Ознакомительная версия.
– Ну вы, положим, не знаете, какими средствами он сейчас располагает, – пожал плечами Турецкий, – а это неплохо было бы и выяснить. Может, он берлогу свою ради такого дела продал. Да и вообще...
Ирина Генриховна убийственным взглядом посмотрела на мужа.
– Ты что, специально меня заводишь?
– Зачем же? Я просто подталкиваю тебя к той мысли, что надо отработать все версии и варианты убийства Толчева. – Он сделал ударение на слове «все». – И, судя по тому, что вам удалось накопать, могу сказать с определенной степенью уверенности: охота велась на Толчева, только на него, а убийство его жены и тем более слишком любопытного соседа сверху – это, если можно так выразиться, попутные трупы.
– Значит, ты все-таки настаиваешь на том, что причина убийства Юры – его профессиональная деятельность?
– Упаси бог, чтобы я настаивал на этом, – как бы защищаясь, поднял руки Турецкий. – Я просто хочу сказать, что не исключен и этот вариант.
– Но в таком случае ты противоречишь сам себе! Да и вообще как тебя понимать?
– Да вот так и понимай, – устало произнес Турецкий, но, увидев лицо жены, вздохнул и слегка приобнял ее за плечи. – Иришка, дорогая, эта истина проста, как тот чугунный утюг, которым когда-то гладила моя бабушка, однако осмелюсь напомнить тебе ее. В спорах, и только в спорах, рождается истина. И должен сказать, что все то, что произошло на оперативке у Яковлева, это был спор профессионалов. Да, спор профессионалов, где каждый из присутствующих отстаивал свою собственную позицию и в то же время прислушивался к позициям своих оппонентов.
Это действительно была старая как мир истина, и в то же время ее надо было время от времени напоминать людям. Каждый тянул одеяло на себя, любимого, а это... Короче говоря, надо было уметь прислушиваться к мнению оппонента.
Да, все, что излагал сейчас Турецкий, было предельно правильным, и все это она знала не хуже его, однако... Человек был и останется навсегда че-ло-ве-ком, а не запрограммированным на правильные дела роботом. Человеком, со своими страстями, со своим характером и амбициями.
За два десятилетия, прожитых под одной крышей, они научились понимать друг друга и до конца ужина больше не проронили ни слова. И только когда уже была вымыта посуда и Александр Борисович потянулся по привычке к телевизору, Ирина Генриховна принесла в кухню телефон и, поудобнее устроившись на «уголке», набрала домашний номер Голованова.
– Сева? Извините, ради бога, что отрываю от вечерних хлопот, но здесь такое дело... – В силу необыкновенного уважения к Голованову как к человеку и профессионалу, она физически не могла перейти с ним на «ты», поэтому и оставила за собой право обращаться к нему на «вы». Судя по ответной реакции, Всеволод Михайлович не был против. – Короче говоря, появилась необходимость вернуться к версии убийства Толчева... – Она замялась, не зная, как правильно построить фразу, и умница Голованов тут же пришел на помощь:
– Вы хотите сказать, что мотив убийства – это его профессиональная деятельность? То, о чем говорил Макс?
– Да, пожалуй. По крайней мере, этот вариант не исключается и в МУРе.
– Так пускай бы они и раскручивали эту версию. Нам-то зачем промеж них крутиться?
– Сева-а-а... – с укоризной в голосе протянула Ирина Генриховна. – Вы же все прекрасно знаете, так зачем же вы это?
Всеволод Михайлович действительно догадывался о том, в какое положение поставила муровских оперов прокуратура, и поэтому не стал вдаваться в излишние разборки.
– Ладно, нехай живут, – хмыкнул он в трубку. – Без их поддержки мы тоже ничто. Говорите, что предлагаете?
– Копнуть поглубже уже опубликованное Толчевым, я имею в виду «Мисс красавица», но главное, как мне кажется, тему педофильства, и попытаться прощупать, не зацепил ли Толчев этими репортажами сильных мира сего.
– Трудненько будет, – хмыкнул в трубку Голованов, – однако где спецназ не пропадал. —
И тут же: – Выходит, зря мы тогда Макса фэйсом о тэйбл?
– Выходит, зря, – вынуждена была согласиться с ним Ирина Генриховна. – Кстати, Максим тогда не только об этих двух темах говорил, если я не ошибаюсь, он упомянул и о каком-то интервью, где Толчев сказал, что готовит сейчас бомбу для общества?
– Да, что-то похожее он говорил, – подтвердил Голованов. – Но что точно... Думаю, лучше будет, если позвоните Максиму. Кстати, он сейчас дома, я только что с ним говорил. И еще... Агеева подключать?
– Думаю, не надо. Пускай отрабатывает версию Толстопятова. С этим журналистом тоже далеко не все ясно.
Удивленный телефонным звонком Турецкой и, видимо, еще не отошедший от «нанесенной ему обиды» компьютерный бог почти дословно воспроизвел слова, на которых он споткнулся, когда делал распечатку с последним интервью Юрия Толчева:
В о п р о с: «Какой очередной взрыв в обществе он (Толчев) готовит на этот раз?»
О т в е т: «Пока что это секрет, так как еще не до конца обработан и проверен собранный материал, но если говорить вообще, то эта бомба коснется людей в белых халатах, но с грязными руками».
– А там нет уточнения относительно белых халатов и грязных рук? – спросила Ирина Генриховна.
Не было не только уточнений, но даже какого-либо намека на расшифровку этой фразы.
Поблагодарив Макса, Ирина Генриховна опустила трубку на рычажки и с силой сжала голову руками. Мысли растекались по версиям, вариантам и возможным предположениям, как вода по древу, и она, понимая, что уже ничего путного родить не сможет, резко поднялась с «уголка» и прошла в комнату, где Турецкий кайфовал перед телевизором, одновременно разгадывая кроссворд.
– Балдеешь? – поинтересовалась она.
– Тупею.
– Тогда нечего его вообще включать.
Она выключила телевизор, однако, увидев, каким стало лицо мужа, произнесла негромко:
– Помоги, Саша. Мозги плавятся.
– Так оставь до утра, – посоветовал мудрый, как чукотский шаман, Турецкий. – Сама ведь знаешь, утро вечера мудренее.
– Оставила бы, – вздохнула Ирина Генриховна, – да не могу.
– Что, зудит? – удивился он.
– Хуже.
– Тогда выкладывай.
Она пересказала ему сначала телефонный разговор с Головановым, затем с Максом и замолчала, ожидая реакции мужа.
– М-да, – пожевал губами Турецкий, – оставил Толчев задачку.
Ирина Генриховна невольно напряглась.
– Ты думаешь, что весь криминал содержится в материалах о красавицах, из которых делают секс-рабынь, и высокопоставленных любителях детского тела?
– Считай, что это отработанный материал, – поморщился Турецкий. – И убивать репортера только за то, что он коснулся этих тем, глупость. Поверь, мы все-таки живем в России, а не в Азии, где могут за подобную публикацию и головенку оторвать. А вот что касается «людей в белых халатах»... да тем более что тема находилась еще в работе и не попала на страницы газеты, это может быть серьезно.
– Ты думаешь, что кто-то решился даже на двойное убийство, лишь бы не дать Толчеву опубликовать свой материал?
– Я пока так не думаю, – пожал плечами Турецкий, – я просто рассуждаю. А если добавить к этому еще и тот факт, что кто-то рылся неоднократно в мастерской Толчева...
– Искали тот самый не обработанный еще материал, о котором в своем интервью упоминал Юрка?
– Bот именно, – согласился Турецкий. – По крайней мере, в этом есть своя логика.
– Знать бы только, что это за бомба такая, – уныло произнесла Ирина Генриховна. – А то ведь... пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.
– А редакция, в которой работал Толчев? – напомнил Турецкий. – Там ведь должны знать, что именно готовят к печати их сотрудники. Тем более такой мэтр, как Толчев. И еще...
Он задумался и смешливо почесал переносицу.
– Ты ведь утверждала, что Толчев наконец-то прозрел, можно сказать, одумался и почти вернулся в семью, к Алевтине.
– Ну!
– Значит, они опять, как два голубка, коротали на пару долгие зимние вечера и...
– Не ерничай!
– Ладно, насчет голубков беру свои слова обратно, но относительно всего остального ты все же подумай... Если он действительно готовил какой-то серьезный репортаж к печати, который тем более должен был разорваться как бомба, то он не мог не проговориться об этом своей Алевтине. И думаю, что если ты сможешь по-настоящему раскрутить ее, то она припомнит все, что рассказывал ей Толчев.
Ирина Генриховна слушала мужа и думала, какая же она в принципе еще дура, если своими собственными мозгами не могла дойти до такой простой истины.
Когда Ирина Генриховна ехала к Алевтине, она почти не надеялась на то, что ее подруга сможет вспомнить что-либо конкретное и тем более дельное, связанное с работой Юры, однако, когда они ополовинили бутылку красного итальянского вина, а дети умяли по куску торта, хозяйка дома немного оживилась и после наводящих вопросов, которые подбрасывала ей гостья, стала припоминать то немногое по работе Толчева, что он рассказывал ей за этим самым столом на кухне.
Ознакомительная версия.
