— Это еще что за штучки? — прошипел он.
Фолкнер небрежно отодвинул его в сторону.
— Не распускай лапы, приятель.
Охваченный яростью, Гарольд замахнулся, и, если бы удар попал в цель, последствия были бы фатальными, но Фолкнер успел перехватить его руку и приемом айкидо опрокинул на пол. При этом на его лице не дрогнул ни единый мускул.
— Поскули, щенок.
Грэйс хихикнула, а обеспокоенный хозяин бара поспешно вышел из-за стойки.
— Прошу вас, господин Фолкнер, довольно.
Скульптор отпустил Гарольда, который безуспешно пытался подняться. Его лицо было перекошено от боли, на глазах — слезы.
— Ах ты, проклятая сучка! Ну и убирайся ко всем чертям! Чтобы я тебя больше не видел!
Грэйс пожала плечами.
— Как хочешь, Гарольд.
Фолкнер опять взял ее под руку, и они вышли, смеясь.
Морган повернулся к бармену.
— Мне жаль, что так получилось, старина.
Гарри Мидоус кивнул.
— Ваш друг такой, какой он есть, мистер Морган. Однако, сами понимаете, скандалы мне ни к чему.
Морган тяжело вздохнул и вышел, в то время как Мидоус занялся Гарольдом, который стоял, растирая покалеченную руку, с лицом, искаженным болью и ненавистью.
— Ты сам напросился, парень, а этого человека лучше не задевать. Мой тебе совет: не заводись с ним. А теперь пойдем, налью тебе стаканчик.
— Да заткни его себе в задницу, старый козел! — заорал Гарольд и, в бешенстве хлопнув дверями, выскочил на улицу.
Детектив, сержант полиции Николас Миллер, с усталым лицом спускался по лестнице в выложенный кафелем холл Марсденовского Отделения Центрального госпиталя. Он остановился, чтобы закурить, и в это мгновение через застекленную дверь кабинета его увидела медсестра из ночной смены. Подобно многим женщинам ее возраста, она питала слабость к симпатичным молодым мужчинам. А Миллер особенно ее заинтересовал, поскольку его неанглийская шляпа и темно-синий шведский плащ были интригующей заграничной нотой, не свойственной людям его профессии. Впрочем, было бы трудно вообразить человека более не похожего на стереотипное представление о полицейском, чем Николас Миллер.
— Каким вам показался сегодня мистер Грант? — спросила медсестра, выйдя из своего кабинета.
— Старик очень нервничает. — Миллер улыбнулся, у него была открытая и симпатичная улыбка. — И явно мучается сомнениями.
Инспектор Брюс Грант, шеф местного отделения уголовной полиции, в начале недели попал в автомобильную катастрофу и очутился в больнице с поврежденным тазобедренным суставом. Это было некстати, потому как именно сейчас он был занят расследованием самого важного за всю его профессиональную деятельность преступления. И уж совсем некстати, поскольку дело передали старшему инспектору отделения уголовной полиции Скотланд-Ярда Джорджу Мэллори, который был призван в качестве эксперта в связи с петицией общественности, обеспокоенной тем, что Дождевой Любовник все еще разгуливает на свободе.
— Знаете, сестра, полицейские не любят, когда чужаки вторгаются на их территорию. И Брюс Грант, старая ищейка, расценивает как личное оскорбление, что этим делом будут заниматься люди из Скотланд-Ярда. Кстати, Мэллори был здесь сегодня?
— Да. Но он хотел видеть только инспектора Крэйга, и я не думаю, чтобы заглядывал в палату к мистеру Гранту.
— Он бы ни за что этого не сделал. Они друг друга не выносят. Поэтому единственным утешением для Гранта служит то, что Крэйг был вместе с ним в машине, когда произошел несчастный случай. Так что Мэллори придется в одиночку барахтаться в этом пекле. А каково состояние Крэйга?
— Неважно, — ответила сестра. — У него серьезная травма черепа.
— Ну и поделом. Нечего было соваться в наши края.
— Не говорите так, сержант. Я тоже прожила около двадцати лет в Лондоне, прежде чем перебраться сюда.
— Не буду, не буду! А то вы уже, верно, подумали, что к северу от Хай Бэрнт в проезжающих мимо швыряют камнями.
Он лукаво улыбнулся, а медсестра сказала:
— У вас совсем другой вид когда вы улыбаетесь. Но они вас замучают. Признайтесь, когда у вас в последний раз был выходной?
— Выходной? Да вы шутите! Но сегодня я свободен. До шести утра. Я, правда, приглашен в гости, но ради вас готов отказаться.
Она не смогла скрыть удовольствия, однако легонько подтолкнула его к дверям.
— Нет уж. Я женщина серьезная, замужняя.
— Тогда я ухожу, — ответил Миллер. — К сожалению, мы не всегда вольны делать то, что нам хочется. — Он еще раз улыбнулся и вышел через турникет.
Медсестра постояла еще немного в полумраке, прислушиваясь к затихающему в отдалении шуму автомобиля, потом вздохнула и, вернувшись на свой пост, взялась за отложенную было книжку.
Ник Миллер видел Джоан Хартманн всего однажды, на приеме у своего брата. Обстоятельства этой встречи были довольно необычны. Ник уже спал, когда неожиданно явился брат, разбудил его и в категорическом тоне потребовал, чтобы он немедленно оделся и пришел к нему на ужин. Ник, который без отдыха провел на ногах почти тридцать часов, согласился с крайней неохотой. Однако его настроение изменилось, когда брат сообщил, что речь идет о том, чтобы составить компанию кинозвезде. Она играла роль знаменитой женщины-адвоката в сериале, который дважды в неделю заставлял телезрителей с бьющимся сердцем замирать у экрана. Было похоже, что ее жених, тоже приглашенный, уже не появится, что, разумеется, целиком меняло дело. Ник собрался за три минуты.
И не пожалел. Джоан Хартманн, в отличие от большинства актрис, оказалась не просто обаятельной женщиной, но также интересной собеседницей. Ее заинтриговало, что элегантный и симпатичный брат хозяина дома — офицер полиции. Впрочем, это был всего лишь приятно проведенный вечер и ничего больше, поскольку разговор шел, в основном, о женихе мисс Хартманн — скульпторе Бруно Фолкнере, сопровождавшем актрису во время ее поездки на север.
Ник Миллер не принадлежал к числу мужчин, которые стали бы попусту тратить время. Однако приглашение на день рождения к Джоан Хартманн, хотя и было неожиданным, пришлось весьма кстати. Ему не помешает немного развлечься, со вкусом поесть и выпить, ну а потом домой, в постель… а, может быть, и не в свою? Ведь с этими актрисами ничего нельзя знать наперед, и, возможно, ему повезет…
Джоан Хартманн занимала квартиру на последнем этаже элегантного жилого комплекса в Дэрехэм Корт, неподалеку от дома Миллера. Он припарковал свой зеленый «мини-купер» на стоянке внизу. Из полуоткрытых окон доносилась музыка. Ник поднялся на крыльцо и вошел в холл.
Дверь ему открыла сама Джоан. Высокая, элегантная блондинка в изящном брючном костюме из черного бархата — она выглядела в точности, как ее героиня из телесериала. Ника она приветствовала так сердечно, словно он был самым близким ей человеком на свете.
— Ох, Ник, дорогой! А я уже боялась, что тебе не удастся вырваться.
Миллер снял шляпу и плащ и отдал их горничной.
— Ты почти угадала. Сегодня у меня первый свободный вечер за две недели.
Джоан понимающе кивнула.
— Я предполагала, что ты сейчас должен быть очень занят. — Она повернулась к стоящему рядом импозантному седому господину с бокалом в руке. — Познакомься, Фрэнк, — это Ник. Он детектив. Впрочем, ты знаешь его брата, Джека Миллера, директора Северной Телестудии. Ник, это Фрэнк Марлоу, мой импресарио.
Марлоу улыбнулся.
— Очень приятно, — у него был едва заметный американский акцент. — Не далее как вчера я имел удовольствие обедать с вашим братом и еще парой человек в Мидлэнде. Сейчас я организую вам что-нибудь выпить.
Когда Марлоу отошел, Джоан взяла Ника под руку и подвела к софе у стены, где сидела почтенных лет дама, одетая в платье из серебряной парчи. Оказалось, что это тетушка Джоан, миссис Мэри Бересфорд. Когда Джоан представляла ей Ника, он с трудом подавил желание иронически прищелкнуть каблуками и чмокнуть протянутую ему руку. Было ясно, что вечеринка будет совсем не такой, как он себе воображал.
— Ну, так что там с Дождевым Любовником, сержант Миллер? — спросила Мэри Бересфорд.
— А что, собственно, с ним должно быть?
— Я хотела бы знать, когда вы, наконец, намерены его схватить? Ведь вас там для этого, должно быть, больше, чем достаточно.
Ник сокрушенно покачал головой.
— Вы совершенно правы. Но, увы, мы очень ловко выписываем штрафы за нарушение парковки, однако совсем не пригодны для поимки психопатов, которые разгуливают по улицам дождливыми ночами и убивают женщин.
— А почему вы позволяете себе дерзить, молодой человек? — холодно осведомилась Мэри Бересфорд.
— О, простите! У меня и в мыслях не было вас оскорбить.
Рядом с ними появилась обеспокоенная Джоан в сопровождении Фрэнка Марлоу.
