Ознакомительная версия.
Она подошла к троллейбусной остановке 61-го маршрута. Здесь была конечная. И, конечно же, троллейбуса не наблюдалось. Немного подумав, Тамара развернулась и направилась к телефону-автомату. Сняв трубку, она еще некоторое время колебалась, потом решительно набрала номер. На другом конце долго не отвечали.
— Да, — раздался, наконец, голос Родиона.
— Это Тамара. Меньшова… — Она сильно волновалась, но отступать — поздно. Надо было идти до конца.
— Приветик, Том. Просто так звонишь или случилось что? — В его голосе чувствовалось некоторое удивление.
Тамара ему еще ни разу не звонила, хотя свой телефон он дал еще с месяц назад во время одной из коротких бесед на подоконнике.
— Да я тут тетку проведывала… — она запнулась.
— Молодец. Просто — тимуровка. И что дальше?
— У самой остановки ногу подвернула. Идти больно, — интонациями Тамара изобразила страдание. — А на такси денег нет, в общежитии оставила.
— Так оставайся ночевать у тетки. Или кто так она тебе, — предложил Родион.
«Тугодум, что ли?!»
— У меня все конспекты в комнате, а завтра напряженка, — объяснила Тамара, и понимая, что звучит это не совсем убедительно, добавила: — Да и не дойду я сама назад. А ты здесь, кажется, рядом живешь?
— Значит так. Стой на месте. Сейчас буду.
«Ну наконец-то!»
Родион появился через четверть часа, уже на такси. Помог «незадачливой» знакомой забраться на заднее сиденье и плюхнулся рядом.
— В общагу? Или… еще чаю хочешь? — невинно поинтересовался он.
— В общагу! — категорически заявила Тамара.
Всю дорогу до общежития они болтали, будто были знакомы много лет. Делились последними новостями, обсуждали преподавателей, спорили об искусстве. И, конечно, смеялись, смеялись, смеялись… При этом «пострадавшая» не забывала иногда кривиться от боли. Родион проводил Тамару до дверей ее комнаты, прощаясь, чмокнул в щеку и пообещал обязательно навестить «больную».
Зерно было посеяно. Оставалось ждать всходов. Первые ростки взошли уже на следующий день. Родион заявился с коробкой конфет.
— Как здоровьице? — Присел на край кровати. — Получившим бытовую травму от здоровой части населения. Держи. — И протянул «рот-фронтовское» ассорти в красочной упаковке.
Тамара отложила в сторону томик баллад Роберта Бернса, по-детски распахнув от удивления глаза и скромно улыбнувшись, приняла подарок.
— Ты меня балуешь.
— Нисколько. Просто проявляю участие.
— А ты почему не в Щепке? — не переставая улыбаться, она повыше устроилась на подушке и не сводила с гостя озорных глаз.
— У нас сегодня одни лекции. Решил задвинуть. — Родион махнул рукой.
— И все?
— Тебя хотел увидеть, — веселый тон в его голосе внезапно пропал. — Мне с тобой легко. Не так, как с другими. Сам ничего не понимаю. Если честно, хотел застать тебя одну. Потому и сбежал.
— С вами, молодой человек, все ясно. — Тамара продолжала поддерживать игривое настроение. — А как же Оля?
Родион некоторое время молча разглядывал уже не улыбающееся лицо сидящей напротив девушки. А она смотрела на него, не моргая, и ждала ответа. И не заметила, как Родион потянулся к ней и резко поцеловал в губы. Поцелуй затянулся, и она не успела понять, то ли его руки спустил до пояса ее ночную рубашка, то ли та сама сползла, только…
— Не надо, Родь, — еле слышно прошептала Тамара. — Не сейчас… не здесь.
— Извини, я совсем забыл. Как твоя нога?
— Гораздо лучше, — уголки губ ее дернулись вверх.
Это была победа. Может, еще и не полная, но победа.
Теперь большую часть времени проводили вместе. Тамара и сама не заметила, как по уши влюбилась. Часто, копаясь в себе, в своих чувствах, она удивлялась тем внутренним переменам, которые с ней произошли в считанные недели. Дальнейшей жизни без Родиона она уже не представляла. А может, это в ней говорило сбывшееся наконец желание обладать тем особенным, что некогда принадлежало другому? Или инстинкт охотника?
Да и Ольга в последнее время смотрела на Тамару волком, не разговаривала. И хотя учились они в одной группе, по молчаливому договору соблюдали определенную дистанцию и особый этикет — не замечали друг друга. Что, например, Тамару вполне устраивало.
— Жига… Ой, прости! Прости, в натуре, сорвалось, Мустанг. Какого хрена мы сюда приехали? Тут последнему козлу стрелку забить — западло. Или ты кого-то ждешь? Ну? Ждешь?!
— Не мельтеши, Марик.
— Нет, ты скажи! Ждешь или нет? Скажи, ты мне братан?! Мы с тобой из одной миски четыре года баланду хлебали?
— Что-то я не припомню, чтобы мы с тобой в зоне здорово баланду хлебали. Тем более из одной миски.
— Ну, это я так. Эй, типа, официант!.. Еще одну давай, как ее… Абс-с-салют.
Официант, он же хозяин открытого на днях кооперативного ресторана округлил глаза и вопросительно посмотрел на Мустанга. Марик в течение часа прикончил две бутылки «Абсолюта» и заканчивать явно не собирался. Мустанга хозяин раздражал, хотя он и не мог понять, чем именно. То ли навязчивой угодливостью, то ли слишком белым передником, то ли излишне живой мимикой.
— Вали, чего зенки вылупил?!
— Точно, пусть валит! — кивнул Марик, — только сначала абс-с-с…
— Смотри, ни на что больше сил не хватит. У нас, вообще-то, обширная программа.
Марик попытался изобразить на лице обиду.
— Ну, че за прессуха? Кто вчера откинулся, ты или я?! А ва-аще, ты прав, Мустанг. Поехали отсюда. Поедем…
— В номера.
Мустанг выволок Марика на улицу. Марик абсолютно пьяным голосом прочел надпись на дорожном указателе:
— Ку-дря-шев-ка. — Он взял пригоршню снега и натер лицо. Лицо побелело, уши запылали, как два красных фонаря. — Мустанг, слушай! — Марик покачнулся, — а ты на лошади хоть раз в жизни сидел?
— Ты как вмажешь, ясновидцем становишься, — усмехнулся Мустанг. — Прямо Вольф Мессинг! Сидеть-то я до фига сидел, а вот верхом — пока нет. Но собираюсь.
— Слушай… Ну, может хоть сейчас скажешь? Правда, что ты в шестнадцать лет чуть не сел за мокруху, а следователю сдал, где двадцать косых зарыты, и он тебя отмазал?
Мустанг посмотрел на Марика, и у того сразу выступил пот на лбу, несмотря на пятнадцатиградусный мороз.
— А говоришь, это я Мессинг… Да ты же знаешь, Мустанг, что я за тебя! Кого угодно! Вспомни!..
Марик гулял три дня под личным присмотром Мустанга. После чего был им представлен бригаде из тридцати человек, как «начальник штаба». Энтузиазма его назначение ни у кого не вызвало: не был он ни самым опытным — двадцать семь лет всего, ни самим башковитым. Разве что самым крупногабаритным, но для начальника штаба это не самое важное качество. Однако вслух никто ничего не высказал: Мустанг после последней отсидки (когда он из Толяна или Жиги и превратился, собственно, в Мустанга) был в большом авторитете. А среди своих — в непререкаемом.
Марик с деловым видом начал вникать в обстановку и вообще, сразу себя зауважал. Через неделю после вступления в должность он высказал неожиданное предложение:
— Мустанг, я обещал одному человеку на зоне, когда ты уже откинулся… Короче, не то, чтобы я ему должен, но сказал, что сделаю. У него был бухгалтер, вроде страшно толковый мужик. Сечет фишку, как срубить большие бабки. По-чистому.
— Не темни, Марик, он тебе какое-то дело предложил? Что за дело?
— Ты не понял, Мустанг! Я же сказал: по-чистому.
— Ладно, пусть будет по-чистому. Где твой бухгалтер?
— Прикинь, это тот тип, у которого мы в первый день гуляли, помнишь?! Дурацкая деревуха такая, Кудряшевка. Ты сам меня туда затащил. Он из Москвы слинял, когда директора замели, пока пыль не уляжется.
Бухгалтер, он же официант, он же кооператор, во второй раз Мустангу не понравился еще больше, чем в первый. Теперь он был без передника, но так же мерзко угодлив, шевелил бровями быстрее, чем Луи де Фюнес, вдобавок откровенно праздновал труса и потел как бегемот. Хотя и был тощим.
Он разложил пред Мустангом несколько листов с цифрами и начал пояснять на пальцах как младенцу, сколько прибыли можно получить, если…
— Я с таблицей умножения немного знаком, — не выдержал Мустанг, — говори по существу или вали обратно в свой ресторан, не отнимай у занятых людей время.
— Джинсы-варенка! — выдохнул бухгалтер. — В колхозе есть подсобное производство — минифабрика по изготовлению палаток. Из колхоза можно выкупить за тысячу «зеленых», еще и спасибо скажут, все равно стоит. Может производить по триста курток или полтысячи джинсов в день. Доход — тридцать-тридцать пять тысяч в месяц, потом можно расшириться хоть в десять раз. Нужны еще деньги — починить швейное оборудование и закупить сырье в Турции или в Польше. Пятнадцать тысяч в общей сложности для начала работы. Налоги можно не платить, никто не проконтролирует, зарплату — по минимуму, лишь бы больше чем в колхозе. Если не нужно отстегивать крыше, — тут бухгалтер потупился, — прибыль составляет восемьдесят-восемьдесят пять процентов дохода, а доход, как я уже говорил…
Ознакомительная версия.
