Ник Миллер с доверительным выражением наклонился к пожилой леди.
— Видите ли, мэм, проблема такого рода дел заключается в том, что убийцей может оказаться каждый. — Он обвел рукой гостей. — Любой из здесь присутствующих. Вот хотя бы мистер Марлоу. — Внезапно его голос приобрел официальный тон. — Не будете ли вы так любезны сообщить нам, чем были заняты вчера между восьмью и девятью часами вечера? Но мой долг предупредить вас, что все сказанное вами может быть занесено в протокол и обращено против вас.
Мэри Бересфорд невольно подалась назад, Марлоу побледнел, музыка стихла. Чтобы сгладить неловкость, Джоан поспешно взяла Ника под локоть.
— Дорогой, сыграй нам что-нибудь. — Она легонько подтолкнула его к фортепиано и с улыбкой повернулась к своему импресарио, который стоял с открытым ртом, держа в растопыренных руках по бокалу: — Не правда ли, Фрэнк, он просто чудо? Даже Оскар Петерсон не сыграл бы лучше.
Фортепиано было превосходное, фирмы «Бехштейн». Ник уселся на вращающийся стул, выпил двойной джин с тоником, который подал ему Марлоу, и принялся за довольно сложную версию «Дамы-бродяжки». Несколько гостей подошли ближе, чтобы лучше слышать. Исполнение джазовой музыки в переложении для фортепиано было коньком Миллера. И собравшиеся по достоинству оценили его талант.
Примерно через пятнадцать минут раздался звонок.
— Должно быть, это Джек и Бруно, — сказала Джоан Марлоу.
Ник со своего места хорошо видел входную дверь и Джоан, идущую через комнату. Потом он опять перевел взгляд на клавиатуру, а когда заканчивал композицию, услышал, как вскрикнула Мэри Бересфорд.
У подножия лестницы стояла ярко накрашенная девица в черном непромокаемом плаще, короткой юбке и высоких кожаных сапогах. Следом за ней вошли двое мужчин. Нику не составило труда определить, кто из них Бруно Фолкнер. И сразу же стало понятно, чего он добивается, когда, помогая девушке снять плащ, скульптор окинул собравшихся быстрым взглядом. Странное дело, но почему-то Ник почувствовал к ней жалость. Девушка была по-своему красива, хотя и с оттенком вульгарности, присущей женщинам определенного сорта. Она огляделась вокруг и выпятила подбородок, словно хотела бравадой придать себе смелости, однако Нику было ясно, что ничего хорошего ее здесь не ждет. И внезапно он понял, что терпеть не может Бруно Фолкнера. Он закурил сигарету и начал играть «Голубую луну».
Джоан Хартманн превосходно владела собой. Она как ни в чем не бывало подошла к Фолкнеру и поцеловала его в щеку.
— Привет, любимый. Почему так поздно? Тебя что-нибудь задержало?
— Работа, Джоан. Но об этом после. А теперь я хотел бы познакомить тебя с Грэйс. Ты не против, что я ее привел?
— Ну, конечно же, нет. — Джоан одарила Грэйс самой чарующей из своих улыбок. — Добро пожаловать, дорогая.
Девушка уставилась на нее широко раскрытыми глазами.
— Так вы — Джоан Хартманн! — воскликнула она с восторгом. — Я видела по телевизору ваш последний фильм.
— Что ж, надеюсь, он вам понравился. — Актриса повернулась к Моргану. — Джек, милый, будь так добр, приготовь для Грэйс чего-нибудь выпить и представь ее гостям. Позаботься о том, чтобы она не скучала.
— С удовольствием, Джоан. — Морган взял девушку под руку. — Я живо. Одна нога здесь — другая там.
В этом обществе Грэйс выглядела настолько инородной, что на нее было просто жалко смотреть. Ник наблюдал за реакцией гостей. Несколько женщин снисходительно усмехнулись, другие были явно оскорблены, что вынуждены дышать одним воздухом с таким созданием. Зато почти все мужчины поглядывали на нее с интересом. Морган куда-то запропастился. Грэйс нервным жестом поправила прическу и метнула вызывающий взгляд на Мэри Бересфорд, смотревшую на нее, как на кучу грязи. Ник сочувственно улыбнулся девушке.
— Что бы вы хотели послушать?
Она подошла к фортепиано. Несколько гостей, стоявших рядом, тут же демонстративно отодвинулись.
— Можно «Сен-Луи Блюз»? Это классная штука.
— Что ж, я с удовольствием его для вас сыграю. А как ваше имя?
— Грэйс Паккард.
Пока Ник исполнял классическое джазовое произведение, девушка с воодушевлением прищелкивала пальцами.
— Здорово! Вы — музыкант?
Ник покачал головой.
— Нет, это мое хобби. Я не смог бы жить, как профессионалы. Работа ночи напролет, постоянные разъезды, а в результате все уходит в налоги. Словом, это отнюдь не золотая жила.
— Пожалуй, да. А вы часто здесь бываете?
— Сегодня пришел в первый раз.
— Знаете, я так и думала, потому что тут нудно, как на кладбище. — Грэйс скорчила недовольную гримаску.
В это мгновение появился Морган с бокалом, который поставил на фортепиано. Девушка повернулась к нему.
— Я говорю, здесь нудно, как на кладбище. Не мешает немного размяться. Пойдем потанцуем?
Морган с готовностью обнял ее за талию.
Когда Ник заканчивал блюз, кто-то опять включил проигрыватель — из вредности, а, может быть, просто желая сделать по-своему. Ник не стал забивать себе этим голову, поднялся и прошел к бару. Здесь он увидел Джоан Хартманн и Бруно Фолкнера и, пока ожидал свой джин с тоником, оказался невольным свидетелем их разговора.
— Ты настоящая леди, Джоан, — это было сказано с иронией. — Интересно, есть ли на свете что-нибудь, способное вывести тебя из равновесия?
— Бедняжка Бруно! Я вижу, что испортила тебе удовольствие. Кстати, где ты ее нашел?
— В «Королевском Гербе». Я надеялся, что девочка внесет некоторое оживление в сборище мумифицированных трупов. И, судя по их реакции, мне это отчасти удалось. Спасибо и на том.
Джоан улыбнулась.
— Ты неисправим. Ну что мне с тобой делать?
— Я могу предложить на выбор несколько вариантов, и, уверяю, все стоит опробовать. — Тут Фолкнер заметил направляющуюся к ним Мэри Бересфорд. — Дражайшей тетушке мое почтение. Целую ручки, леди!
На лице пожилой дамы появилась брезгливая гримаса.
— Ты несносен, Бруно! Как у тебя хватило наглости привести сюда эту… эту ужасную девицу?
— Зато вы, тетушка Мэри, просто великолепны. Должно быть, эта поза и тон позаимствованы из какой-нибудь викторианской мелодрамы. — Старая леди выпрямилась с оскорбленной миной, а Фолкнер указал на Грэйс, танцующую в обнимку с Морганом. — Лично я не вижу ничего ужасного в сексапильной красотке, которая умеет наслаждаться жизнью. Но, простите, любезная тетушка, я совсем позабыл, что времена, когда вы сами были в этом счастливом возрасте, давным-давно миновали.
Мэри Бересфорд удалилась, поджав губы, а Фолкнер вскинул руки, словно просил прощения.
— Ах, дорогая, я опять не смог сдержаться.
— Было бы лучше, если бы ты все-таки постарался с ней не заводиться.
— Увы, твоя тетушка пробуждает во мне худшие инстинкты. Но хватит о ней. Давай выпьем мартини.
Когда бармен наполнял их бокалы, Джоан заметила Ника и улыбнулась.
— Я хотела бы познакомить тебя с Ником Миллером, Бруно. Он полицейский.
Фолкнер окинул Ника холодным взглядом и скривился.
— Черт возьми, Джоан! У всего должны быть границы. Я не привык водить дружбу с легавыми. Где, к дьяволу, ты его откопала?
В это мгновение раздался звонок в дверь. Ник оглянулся и увидел стоящего на пороге детектива Джека Брэди, чью простецкую физиономию сейчас с удовольствием предпочел любому из виденных сегодня лиц.
Отставив в сторону свой недопитый бокал, он обратился к Джоан:
— Боюсь, это по мою душу.
— Ох, надеюсь, что нет, — ответила она, однако в ее голосе чувствовалось явное облегчение.
Ник повернулся к Фолкнеру.
— Не могу сказать, что было очень приятно с вами познакомиться, но в моей профессии случается и худшее.
И прежде чем скульптор успел ответить, он протиснулся через толпу гостей, взял у горничной свою шляпу и плащ и подтолкнул Брэди к дверям.
— Двигаем отсюда.
Пока Ник на ходу набрасывал плащ, Джек Брэди сокрушенно покачал головой.
— Извини, приятель. Я, кажется, лишил тебя дармовой выпивки. Мне искренне жаль.
— Уверяю тебя, тут не о чем жалеть. Но скажи, что стряслось?
— Бомбардир Дойль сбежал.
Ник остановился.
— Что?
— Вчера его доставили в больницу из Мэннингемской тюрьмы с подозрением на пищевое отравление. Полчаса назад он исчез.
— А сколько он отсидел? Два с половиной года?
— Да, из пяти. Вот идиот! Через десять месяцев его бы выпустили, скостив срок за хорошее поведение.
Миллер вздохнул.
— Пойдем, Джек. Попробуем его найти и водворить на место.
Фолкнер допивал уже третью порцию мартини, когда Джоан спросила:
— Чем ты занимался эти два дня?
— Работал как проклятый. Когда ты в последний раз заглядывала ко мне в мастерскую?
— В среду.
— Тогда в композиции было три скульптуры. Теперь их четыре.
