробу, говоришь? – весело удивился Гуров. – Что до материальчика, то его надо не читать, а пристально изучать. В комплекте с документами лаборатории, о которых я тебе вчера говорил.
Некоторое время сыщики сосредоточенно работали челюстями, управляясь с гуровским кулинарным шедевром. Затем Крячко сыто откинулся на спинку жалобно заскрипевшего кухонного стульчика, закурил. Взгляд его стал несколько отсутствующим, словно бы прикованным к алому, на глазах покрывающемуся белесым слоем пепла кончику тлеющей сигареты, к тоненькой струйке голубоватого табачного дымка.
Гуров, прекрасно изучивший привычки друга, незаметные другим особенности его поведения, сразу понял – Станислав о чем-то глубоко задумался. Что ж, не будем мешать. Лев сгреб грязную посуду в раковину, включил горячую воду и стал наводить на кухоньке порядок, тихонько ворча себе под нос:
– Никакого, понимаешь, уважения к начальству. Завтрак организовать – Лев Иванович, посуду помыть – Лев Иванович, со стола вытереть – опять же он! А мы будем в эмпиреях витать. Чистым воздухом, понимаешь, абстрактного мышления наслаждаться. Пополам с табачным дымом...
– Лев, – прервал его шутливое брюзжание голос Крячко, – зачем она все же приходила, на твой взгляд? Никак до конца понять не могу.
– На мой? – переспросил Гуров, вытирая мокрые руки вафельным кухонным полотенцем. – Я усматриваю в поведении Пащенко три мотива. Хоть я от этой женщины далеко не в восторге, но не стоит думать о людях хуже, чем они того заслуживают. Так что первый мотив прозрачен, причем благороден – дальше некуда. Она по-своему любила Бортникова, была привязана к нему, словом, суть ясна. Пащенко кто угодно, только не дура. Ее старательно впаренный нам имидж недалекой пустышки на три четверти – я уверен! – игра. Расчетливое притворство. Я сам не возражаю, когда меня за дурака держат. Очень иногда помогает. Так что после наших скупых комментариев к трагическим событиям вчерашнего утра она уверилась, что сама-то смерть Бортникова нелепа, случайна, но вот чей-то нездоровый интерес к ее любовнику... Он отнюдь не случаен. Пойдем дальше. Ей безумно, до зуда хочется разобраться в том, что же произошло. Почему произошло. Куда дальше ситуация развиваться будет. Она своим корреспондентским верхним чутьем унюхала здесь гниловатый запашок сенсации. Возможность громовой публикации, прорыва на новый профессиональный уровень. Ты думаешь, ей самой нравится в "Нездешних" ходить? Что для Пащенко предел мечтаний – ублюдочные статейки в этой голожопой, прости господи, газетенке, которую приличный человек в сортир-то для известных целей взять побрезгует? Нетушки! Амбициозностью от нее прет со страшной силой. А тут такой лакомый кусок замаячил: уже два убийства, неявная связь с криминалом кого-то из университетского руководства. Возьми в расчет хоть то, что покойная Алина Васильевна Беззубова была супругой шефа тутошней ментовки. Если подсуетиться, можно такую серию статеек забабахать, что прямо мухой из "Нездешних" в реальную журналерскую элиту взлететь. Это – второй ее мотив.
– Хорошо, согласен, – кивнул Крячко. – Какой же третий? Она напугана?
– Именно. Плюс желание подстраховаться. Говорю же тебе – не дура. Пащенко уверена, что статейка в "Голосе" кого-то всерьез задела. Сыграла роль спускового крючка. А я, в свою очередь, уверен, что в статейку вошло далеко не все, о чем ей любовник в тот раз трепанулся. Думаю, кстати, что раз был не первым и не единственным. Ясно, что у Ирины возникает мыслишка: "А что, если до меня очередь дойдет?"
