— Ой, Антон, я больше не могу… Останови! Остановись же! — хохотала Юля Виригина в объятиях Антона Зеленина, и огромное голубое небо, как компакт-диск в открытом проигрывателе, кружилось над ее головой…
Музыка смолкла. Юля без сил опустилась на скамейку теплохода. Антон плюхнулся рядом. Юля, задыхаясь, схватила его за руку.
— Ой, Антон, держи меня. Ой, ну ты меня закружил… Ой, мне кажется, что стрелка Васильевского сейчас оторвется и поплывет на нас!..
Антон посмотрел на стрелку. Вокруг Ростральных колонн так же кипело празднично-белое и ярко-алое. Скоро там должен был начаться фейерверк.
— Не оторвется, — солидно сказал Антон. — Это знаешь, какое усилие должно произойти, чтобы стрелка от острова оторвалась!
— Какое же? — кокетливо спросила Юля.
— В миллиарды тонн! Можно точно рассчитать. По сопромату.
— По споромату? — Юля залилась звонким разливистым смехом, запрокинула голову. В этот вечер ей явно не хотелось говорить на такие серьезные темы. — Значит, Антоша, ты твердо в Военмех решил?.. И весь споромат уже выучил?
— Да, решил. Не споромат, а сопромат. Наука о сопротивлении материалов. Я еще не выучил, но…
— И кем ты после окончания будешь? — Юля явно подкалывала Антона, но он отвечал на полном серьезе. Ответственно. Он ко всему привык относиться ответственно.
— Инженером. Космические исследования.
— Космос сейчас не очень… В смысле престижа, — не унималась Юля.
— Не знаю про престиж, — не сдавался Антон. — Мне нравится.
— А я? — спросила Юля после небольшой паузы.
— Что «я»? — стушевался Антон.
— Нравлюсь?..
— Ты — тоже! — выпалил Антон. — Я давно хотел сказать… сегодня…
И снова замолчал, разглядывая свои руки.
— Говори! — улыбнулась Юля.
В белом платье с тонкой бирюзовой ленточкой на шее, в бирюзовых сережках, с едва-едва, самую малость, подведенными ресницами и подкрашенными губами, на фоне массивного здания биржи и неба, полного воздушных шаров, она выглядела удивительно красивой. И очень взрослой. Настоящей женщиной. У Антона ком в горле застрял. Он не мог вымолвить ни слова.
— Ну же! — Юля требовательно нахмурилась.
— Я… Да. Ты ведь сама понимаешь…
Антону стало жарко. Он почувствовал, что краснеет.
— Хороший ты, Антон, парень, умный… — уже совсем другим тоном сказала Юля Виригина.
В этот момент на палубе с подносом в руках появился Валера. Первый красавец класса, единственный из парней в белом пиджаке. На подносе искрились фужеры с шампанским. Пузырьки в них щелкали быстро-быстро…
— Предлагаю выпить за наш непотопляемый одиннадцатый «б»! Налетай, торопись, пока пузырьки булькают!
Танцующие пары сбились с ритма, все потянулись к подносу.
— Хороший ты парень, Антон, — тихо сказала Юля. — Но совсем…
Она замолчала, подыскивая слово. Антон напрягся, опасаясь, что прозвучит что-нибудь очень обидное.
— …не рыцарь! — произнесла Юля.
Вскочила и, придерживая подол, побежала к Валере с задорным возгласом:
— Валера, а где мои пузырьки?..
Рогов смотрел в открытое окно. Воздух — закачаешься. К вечеру зной спал, осталось одно ласковое тепло.
По Суворовскому гуляли нарядные девчонки.
Сзади них шествовали парни-одноклассники с бутылками пива. «„Балтика", — подумал Рогов. — А у этого вообще „Тинькофф" платиновый, етишкин кот!»
— Народу мно-ого-о. Задеть бо-оялся, — тянул Малышев. Губошлепа пытались разговорить Виригин с Любимовым.
— Хорошо, задеть боялся! — возмущался Любимов. — А почему не побежал за ним?..
— Да я побежал и то-гоо…
— Чего «того»? — еле сдерживался Жора.
— Зацепи-и-ился, — ответил за Малышева Рогов.
— Зацепился, — повторил Малышев. — И того…
— Чего «того»?!
— Растя-янулся-я… — продолжал дразниться Рогов.
— Растянулся, — подтвердил Малышев. Любимов угрожающе зарычал.
— Погоди! — остановил его Виригин и обратился к Малышеву. — Ты из какой деревни?
— Из Сосновки, товарищ майор, — неожиданно четко отрапортовал сержант. Очевидно, на этот вопрос ему приходится отвечать часто.
— Из Сосновки, говоришь… — Виригин обратился к сослуживцам. — Помните, маньяк-то этот, Рабинович, который старушкам груди отрезал, — тоже был из Сосновки. Земляк, значит…
— Да не, Макс, — возразил Рогов. — Ты забыл, мы «пробивали» тогда — в России полторы тыщи Сосновок. Тот был из Биробиджанской области.
— Понятно, — Виригин снова повернулся к сержанту. — А ты из какой?
— Под Псковом…
— В органах-то давно?
— Второй год, после армии, — Малышев опять стал отвечать как-то заторможено.
— А служил где?
— На Се-евере. Во внутренних войсках.
— Значит, не салага. Тогда объясни, откуда у него «ствол» взялся?
— Не знаю.
— Как это — «не знаю»?! — эмоционально переспросил Жора.
— Кто-то передал, — предположил Малышев после короткого раздумья.
— Догадливый! И кто же?! Не ты, случайно?!
— Точно не я. Может, в «Креста-ах». Или адвокат.
— А вы тогда на хрена?! — Любимов ударил ладонью по столу.
Рогов едва успел подхватить полетевшую на пол чайную чашку.
Малышев пошевелил губами, но ничего не сказал.
— Чего замолк?! — наседал Любимов.
— Погоди, Жор, — опять остановил его Виригин. — Вы что, его не обыскивали? Когда в суд везли?..
— Их в «Крестах» шмонают. После нам отдают.
— А вы — нет?
— Если только Серега, — все так же заморожено ответил сержант. — Он старший конвоя.
— А в автозаке кто ехал?
— Мы и еще водитель.
— Привезли — и сразу в зал?..
— Да.
— И пока вели, никто не подходил?
— Нет…
— Макс, дело ясное, — подытожил Любимов. — Пустой номер… Растяну-улся-я…
— Ты прав, — согласился Виригин. — Поехали в «Кресты». Там потолкуем. Вась, а ты Игоря с Гришей дождешься — и в засаду.
— Только к утру смените, — Рогов снова уставился в окно. Очередная стайка выпускников волокла целый жестяной бочонок пива, литров на пять.
— А ты нас в дежурке жди. Ясно? — велел Любимов Малышеву.
Тот печально кивнул головой.
Рогов догнал Жору и Макса на лестнице:
— Слышь, мужики… Чё-то не похоже, чтобы этот губошлеп из Сосновки…
— Не очень похоже, — согласился Виригин. — Но всякое бывает, сам знаешь.
— Адвоката еще надо проверить, — сказал Любимов. — Судья говорит, он прям там, в зале, закричал, что пистолет не проносил… С чего бы ему там паясничать?
— В смысле: на воре шапка горит?.. — спросил Рогов. — Да, подозрительно.
* * *
— Слушай, хорошо устроился! — Рогов окинул взглядом уютный двор.
— Кто? — не понял Гриша Стрельцов, коллега и приятель Васи.
— Ну, этот, Кедров. Которого мы ловим…
— А… Ты ж сказал, что тут не он, а сожительница его.
— Какая разница! Если она сожительница, то он сожитель, и если она хорошо устроилась, то и он хорошо устроился!
Двор у «марухи» сбежавшего преступника и впрямь радовал глаз. Новый асфальт, аккуратные, недавно выкрашенные скамеечки с полным комплектом ребер, целые — и даже красивые, фигурного литья! — фонари… Детская площадка укомплектована разноцветными качелями и песочницами.
— Могут же, если захотят! — обрадовался Рогов.
— Да, если захотим, можем… — кивнул Гриша.
— Не все у нас так плохо, как могло бы показаться.
— Не все так плохо, как могло бы быть!..
— Точно!
Рассуждая таким образом, приятели подошли к угловому подъезду. Здесь, на третьем этаже, располагалась квартира пресловутой сожительницы. Немного, конечно, шансов, что прямо из зала суда беглец дернул сюда, но с чего-то ведь начинать надо…
Стрельцов открыл тяжелую дверь, за которой чернела непроглядная тьма.
— Блин, Вася, я, кажется, на что-то наступил…
— На что?
— На что, на что… Догадайся с трех раз!
— На кошачье, на собачье или…
Закончить свою мысль Рогов не успел, ибо сам наступил — на этот раз на саму кошку. Или на кота. Животное с диким криком вылетело из-под роговского башмака и едва не сбило с ног великана Стрельцова — он пошатнулся и больно стукнулся обо что-то головой.
— Блин, надо же, такой двор и такое парадное…
— Петербург — город контрастов.
— И куда только участковый смотрит?
— А жильцы куда смотрят? — вдруг распалился Рогов. — Каждый день в такой тьме, и еще с этим… И сожительница эта — о чем она думает? Неряха, наверное…
— Точно! Не повезло Кедрову!
На площадке третьего этажа, впрочем, оказалось светло. Даже очень светло — благодаря хоть и давно не мытому, но огромному окну. Рогов придирчиво оглядел себя и напарника и решительно нажал на кнопку звонка. Тишина. Еще раз нажал. Опять тишина.
