Ознакомительная версия.
Она вдруг почувствовала, как в лицо бросился жар, и резко поднялась со стула. Теперь она уже забыла, что еще совсем недавно сама сомневалась в выдвинутой версии Агеева.
– Владимир Михайлович, а как же угрозы Толстопятова в адрес более счастливых мужчин?! Они были, и их нельзя сбрасывать со счетов. Да и оскорбленное самолюбие униженного женщиной человека. Она ведь не просто размазала его по земле. Она сначала использовала его на все сто процентов, затем смешала его с дерьмом и только после этого выбросила, как ненужный хлам. Подобное не прощается, Владимир Михайлович, тем более не может проститься таким человеком, как Толстопятов.
Переводя дыхание, она замолчала, облизнула кончиком языка слегка подкрашенные губы, повернулась лицом к начальнику убойного отдела и, словно точку ставя в своем монологе, негромко, но зло добавила:
– Не прощается! Это я вам как женщина говорю.
По лицу Бойцова скользнула улыбка. Видимо, вспомнил свое первое оперативное совещание в МУРе, когда кто-то из доброжелателей подверг обидной критике его оперативную разработку, в которую он вложил всего себя.
– Ирина Генриховна, дорогая, я очень прошу вас, не обижайтесь. И не принимайте каждое слово как нечто обидное, направленное против вас лично. Нам же с вами, а вам с нами работать вместе. А что касается вашей убежденности насчет прощения или же непрощения, то я вам могу сказать совершенно обратное. Причем как мужчина.
Кто-то из оперов негромко хихикнул, но полковник только покосился глазом в сторону смешливого весельчака, и смешок тут же прекратился.
– Так вот я могу вам привести примеры из серии весьма достойных людей, о которых не только столичные стервы, но и лимита так вытирали ноги и в такое дерьмо окунали их с головой, что поверьте, подобное может только в самом страшном сне присниться. Да и то с похмелья.
Слушая полковника и уже начиная отходить душой, Ирина Генриховна ждала все-таки поддержки со стороны молчавших оперов, однако этой поддержки не было, и она вынуждена была сказать:
– Верю, вполне вам верю. Однако не думайте, что в «Глории» одни лишь дилетанты штаны просиживают. Мы уже навели справки относительно господина Толстопятова, и могу вас уверить, что никаких положительных ассоциаций этот товарищ у меня не вызывает. Хотя... хотя и смог сотворить сам себя как профессионала. Без чьей бы то ни было поддержки и протеже пробиться в стайку ведущих телевизионщиков – это, я вам скажу, достойно всяческого уважения. Но при этом, как оборотная сторона медали, – гипертрофированное самомнение и прочее, прочее и прочее, что связано с этим качеством.
Начальник убойного отдела хотел было что-то возразить в ответ, однако точку в споре поставил Яковлев:
– Я тоже не склонен думать, что Толстопятов может оказаться тем киллером, который положил супружескую пару Толчевых, однако и такой вариант нельзя сбрасывать со счетов. Тем более что он мог и киллера нанять. А посему особый акцент на нем делать не будем, но в разработку, видимо, взять придется.
Этим пробкам, казалось, не будет конца. Причем чем ближе к лету и чем дольше становился световой день, тем и машин становилось больше. И особенно это было заметно в пределах Садового кольца. К тому же если зимой на колесах оставались большей частью профессионалы или хотя бы те из владельцев иномарок, кто имел ежедневную практику вождения в черте перегруженного транспортом города, то по весне из своих загонов и загончиков выползали на свет божий отдохнувшие от своих хозяев отечественные «Жигули» и разномастные иномарки, а их владельцы, судорожно цепляясь за баранку, зачастую путая педаль газа с тормозом, в подобном состоянии пытались пробиться в центр...
Короче говоря, продавайте свою машину и пересаживайтесь на муниципальный транспорт. Хоть и не престижно, зато в десять раз дешевле, надежней и комфортней. Да и вечерами не надо глотать горстями валерьяну, с ужасом вспоминая, как очередной «чайник» на колесах едва не угробил вас и вашу тачку, когда подрезал, пытаясь перестроиться из крайнего правого ряда в левый. И вообще пора бы уже заменить рекламные щиты Аэрофлота на рекламу московского метрополитена: «НА РАБОТУ И С РАБОТЫ – НА МЕТРО! БЫСТРО, ВЫГОДНО, УДОБНО».
Когда Ирина Генриховна едва не въехала в очередной подставленный зад и увидела в зеркальце, что и ей соответственно едва не помяли задний бампер, она невольно выругалась, что не позволяла себе, даже когда никто ничего не слышал, и, твердо решив, что уже завтра пересядет с машины на троллейбус, уставилась в лобовое стекло.
Настроение испортилось окончательно, и она мысленно вернулась в кабинет Яковлева, на оперативку.
И вновь почувствовала жгучее недовольство собой, любимой. Зачем, спрашивается, надо было дуре встревать в ход оперативного совещания, тогда как сама не позже чем вчера настаивала на том, что надо расширять круг поиска убийцы Юры Толчева и нельзя зацикливаться на одном лишь Толстопятове! Повыпендриваться захотелось? Или все-таки за своих мужиков стало обидно?
Даже будучи зачисленной в штат Московского уголовного розыска, она продолжала считать сотрудников агентства «своими», а оперов МУРа... Она бы и сама не смогла ответить однозначно, чем именно стал для нее МУP. С одной стороны, МУР – это то, о чем она даже помышлять не могла, когда начинала учиться в Центре эффективных технологий обучения, а с другой стороны... «Глория» была и оставалась для нее чем-то родным и необыкновенно близким, а о легендарном МУРе она только читала в книжках...
Так и не сумев до конца определиться, чем для нее на самом-то деле стал МУР, Ирина Генриховна пробилась-таки через пробки к своему дому, но, прежде чем парковаться, позвонила Турецкому. Ставь, мол, чайник, поднимаюсь домой.
После того как между ними сначала пробежала черная кошка, а потом наступило примирение, Александр Борисович, прочувствовав внутренне, что криминалистика для жены – это не временное увлечение и даже не хобби, стал по-иному относиться к ее вхождению в процесс расследования двойного кошмара на Большом Кaретном и считал непременным долгом поинтересоваться, как идут дела. Спросил и на этот раз, уловив в настроении жены не присущую ей излишнюю напряженность. Ирина Генриховна отмахнулась было, сказав, что сначала «проглотит что-нибудь», а потом уж... Однако сама же и пожаловалась на себя, дуреху, когда ставила в СВЧ-печь еще утром приготовленный пудинг.
Пересказав все то, о чем размышляла по дороге домой, она заодно призналась и в том, что уже и сама практически не верит в версию с Толстопятовым.
– Ты понимаешь, – тыкая вилкой в тарелку с остывшим пудингом, пыталась убедить она то ли себя, то ли мужа, – сам он не в состоянии был совершить все эти убийства: слишком много крови для совершенно штатского человека, но что самое главное – уж слишком все продумано и выполнено настолько четко, что невозможно поверить, будто это все мог проделать окончательно спившийся и скатившийся на самое дно человек.
Турецкий, повидавший за годы своей практики и не такие парадоксы, поначалу только хмыкнул, но потом не выдержал и сказал:
– Однако ты неправа, Ирка. Какую-то ошибку убийца все-таки допустил, если вновь и вновь возвращается на место преступления. К тому же у вашего телевизионщика могли быть и моменты просветления, в чем я не сомневаюсь, и вот тогда-то, прочувствовав всю глубину своего падения из-за какой-то меркантильной шлюхи, вспоминая отдельные моменты своей былой славы и признания миллионной аудитории телезрителей и понимая одновременно, что ему ни-ко-гда не подняться на прежнюю высоту... – понимаешь? – он мог...
Турецкий вздохнул и покрутил головой:
– В такие минуты, Ирка, человек страшен и способен на такое, что и дьяволу мало не покажется.
– И все-таки! – вспыхнула Ирина Генриховна. – Ну не верю я в его способности киллера. Не верю!
– Почему? – удивился Турецкий.
– Да потому, что я уже просмотрела с десяток его телезаписей из архива, которые через своего дружка достал Голованов, и... – Она вздохнула и развела руками. – Ну не мог он все это заморочить, не мог!
– Так чего ж ты тогда?.. – уже совершенно не понимая жену, уставился на нее Турецкий.
– Оперативка! – хмыкнула Ирина Генриховна. – Видать, накатило что-то, до сих пор сама понять не могу.
– Хорошо, – не сдавался Александр Борисович. – Ну а как тот вариант, что этот самый штатский человек, – теперь в его голосе сквозила присущая ему язвинка, – нанял достойного киллера и уже чужими руками, но со своей собственной подачи... Согласись, что это звучит заманчиво?
– Может быть, и звучит, – сказала Ирина Генриховна, – однако с каких барышей у безработного алкаша такие деньги, что он смог оплатить двойное убийство? Даже по своей собственной разработке.
Ознакомительная версия.
