– Прост ты, Стас, как оглобли, – усмехнулся Гуров. – Тебе все годится, только чужими руками.
– В чем-то я тебе не уступаю, Лев Иванович, а в чем-то и получше, но закрытый разведывательный допрос лучше тебя даже Петр не ведет. И не прикидывайся Красной Шапочкой. Решил – действуй.
– Ну, ежели ты приказываешь, – якобы неохотно протянул Гуров, достал из кармана сотовый телефон, набрал номер.
– Слушаю вас, – ответил грубоватый женский голос.
– Добрый день, Варвара Никитична, – сказал Гуров. – Меня зовут Лев Иванович, могу я поговорить с Николаем Николаевичем?
– Здравствуйте, Лев Иванович. – Варвара старалась говорить мягко. – Николай еще не оклемался, дремлет. Очень нужен?
– Добрый день, полковник, – прозвучал уверенный мужской голос. – Я слушаю. Однажды я назвал Варвару домоправительницей, так она запомнила, очень ей такая должность по душе.
– Извините, Николай Николаевич, если вам удобнее обращаться ко мне по званию, не сочтите за труд, добавляйте слово «господин». А стремление женщины к власти – нормальное явление. Ну, ближе к делу. Мой друг приглашал вас к нам на обед. Как вы к этому относитесь?
– Можно, господин полковник. – Чувствовалось, что Акула улыбается. – Когда и где?
– Остановились мы в особняке господина Бунича. Сейчас двенадцать, обед приготовить следует, так что давайте часиков в шестнадцать.
– Форма одежды парадная? – рассмеялся Николай.
– Удобная, господин Тишин. – Гуров тоже улыбнулся. – Если не возражаете, возьмите с собой супругу. Красивая женщина придает застолью определенный шарм, сильно сокращает количество выпитого и исправляет нашу мужицкую речь.
– Значит, в шестнадцать? – Николай выдержал паузу. – И никаких сюрпризов?
– Что за праздник без сюрпризов? – удивился Гуров. – Мы люди русские, не немцы какие-нибудь. Поклон Мефодию Сильверстовичу. Ждем. – Он отсоединился. – Ну, ребята, вы занимаетесь столом, я отъеду на часик-другой.
Гурову не давала покоя мысль о судьбе бывшего директора цирка Алексея Ивановича Колесникова по прозвищу Капитан. Рассказ циркового клоуна Классика о беспробудном пьянстве и близкой кончине общего друга казался сыщику чудовищным. В таком состоянии с человеком и профессиональные наркологи справляются с большим трудом, а порой и не справляются. Наука наукой, а возможности человеческого организма не беспредельны, но я обязан сделать все от меня зависящее, решил Гуров, и выехал со двора.
Где живет Колесников, сыщик помнил прекрасно. Три года назад он ночью, спасаясь от преследования, нашел квартиру Алексея. Теперь сам бог велит. И точно, дом и квартиру он отыскал без труда, дверь была открыта, но дома – пусто.
Гуров не ужаснулся – подобные лежбища он видел неоднократно, они походили друг на друга как две капли воды. Потеки на стенах, застывшая еда на полу, темные окна, неубранная кровать, на которой валялись тапочки. И везде: на столах, на полу – грязная посуда и пустые бутылки. Главное же – воздух. Таким воздухом нормальный человек дышать не может. Он был не только невообразимо вонюч, но и физически осязаем, казался какой-то субстанцией, имеющей высокую плотность.
Гуров распахнул окно и услышал за спиной женский надрывный голос:
– Взять тут уже нечего! Пошел отсюда, вурдалак! Добили мужика окончательно!
Гуров повернулся и увидел в дверях женщину лет тридцати, некрасивую и лохматую, но определенно трезвую. Она стояла, вооружившись половой щеткой, и воинственно наступала на незваного гостя. Разглядев его, соседка остановилась и несколько растерянно спросила:
– Вы кто будете? Квартиру хотите забрать? Давно не плачено?
– Я друг Алексея Ивановича, – ответил Гуров. – Из Москвы приехал, не был давно. А вы соседка?
Женщина отставила щетку, облизнула губы, провела ладонями по нечесаным волосам, попыталась одернуть мятое платье.
– Соседка. Машей зовут. Я с Лешкой всю ночь воевала, к утру он заснул, я к себе ушла. Нету его? Значит, в магазине побирается, денег у него давно нет, продал все. – Женщина заплакала. – Его в больницу бы срочно. Так кто за лечение заплатит? А если без денег, там еще хуже.
– Маша, квартиру в божеский вид бы привести… Не возьметесь? Я заплачу.
– Так сколько же можно? Я ее разов десять мыла. Его дружки, этот хромоногий и худющий, что из цирка, уж и платили мне, и жили тут, все без толку. – Маша снова заплакала.
– А мы в последний раз все заново сделаем, – уверенно произнес Гуров. – А магазин где? – Он протянул женщине двести рублей. – Хватит?
– Да бог с вами! – Маша хотела отпихнуть деньги, не удержалась, взяла. – А магазин направо, через дом.
– Маша, вы квартиру приберите и заприте. Алексей ночевать не будет, я его уведу.
– Да он уже почти не ходит…
– Значит, унесем. Я не прощаюсь, днями зайду. – Гуров кивнул и вышел.
И магазины такие Гуров видел, раньше их было в Москве предостаточно. И посетителей знал. Лица серые, зеленые, красные, ну и запах, конечно. Люди, не люди, словно из фильма ужасов. Он прошел сквозь «тройки» и «четверки», которые, дрожа, распивали красное вино. Сыщик двигался медленно, оглядываясь, на него налетел небритый детина, тяжело выдохнул:
– Дай червонец.
– Не дам. – Гуров отстранил пьяницу, но тот вцепился в руках.
– Жалко, да?
– Отстань, не жалко. – Гуров хотел идти дальше, думая враз и об Алексее, и обо всех этих людях, и о правителях.
– Коли не жалко, чего не даешь? – не отставал алкаш.
– Лешку Колесникова знаешь? – спросил Гуров.
– А то. Но у Лешки нету, он сам с похмелья загибается.
– Отведи к Лешке – получишь червонец, – отрезал Гуров.
– Обманешь, – гундел алкаш.
– Ты хочешь по харе или червонец? – Гуров железной рукой схватил алкаша за отвороты куртки. – Веди, сука! Иначе в этой жизни ты опохмелиться не успеешь.
Алексей Колесников, бывший директор цирка, грозный Капитан, сидел в подсобке и, обхватив стакан двумя руками, пытался отхлебнуть жидкий чай.
– Глотай, милок, полегчает, – говорила стоявшая рядом уборщица. – А на портвейн у меня нету. – Она перекрестилась. – Разве ж я бы отказала божьему человеку? Я щас тебе валерьяновку достану.
Гуров приятеля узнал, тряхнул за плечо.
– Здорово, Леша!
Глаза у Алексея заплыли, и, чтобы взглянуть на человека, ему приходилось запрокидывать голову. По бессмысленной мути в глазах Гуров понял, что Колесников его узнать не способен. Он оставил приятеля в покое, пошел в отдел, где торговали водкой и коньяком, здесь не было ни покупателей, ни продавца. Лишь один браток с литой шеей и бритым затылком грохотал кулаком по прилавку и выплевывал разные слова. Гуров молча встал рядом.
Неизвестно откуда выскочила дородная женщина в халате.
– Витун! Милок! Тута я! Ну отошла на чуток. Тебе чего?
– А ты не знаешь! Подшипники горят, а тебя, стерва, на месте нет! – Он шлепнул на прилавок сотню, прижал грязной ладонью. – Мою персональную! И откроешь, я глотну! И смотри, если самопал задвинуть захочешь, удавлю.
– Бог с тобой. – Продавщица нагнулась, вытащила из-за ящиков бутылку коньяка.
Мальчонка сорвал пробку золотыми зубами, глотнул, на секунду застыл, затем снял руку с сотенной купюры, довольно кивнул, глотнул еще. Гурову надоело ждать, но он стоял молча, зная: здесь могут порвать на куски, и никакая сила и ловкость тебе не помогут. Наконец Витун забрал сдачу, сунул бутылку в карман и отошел. Сыщик не умел разговаривать грубо, но знал, что иначе его не поймут и начнется базар.
Он так же прилепил ладонью сотню и, глядя мимо продавщицы, сказал:
– Коньяк из того же ящика, смотри не ошибись.
Продавщица быстро глянула на незнакомого мужика, на его застывшее лицо и недобрую улыбку, запричитала, но вновь нагнулась, подала бутылку, торопливо отсчитала сдачу.
Гуров кивнул, забрал сдачу, сгреб мелочь, сунул бутылку за пазуху и вернулся в подсобку. Колесников уже одолел половину стакана чая, глаза его слегка приоткрылись. Уборщица куда-то исчезла. Сыщик забрал у приятеля стакан, выплеснул жидкий чай, взял Колесникова под руку, поднял, удивившись, насколько человек стал легок, и повел к выходу.
– Нальешь? – еле слышно спросил бывший директор.
– Обязательно.
Гуров распахнул дверь, доволок приятеля до машины, усадил на переднее сиденье, сам сел рядом за руль и, проехав два квартала, остановился. Он открыл бутылку, плеснул в стакан граммов пятьдесят, помог Колесникову выпить. Тот задышал тяжело, но глубоко, отер выступившие слезы, посмотрел на Гурова и равнодушно произнес:
– Мент объявился. Никак с нашими бандитами вновь драться решил?
Гуров не ответил, закурил, приспустил стекло, выдул дым на улицу, исподволь наблюдая за Колесниковым, лицо у которого порозовело, на лбу выступил пот, но вскоре его начало трясти. Сыщик повторил процедуру, Колесников выпил, зашевелился, попытался схватить бутылку, но сыщик больно ударил его по руке.
