Убили молоденького лейтенанта из группы захвата, здесь Гуров не виноват. Сыщик не хотел задумываться, виноват или нет Петр. Задумывайся – не задумывайся, а многолетняя дружба дала трещину. Внешне все оставалось по-старому, встречались, чего-то обсуждали, обращались друг к другу на «ты», но душевная теплота пропала.
Генерал Орлов вошел в кабинет неожиданно, без звонка. Гуров и Станислав встали, Орлов махнул рукой, пробурчал приветствие, согнал Станислава с его места, уселся напротив Гурова и решительно сказал:
– Если бы мне второй раз пришлось принимать аналогичное решение, я поступил бы так же. И ты, – генерал ткнул пальцем в Гурова, – на моем месте тоже. Ты не пустил бы меня с бухты-барахты хватать козырных валетов. Ты, Лева, убежден, что сработал бы лучше, чем молодые бойцы. Не спорю! Но факт остается фактом – киллеры вызывали тебя, и без тщательной подготовки взять их было невозможно. Они знали, что ты окажешься в цейтноте, на то и рассчитывали. Убежден, они за улицей наблюдали, видели, кто подъехал, принимали решение. Ситуация складывалась для нас тупиковая. Они тебя убить могли, а ты их взять в ту ночь возможности не имел. И я прав, я сказал все, и пошли вы оба к чертовой матери!
– Я знаю, Петр, – Гуров обошел столы, обнял друга.
– К черту! – Орлов вырвался. – Что за телячьи нежности, мы сыщики, не курсистки. Надо было сказать – я сказал.
– Жизнь достаточно мерзопакостна. – Гуров вернулся на свое место. – Идти самому и пустить под пулю друга – вещи разные. Я хотел сказать – забудем. Мы не забудем, мы должны помнить и жить дальше.
– Можно вякнуть младшему? – Станислав сел на ничейный стол. – Решение в ту ночь было, только мы оказались к нему не готовы. Генерал прав, цейтнот давил, требовал действия. А правильное решение состояло в бездействии. Надо было тихо подойти и обложить дом. И ждать. Хорошо рассуждать сегодня, а ночью, получив горячую информацию, не зная, в доме валеты или нет, все чесалось, пистолет рвался в ладонь. На данной дороге нам не светило. Два высококлассных стрелка в квартире. Если бы они пошли на огневой контакт, то двух, а то и трех человек уложили бы в первую же минуту.
– Легко быть сильным задним умом, – голос Гурова дрогнул.
– Петр Николаевич не мог, находясь в стороне, принять верное решение! – Станислав повысил голос. – Я не мог потому, что мне не дано. А тебе, Лев Иванович, извини, дано, и ты мог, но не сделал. А мы тебя, между прочим, любим не за голубые глаза. За то, что тебе бог дал, нас обделив. Так что, если по-честному, то я сказал. И если валеты из России не ушли, они за тобой, Лев Иванович.
– Суров ты, Станислав, сил нет, – Гуров криво улыбнулся. – Я согласный.
– А куда ты денешься? – Станислав тон сбавил, но хватку не ослабил. – Грузят на того, кто тащит в дождь и в темень, а не на того, кто под солнышком и посуху враскоряк стоит.
– Не повторяйся, я с первого раза понимаю! – огрызнулся Гуров. – Мне нужен сыщик, а не проповедник.
– А мне нужны друзья! – Станислав соскочил со стола, шагнул к своему месту. – Иди, генерал, работай.
– Спасибо, что разрешил. – Орлов поднялся, вытащил грузное тело из-за стола. – Лева, пригласи в гости, хочу у тебя на кухне посидеть, рюмку выпить. – И, скрипнув половицами, Орлов вышел из кабинета.
– Извини, Лев Иванович, – сказал Станислав. – Петра требовалось разгрузить.
Гуров посмотрел в простоватое лицо друга и в который раз подумал, что пуд соли с человеком съесть можно, а понять его до конца – дело посложнее.
Гуров сидел на скамеечке, осматривал прохожих, которые в погожий августовский вечер шли неторопливо. Сыщик видел свое парадное и машину, стоявшую чуть в стороне. Приятно жить и осознавать, что в данный момент пуля не шлепнет – так мало человеку нужно. Ушли валеты или они все еще в Москве? Искать их – дело совершенно бесперспективное. У них не может существовать в Москве сообщников, и коли киллеры имеют задание, должны самостоятельно выйти на жертву.
Сыщик в который раз перебрал возможные варианты, ничего нового найти не удавалось. А может, они убрались из Москвы, из России, и он напрасно ломает голову?
Гуров поднялся со скамейки, поддал ногой мяч, отлетевший в его сторону, махнул игравшим неподалеку ребятишкам и, не торопясь, отправился домой.
Мария лежала в гостиной на диване, увидев мужа, сладко зевнула, пробормотала:
– Привет. Извини, – и повернулась на другой бок.
Гуров отправился на кухню к холодильнику, начал готовить себе ужин.
Сыщик был женат второй раз. Первая его жена осталась в далекой молодости, позже вышла замуж и уехала в Америку. Они обменивались редкими ленивыми письмами. Гуров всегда нравился женщинам, но был человеком в совместной жизни нелегким, к тому же эта чертова работа. Порой он увлекался, даже собирался жениться, хотя дальше благих намерений дело не шло. Мария появилась в его жизни три года назад. Гуров поначалу не принимал красавицу актрису всерьез. А как можно было отнестись иначе, когда он со своим укладом и работой и она – с афишами, цветами, поклонниками? Но актриса, несмотря на звездность, оказалась женщиной проницательной, последовательной. Она задержалась в его квартире, долго к крутому мужику присматривалась, притиралась, как умная женщина, никогда с любовником не спорила, соглашалась во всем и поступала по-своему.
Он нехитрый маневр оценил, отнесся к нему положительно. Гуров понимал, Мария незаурядно умна, однако признать, что красивая, несколько взбалмошная женщина умнее его, мужика и битого сыщика, не пожелал. Очнулся он только после загса и обеда с друзьями.
– Ты это сделала нарочно? – спросил он тогда.
– Обязательно, – Мария уже прекрасно знала любимое слово опергруппы.
– Тебе это нужно? – глупо поинтересовался он и закончил другой прибауткой Станислава: – Тогда ныряй, здесь неглубоко.
Порой, устав от замкнутого мужика, актриса съезжала на свою квартиру. Звезду возвращали по-разному: похищали после спектакля, однажды привезли в наручниках.
Они, безусловно, любили друг друга, но никогда о своих чувствах не говорили, о будущем не загадывали. Взрослые люди, они прекрасно знали, как трудно прожить сегодняшний день и о завтрашнем рассуждать не имеет смысла. Гуров относился к Марии не только как к любимой, красивой женщине, скорее как к надежному боевому партнеру, с которым трудно, но интересно идти по жизни. У каждого работа занимала большую часть жизни, они в эту жизнь не лезли, рассказывая о ней лишь то, что хотелось.
Гуров отварил пельмени, бросил на раскаленную сковородку, слегка обжарил, достал из холодильника кетчуп.
– Ты нарочно готовишь еду, которая мне противопоказана? – Мария вошла на кухню в халате, в туфлях на высоких каблуках, пояс туго перехватывал тонкую талию, волосы забраны в пучок, подняты над стройной шеей. Она никак не походила на женщину, минуту назад дремавшую на диване.
Он окинул взглядом ее стройную фигуру, в очередной раз это отметил, согласно кивнул.
– Я вынужден защищаться, да и наше материальное положение не позволяет кормиться только овощами, фруктами да сыром. Пельмени куплены, значит, должны быть съедены.
– Завидую, ешь, что хочешь, а фигура, как у двадцатилетнего гимнаста. – Мария провела сильными ладонями по своему подтянутому животу и стройным бедрам. Она напрашивалась на комплимент, прекрасно зная, что его не получит.
– Помыть редиску? – Гуров открыл холодильник.
– Только если это тебе доставит удовольствие. – Мария опустилась в плетеное кресло, закинула ногу на ногу, взяла со стола пачку сигарет.
– Не кури перед едой, – наставительно произнес Гуров, зная, что его не послушают, а может, даже не услышат.
– У меня новости. – Мария закурила, посмотрела мимо Гурова, словно за его спиной видела что-то интересное. – Я уезжаю с концертами в народ. В театре ставят новый спектакль, я не занята. Семен отпустил меня на три недели. Вот я и решила прокатиться с сольниками по матушке России.
– Удовольствие не из приятных, однако развеешься и поймешь, что жить в этом бандитском городе совсем не плохо. – Гуров поставил перед Марией тарелку, положил пучок мокрой редиски.
– Злой. Даже не спрашиваешь, почему я не занята в новом спектакле. – Мария хрупнула редиской.
– Я знаю. – Гуров тоже сел за стол. – Тебе в новой пьесе неинтересно. Иначе ты бы со своего главрежа скальп сняла, но роль получила.
– Возможно, – легко согласилась Мария. – Но не только. Ты давно заглядывал в кошелек?
– Я никогда не считаю. Есть деньги, и слава богу, – Гуров пожал плечами.
– Мужчина – защитник и кормилец семьи. – Мария поднялась, включила чайник. – Очень скоро тебе придется занимать. В семье кто-то должен зарабатывать.
– У нас есть кому, я счастлив. – Гуров сосредоточенно ловил вилкой в тарелке ускользающую последнюю пельменину.
– Спасибо, что доверяешь. – Мария поднялась, вновь провела ладонями по тонкой талии. – Встань, полковник.
