Ознакомительная версия.
На текстильной фабрике, где до войны он работал учеником, а затем помощником наладчика станков, его приняли с распростертыми объятьями, предложили возглавить фабричный профсоюз. Меньшов отказался и попросился в производство. Под его начало отдали ремонтный цех.
Постепенно налаживался быт. Вместо гимнастерок и шинелей Белореченск теперь давал стране сугубо гражданскую одежду. Меньшов весь ушел в работу. Оставшаяся одна после гибели на фронте мужа мать редко видела и сына. Он сутками пропадал на фабрике. Так продолжалось до 48-го года.
Жизнь повернулась спиной, когда однажды ночью его забрали прямо из дому и, обвинив во всех тяжких грехах по отношению к самому светлому — Родине и Сталину, отправили по этапу. Конечной точкой оказался Усть-Кудынск, затерявшийся где-то в Западной Сибири. Здесь Меньшову предстояло провести долгих пятнадцать лет. По чьей злой воле или подлому поклепу угодил он на зону, Федор Терентьевич так никогда и не узнал.
Именно там он и встретил Эдика Зарецкого, молодого вора, уже два года отбывавшего срок наказания за экспроприацию имущества богато упакованных квартир. Эдик был москвичем, и хотя это у него была первая отсидка, держался уверенно и независимо. Свою кличку Гриф он заслужил недаром. С виду спокойный, он мог внезапно обрушиться на обидчика, никак не ожидающего такого оборота событий, и почти всегда выходил победителем. Худые и длинные, как крылья, руки на самом деле были сплошным переплетением сухожилий и мышц. И зековское окружение его заслуженно уважало.
На второй или третий день на Меньшова попытались надавить, проверяя орешек не прочность. Бывший офицер, полевой разведчик без особого труда уложил двоих, а третий, вытянув вперед руки — мол, все, мужик, хватит, разобрались — поспешил отступить к стенке барака. Эту картину со стороны наблюдал Гриф. Новенький ему понравился.
В следующий раз Гриф уже помог ему справиться с обидчиками… Если бы не он, Меньшову пришлось бы худо. С этого дня они стали приятелями и постоянно держались друг друга.
Федор много рассказывал о войне, а Эдик, бывший на пять лет его младше и не знавший, что такое фронт, готов был слушать часами. Сдружились крепко.
Потом пришел 53-й. А за ним — 55-й и амнистия. Меньшов вернулся в Белореченск. Гриф — в Москву.
На родной фабрике Федора снова встретили радушно. Не забыли. В этот раз назначили мастером в швейный цех. И все закрутилось по новой.
Мать к этому времени умерла, так и не дождавшись сына. В родительском доме он пребывал совершенно один, поздно приходил, рано вставал. Выходные коротал рыбалкой на протекавшей вблизи Кусе, а зимой — за чтением у собственноручно выложенного камина.
Так, в затворничестве, проходил год за годом. За это время Меньшов заочно закончил Челябинский политехнический институт. И стал начальником цеха, в котором около сем лет проработал мастером.
Женившись в сорок два года на симпатичной брюнетке, работавшей в отдел кадров фабрики, Федор, казалось, обрел, наконец, долгожданный семейный очаг и навсегда порвал с одиночеством. Через год у них родилась дочь. В память о матери Федор назвал ее Тамарой. А еще через два внезапно умерла Мария. И Меньшову показалось, что он уже никогда не сможет любить другую женщину и второй раз жениться. Так оно, как показала дальнейшая жизнь, и получилось.
Менялись времена, параллельно с ними — генсеки, прокуроры и директора крупных предприятий. Менялись сами люди, уже редко вспоминающие о войне, и вместе с ними — весь, привычный до того, уклад жизни. Потому и предложение, с которым пришел Меньшов к новому директору фабрики и своему старому приятелю Петру Силантьевичу Тимофеву, не показалось тому странным. И цех Меньшова стал работать в две смены, причем работали в нем лучшие швеи фабрики. Не удивительно, что продукция из него выходила несравнимо лучшего качества. А люди стали вместо грамот, медалей и премиального червонца получать высокую стабильную зарплату. Никто из них и не подозревал, что работают они не на благо социализма, а на первых подпольных цеховиков.
Меньшов вступил в кооператив. И вскоре они с дочерью переехали в центр, в новую трехкомнатную квартиру. Плоды упорного, многолетнего труда были ощутимо видны. Но Федор Терентьевич ни на миг не задумывался, к чему все это. Глядя на подрастающую Тамару, все больше напоминающую свою мать, он вновь и вновь возвращался к трем самым счастливым годам в его жизни. И от того еще сильнее ощущал потребность дать дочери все, что в его силах, компенсировать не познанную материнскую заботу и любовь.
Безупречно закончив училище, Тамара была полна радужных надежд и наполеоновских планов на будущее. За время учебы она успела сыграть в бесчисленном количестве спектаклей (правда, чисто студенческих) и снялась в полнометражном фильме, в эпизодической роли. Но ее заметили, и в дамской сумочке уже неделю лежало приглашение явиться на пробу на новую роль в телевизионной многосерийке.
Превосходного настроения не испортила даже смерть Елизаветы Петровны. Тем более, что старушка незадолго до своей кончины, прописала ее у себя. Будто чувствовала свой скорый уход. И теперь на правах законной и единственной наследницы Тамара въехала в собственную квартиру. Она стала, пусть и не коренной, но москвичкой.
Единственным, кто не радовался событиям последних дней, был осиротевший Виссарион. Он заметно постарел, почти не выходил во двор и, забившись в давно облюбованный уголок на кухне, следил подслеповатыми глазами за передвижениями Тамары. Оказалось, что с годами его воинственный пыл по отношению к ней не поубавился. Как только она приближалась, Виссарион выгибался, взъерошивал мех и пытался шипеть. Получался жалкий хрип. Видимо, он по-прежнему чувствовал себя в доме хозяином, а Тамару признать ему не позволял кодекс кошачьей чести.
На второй день Тамара начала «собирать его чемоданы». Их оказалось всего ничего — старенькое блюдечко для молока и прочей еды. По-барски наполнив его сметаной, она открыла входную дверь и выманила в подъезд отупевшего от старости кота. Когда Виссарион наелся, что называется, от пуза, оказалось, что дверь закрыта. Он поднял истошный крик. Тамара приоткрыла дверь и, — увесистый пинок под зад спустил Виссариона вниз по лестнице. Еще сохранившейся частью здравого рассудка он понял, что жизнь его круто изменилась — и не в лучшую сторону — и присоединился к лазающим по помойкам бездомным четвероногим. Хотя такого пансиона, по его мнению, он никак не заслужил.
Отец, конечно, помог Тамаре с ремонтом и покупкой мебели. И вскоре квартиру покойной Елизаветы Петровны невозможно было узнать. Она превратилась в уютное гнездышко начинающей актрисы.
Тамара с головой окунулась в жизнь столичной Мельпомены. Гастроли по стране с театром им. Маяковского, в перерывах съемки в кино, банкеты, многочисленные приглашения и поклонники, шампанское, и, конечно, цветы, цветы, цветы. О Родионе Кичигине она забыла.
Выходить замуж Тамара не спешила. В стране назревали перемены, пока еще смутно понимаемые неподготовленным к ним сознанием. Она присматривалась, как присматривается, притаившись в густых ветвях дерева, рысь в поисках добычи, и выжидала. Ей нужен был надежный, уверенный в себе человек, который бы сделал в браке ее еще счастливей, чем она была сейчас.
Толик Жигунов. Начало. 1971 год
— А вас, Жигунов, я попрошу остаться!
Фраза сакраментального звучания еще не имела. Шел только семьдесят первый год, до появления Штирлица, как крупнейшего фольклорного феномена советской эпохи, оставалось еще четыре года. Толик Жигунов удивленно поднял разбитую бровь — и все.
Тренер подождал, пока остальные уйдут в раздевалку.
— Почему вдруг на «вы»? — первым спросил Толик.
— Странно, что именно этот вопрос вас интересует в первую очередь, молодой человек. Я бы, скажем, поинтересовался, зачем меня попросили остаться. А еще лучше — помолчал бы и послушал, что мне скажут. Но если вы спросили… Ну, ладно, давай на «ты», если такой стеснительный. Объясняю: человек должен чувствовать, что заслуживает уважения. Только тот, у кого есть это внутреннее чувство, и пользуется у людей уважением. Понятно?
— Нет.
— Хорошо, объясню проще: вчера я сказал, чтобы вынесли из раздевалки бутылку из-под минералки. Вас оставалось двое, ты ее принес, но забрал не ты — Вовка Лобухов, хотя он к ней даже не притронулся, отказался. Почему? Он среди всех самый хилый и самый затюканный? Нет, он старше тебя на год, он кэмээс, без пяти минут мастер и тяжеловес. Но сам считает себя не мужчиной, а пацаном. Переростком. Поэтому и воспринял мои слова в свой адрес. А ты посчитал, что при наличии Вовки выносить мусор — западло. — Толик насупился и молчал. Это он умел хорошо. — Глаза подними! — усмехнулся тренер. — Все правильно ты сделал. А я специально эксперимент провел, ты что думаешь, мне та бутылка мешала? Ее все равно уборщица забрала бы, еще и обрадовалась бы — двенадцать копеек. — Толик глаза поднял, но хмурого выражения лица не изменил. — Поехали, в общем, отвезу тебя в одно место. Давай переодевайся скорей, жду.
Ознакомительная версия.
