Касьянов откинул крюк, участковый оказался капитаном, человеком в возрасте, от которого пахло самогоном и луком. Следом вошли два электрика, пацаны, видно, и в армии еще не служили. Следом протиснулся еще один, в кепке, с банкой пива в руке.
Станислав наблюдал за вошедшими через щель из соседней комнаты. Участковый натуральный, пацаны тем более, а вот любитель пива, судя по возрасту, старлей, оперативник, то-то он глаз с Касьянова не сводит. Ты бы еще, родимый, фотографию достал, а то, глядишь, обознаешься.
Электрики возились с проводкой, капитан устало присел на табурет, спросил:
– А ты, Лексей, значит, тут зимовать будешь? – И, не ожидая ответа, продолжал: – Хорошее дело, если бы в каждом доме человек поселился, я на печи бы спокойно спал, а утречком вас обходил, лясы точил, опохмелялся бы. Вот житуха! А то ни дня покоя. Там окно выставили и телевизор сперли, в другом месте, прости меня, господи, переночевали, а потом испражнялись на дорогой ковер.
Электрики сложили свою стремянку, пошли к дверям, переговариваясь:
– И где могло замкнуть? Чего по домам ходить, людей беспокоить?
– При свече переспал, утром развиднеется, разберемся.
Станислав не сомневался, сейчас, как бригада в соседний дом зайдет, так свет и загорится. Так оно и произошло, техничка уехала, ночь прошла без происшествий.
Все спали, лишь Станислав ворочался. Чего теперь делать? Куда этих свидетелей девать? Тут их оставлять бессмысленно. Если Гуров гэбэшников прихвостит, они вмиг свидетелей умыкнут, а скорее просто замочат.
Георгий Тулин походил на водителя и личного телохранителя крупного мафиози или на плохого полицейского из американского боевика, что, впрочем, одно и то же. Могучий торс, жесткие, сильные руки, мускулистая шея, малоподвижное лицо, которое порой кривила отнюдь не обаятельная улыбка.
– Ты бы вывесил скромную табличку «Налетчиков просят не беспокоить», – сказал Гуров, усаживаясь поудобнее и закуривая.
– Они неграмотные, но чутье имеют, – ответил на полном серьезе Тулин. – Я тут в Шереметьево заскочил, нервную дамочку подвез. Там со мной коллеги решили разобраться, какие-то правила начали объяснять. Пока объяснялись, мне два колеса прокололи. Я парень простой, с ближайших тачек баллоны снял, себе поставил. Тут сержант объявился, он в трех шагах стоял, осилил, подошел. Чего-то про мои права заговорил. А я после контузии, считай, глухой. Он мне о правах, я у него больницей интересуюсь. Народ собрался, людям скучно стоять. Мент спрашивает, может, я заболел и мне в больницу надо? Я отвечаю, мол, интересуюсь, далеко ли больница, успеют ли его довезти? Народ кругом прилег, словно камыш в бурю. Один выделился, из себя плевка не стоит, однако глаза знакомые. У нас в Афгане такие попадались, я их изучил, хотя они и разные. Этот шплинт с глазами гадюки на мента цыкнул, того не стало. Таксист на меня смотрит, молчит. Я закон знаю, поклонился, объясняю, что из Рязани проездом, если что нарушил, извините дурака.
Тулин приспустил боковое стекло, сплюнул, сказал:
– Хороший город Москва, ласковый! Куда везти, командир?
– Ты Поварскую, бывшую улицу Воровского, знаешь?
– Найдем. Чего же вы такой беспредел в столице допускаете? Шереметьево, считай, парадные двери.
– Если в тебе пуль и осколков сосчитать нету сил, ты прыщиком на носу сильно озаботишься?
– Вам сверху виднее, однако непорядок.
Гуров не ответил. Когда они вкатились на Поварскую, попросил припарковаться, взглянул на часы. До встречи с гэбэшником у СЭВа оставалось сорок минут. Сыщика интересовало, с чего бы Тулин в обращении на «вы» перешел, спросил о другом:
– Георгий, как ты дальше жить собираешься?
– Я у вас хотел спросить, думаю, вы на меня какие виды имеете.
– У меня служба, – Гуров пожал плечами. – Ты со своей биографией в ментовку не подходишь, да и не мальчик, чтобы в первый класс идти.
– Не пойму. Если я вам не нужен, зачем от тюрьмы спасли? – довольно равнодушно сказал Тулин. – На такой тачке служить неплохо, так ведь мне жить негде. Не можете же вы меня всю жизнь на казенной квартире держать?
– Не могу, – согласился Гуров.
Он выжидал. Тулин должен сам просить работу. Иначе с таким характером только намучаешься.
– Георгий, а может, тебе жениться на москвичке? – спросил Гуров, словно подобная мысль впервые пришла ему в голову.
– Дело несложное, девки табунами ходят. Но, если честно, Лев Иванович, так не хочется. Вам известно, я мужик жестокий, но это между нами, мужчинами. Женщин впутывать в наши драки не хочется. Одно дело профурсетки, переспал, ушел. А ведь жениться надо если уж не по любви, то хотя бы по симпатии. Они привязчивые, планы начинают строить, ребенка захочется. На мне крови достаточно, не хочу я женскую душу на себя брать, еще и родит, не дай бог. Что же вы, при такой конторе состоите, и в больших чинах, и не можете мне работенку с общежитием устроить?
Гуров удивлялся нечасто, сейчас, взглянув на Георгия, недоумевал. Вот уж, казалось бы, человек, сам черт ему за брата, а рассуждает словно лицеист.
– Работа у меня – известно какая, – ответил сыщик задумчиво. – Ты только вырвался, зачем тебе снова в дерьмо лезть?
– А я больше ничему не обучен.
– Машину отлично водишь, можно в автобусный парк пойти… Не узнавал, там прописка требуется?
– Не знаю, такая тягомотина не по мне.
– Я бы тоже не смог, – согласился Гуров. – Проехал, встал, двери открыл, двери закрыл. – Он посмотрел на Тулина подозрительно. – Ты мне не досказал, чем история в Шереметьеве окончилась. Тебя так на чужих колесах и отпустили?
– Ну, я с ихним бригадиром-авторитетом в тачку сел, по стакану выпили, он мужичонка хлипкий, но тертый, признал меня, звал в команду. Я ответил, что подумаю. Я с ихним братом общий язык быстро нахожу. Так что вы меня не гоните, пригожусь.
– Георгий, я подобной публикой давно не занимаюсь, – ответил Гуров и спросил: – А ты почему не обратишься к людям, которые тебе винтовочку с оптическим прицелом организовали и наняли меня ликвидировать?
– Приехали, – Тулин усмехнулся. – Долго вы, Лев Иванович, огородами ходили. Значит, желаете тех людей получить?
– Нет, я их знаю. Фокин помер, надеюсь, черти с ним забавляются. К генералу не подберешься, он рук не пачкает. Есть еще один человек любопытный, только не хочу я тебя обратно в печку совать. Я не из корысти, любопытства ради спрашиваю. Люди при больших чинах тебя отобрали, вооружили, направили, а ты еле цел остался, так чего ты к ним не возвращаешься?
– Я убивать не хочу, от крови устал, – ответил быстро Тулин, по его мгновенной реакции стало ясно: либо правду говорит, либо ответ заготовлен.
– А чего же ты у меня собираешься делать, бумажки перекладывать?
– Кровь разная бывает, у одних – алая, горячая, у других – черная, стылая. Да и в людях я разбираюсь, вы убивать не пошлете.
– Послать не пошлю, но в моих делах может всякое случиться, тут уж как фишка ляжет. Я и сам не без греха. – Гуров посмотрел на свои ладони.
– Лев Иванович, кончайте базар! Человеку или веришь, или нет. Вы мне верите и уж давно решили.
– Значит, ты знаешь больше меня, – ответил Гуров. – Хорошо, суну я тебя в одно дело. В ту же команду, откуда ты на меня вышел. Вместо Фокина там другой человек. Он о тебе все знает. Все, кроме финала со мной. Начнет расспрашивать, расскажешь все как было, кроме нашей схватки. Объяснишь, что место твое засветилось, ты решил дислокацию сменить, тут тебя ГАИ с ОМОНом и затормозили, при обыске оружие нашли. Где держали, как допрашивали, как ты легендировался, все расскажешь. Годится?
– Годится, командир, – решительно ответил Тулин.
Гуров вынул из кармана телефонную трубку, якобы набрал номер, сказал:
– Через десять минут в условленном месте, такси, – назвал номер машины, сыщик не хотел, чтобы Тулин знал, что о его встрече с офицером контрразведки было обусловлено заранее. – К высотной стекляшке, что на проспекте, подкати.
Тулин молча кивнул и развернулся.
У здания СЭВа частоколом торчали запрещающие знаки, но лишь такси затормозило у первого, как задняя дверца открылась, в салон легко сел мужчина лет тридцати с небольшим и радостно сказал:
– Здравствуйте, Лев Иванович, сколько лет, сколько зим!
– Земля круглая, потому и крутимся, – ответил на пароль Гуров. – Георгий, высади меня у «Белого дома».
Когда машина у ограды «Белого дома» остановилась, Гуров сказал:
– Удачи вам, ребята, – и вышел.
Такси ушло на набережную. Гуров только успел закурить, как рядом мягко остановился «Мерседес» Крячко.
– Дай ноги размять и покурить спокойно, – сказал Гуров, открывая переднюю дверцу.
– Хозяин – барин, – сверкнул улыбкой Станислав. – Тут только не токмо стоять, останавливаться запрещено. Вон по мою душу уже торопятся.
Из стоявшей неподалеку машины ГАИ с чувством собственного достоинства вылезал толстый инспектор, указывая жезлом на место у своей ноги, куда должен немедля прибыть грешник.
