— Он покончил с собой. А ты сказал, что твои родители развелись. Тебе пришлось нелегко?
— Нормально.
— И поэтому ты скрыл от меня этот факт?
— Тут нечем хвастать.
— Понимаю. Ты можешь сказать мне, чего ты хотел от Анни, — вдруг спросил Сейер, — когда ждал ее у лавки Хоргена в день убийства?
Удивление Хольвара казалось неподдельным.
— Извините, но здесь вы ошибаетесь!
— Люди видели мотоцикл возле магазина. Ты в это время как раз уезжал из дома.
— Найдите этого типа как можно скорее.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Да.
— Хорошо. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет.
Снова наступила тишина. Хальвор прислушался. Вдалеке кто-то смеялся — звуки доносились как будто из иной реальности. Анни была мертва, а люди ведут себя так, будто ничего не произошло.
— У тебя не было ощущения, что Анни была не вполне здорова?
— Что?
— Ты никогда не слышал, чтобы она жаловалась на боли, например?
— Анни выглядела здоровее всех. Она была больна?
— Есть информация, которую мы, к сожалению, не можем тебе сообщить, хотя ты и был ей близок. Она никогда ничего такого не говорила?
— Нет.
Голос Сейера звучал вполне дружелюбно, но он говорил как положено — медленно и отчетливо, — и это придавало его словам вес.
— Расскажи мне о своей работе. По каким дням ты ходишь на фабрику?
— Мы работаем посменно. Неделю пакуем, неделю следим за машинами и неделю развозим.
— У тебя получается?
— Перестаешь думать, — тихо ответил Хальвор.
— Перестаешь думать?
— К механической работе привыкаешь. Она делается как бы сама собой, так что можно переключиться на другие вещи.
— На что, например?
— На все остальное, — был угрюмый ответ.
Хальвор говорил отчужденно. Казалось, он взвешивает каждое свое слово. Может быть, он сам не вполне осознавал это, просто с детства привычка никому не доверять.
— Чем ты занимаешься целыми днями? Раньше ты встречался с Анни, а теперь чем заполняешь это время?
— Пытаюсь выяснить, что случилось, — вырвалось у него.
— У тебя есть способы?
— Я роюсь в памяти.
— Я не уверен, что ты рассказываешь мне все, что знаешь.
— Я ничего не сделал Анни. Вы думаете, я это сделал, да?
— Честно говоря, я не знаю. Ты должен помочь мне, Хальвор. Казалось, что в последнее время Анни стала другим человеком? Ты согласен?
— Да.
— В таких случаях причиной бывают многие факторы. Люди могут, например, резко измениться, потеряв кого-то из близких. Или после серьезных неприятностей, или если они болеют. Порядочные, работящие и прилежные молодые люди могут в одночасье резко измениться, хотя внешне это незаметно. Злоупотребление алкоголем и наркотиками тоже деформирует личность. Или насильственное нападение, например, изнасилование.
— Анни изнасиловали?
Сейер не ответил.
— Ты можешь предположить, что с Анни произошло что-нибудь из перечисленного мной?
— Я думаю, что у нее была тайна, — наконец выдавил из себя Хальвор.
— Ты думаешь, у нее была тайна? Продолжай.
— Что-то, что повлияло на ее жизнь. Что-то, с чем ей не удалось разобраться.
— И ты утверждаешь, что не имеешь представления о том, что это было?
— Именно. Ни малейшего представления.
— Кто, кроме тебя, знал Анни лучше всех?
— Отец.
— Но они ведь не так уж часто беседовали друг с другом?
— И, тем не менее, они знали друг друга очень хорошо. Вопрос в том, сумеете ли вы заставить его рассказать что-нибудь. Попросите его прийти одного, без Ады. Тогда он скажет вам больше.
Сейер кивнул.
— Ты когда-нибудь встречал Акселя Бьёрка?
— Отца Сёльви? Один раз. Мы с девочками ездили в город и зашли к нему.
— Что ты можешь сказать о нем?
— Он был довольно приветлив. Упрашивал, чтобы мы заходили еще. Грустно смотрел нам вслед, когда мы уходили. Ада была категорически против, так что Сёльви ездила туда тайком. И это была последняя поездка, так что Ада, видимо, своего добилась.
— Что за девочка Сёльви?
— О ней мало что можно сказать. Вы наверняка и сами все поняли. Она вся как на ладони.
Сейер опустил голову на руки.
— Может возьмем колы? Здесь такой сухой воздух. Сплошные синтетические материалы, стекловолокно, просто ужас.
Хальвор кивнул и немного расслабился. Но тут же вновь собрался. Его так просто не купишь. Первый слабый проблеск симпатии к седоволосому инспектору наверняка спровоцирован. Этот полицейский ходил на курсы, изучал технику допроса и психологию. Знал, как найти в человеке трещину и загнать туда клин. Сейер вышел, дверь за ним закрылась, и Хальвор решил немного размять ноги. Он подошел к окну и выглянул наружу, но не увидел ничего, кроме серой бетонной стены, здания Суда и нескольких служебных автомобилей. На столе стоял компьютер — американский «Compaq». Может быть, они нашли сведения о его детстве. Наверняка у них везде пароли, как у Анни, расследования ведь очень деликатное дело. Он поразмыслил о том, что за пароли могут у них быть и кто их придумывает.
Сейер снова вошел в комнату и кивнул в сторону экрана.
— Это всего лишь игрушка. Я на него не слишком надеюсь.
— Почему нет?
— Он не на моей стороне.
— Конечно нет. Он вообще не может выбирать сторону, поэтому на него и стоит положиться.
— У тебя такой же, да?
— Нет, у меня «макинтош». Я играю на нем. Мы с Анни часто играли вместе.
Хальвор вдруг приоткрылся совсем чуть-чуть и улыбнулся своей полуулыбкой.
— Больше всего она любила лыжный имитатор. Он настроен так, что можно выбрать снег, крупно- или мелкозернистый, сухой или мокрый, температуру, длину и вес лыж, розу ветров и все такое. Анни была постоянной. Она всегда выбирала самую сложную лыжню, либо «Deadquins Peak», либо «Stonies». Начинала бежать в середине ночи, в самый шторм, по мокрому снегу на самых длинных лыжах и не оставляла мне ни единого шанса.
Сейер непонимающе посмотрел на собеседника и покачал головой. Он налил колу в два пластиковых стаканчика и снова сел.
— Ты знаешь Кнута Йенсволя?
— Тренера? Я знаю, кто он. Я иногда бывал с Анни на матчах.
— Тебе он нравился?
Пожатие плечами.
— Не то чтобы душа-парень, да?
— Мне кажется, он бегал за девочками.
— И за Анни?
— Смеетесь?
— Просто спрашиваю.
— Он не осмеливался. Она была недотрогой.
— Тогда я ничего не понимаю, Хальвор. — Сейер отодвинул в сторону пластиковый стаканчик и перегнулся через стол. — Все говорят о том, какая Анни была красивая, сильная, самостоятельная и спортивная. Не хотела никому понравиться, была неприступна. «Она была недотрогой». И все же она надолго осталась с кем-то наедине в лесу и на берегу озера. Вероятно, вполне добровольно. И потом, — он понизил голос, — она дала себя убить.
Хальвор с ужасом посмотрел на Сейера, как будто абсурдность этой ужасной ситуации только что дошла до него.
— Кто-то должен был принудить ее.
— Но кто мог принудить Анни что-то сделать?
— Я таких не знаю. Во всяком случае, не я.
Сейер отпил колу.
— Удивительно, что она ничего не оставила. Например, дневника.
Хальвор уткнулся носом в свой стакан и долго пил.
— Но могло ли случиться так, — продолжал Сейер, — чтобы Анни ввязалась во что-то опасное? Может, кто-нибудь давил на нее, запугивал?
— Анни была очень порядочной. Я не думаю, что она могла наделать глупостей.
— Человек может наделать массу глупостей и остаться при этом порядочным, — задумчиво сказал Сейер. — Одно-единственное действие мало что говорит о человеке.
Хальвор внимательно выслушал и сохранил в памяти эти слова.
— В вашем городке вообще есть наркотики? — продолжал Сейер.
— Увы. Вы же не зря устраиваете обыск в пивных внизу, в центре. Но Анни туда не ходила. Она покупала все в киоске рядом с домом.
— Хальвор — сказал Сейер проникновенно. — Анни была тихой, сдержанной девочкой, которая любила сама контролировать свою жизнь. Но вспомни: ты никогда не видел, чтобы она боялась?
— Не боялась. Но — закрывалась. Несколько раз — почти в ярости и несколько раз — в отчаянии. То есть, да, я видел Анни по-настоящему испуганной. Не то чтобы это имело какое-то значение, но я припоминаю. — Он забылся и стал многословным. — Мать, отец и Сёльви были в Тронхейме, там у девочек тетя. Мы с Анни были одни дома. Я должен был лечь наверху. Это было прошлой весной. Сначала мы катались на велосипедах, потом долго сидели наверху, до ночи, и слушали пластинки. Было очень тепло, поэтому мы решили лечь снаружи — в саду, в палатке. Мы все приготовили, потом пошли в дом почистить зубы. Я лег первым. Анни пришла позже, села на корточки и открыла спальный мешок. А там была гадюка. Большая черная гадюка, свернувшаяся в мешке. Мы выбежали из палатки, и я позвал соседа, который живет через дорогу. Он решил, что змея заползла в мешок, чтобы согреться и в конце концов решила остаться там жить. Анни так испугалась, что ее тошнило. И с тех пор я всегда вытряхивал ее спальный мешок, когда мы ходили в палаточные походы.
