– Ладно, – бесцветным голосом сказала Портнова.
Крячко оглянулся через плечо. Оперативники в синей «Ладе» внимательно наблюдали за ними. Он повернулся и вошел во двор.
По дороге он сделал незаметный знак оперативнику Федотову, который прохаживался в дальнем углу двора. Тот догнал его уже в подъезде, на ступенях старой деревянной лестницы, края которой были обиты истершимися металлическими пластинами. Крячко быстро все объяснил и, кивнув на раскрытую дверь подъезда, сказал:
– Вот она идет, Валентина Сергеевна. Не перепутай. И учти: только дверь откроется – сразу ее под ручку и в машину. Ребята знают, что делать. За меня не волнуйтесь – я тоже знаю, что делать.
– Понял, товарищ полковник, – сказал Федотов. – Есть под ручку и в машину.
Они поднялись на второй этаж и встали по краям входной двери. Через минуту появилась Портнова. Ни на кого не глядя, с бледным лицом, она подошла к двери и нажала на кнопку звонка.
Поп подошел к порогу абсолютно бесшумно. Вряд ли Крячко мог что-то услышать – скорее уж учуял, но он точно знал – Поп здесь. Тот посмотрел в «глазок».
– Это я, – все тем же бесцветным голосом произнесла Валентина Сергеевна.
Щелкнул замок, дверь слегка приоткрылась.
– Что-то случилось? – недоверчиво проговорил мужской голос.
Валентина Сергеевна не успела ответить. Крячко мигнул Федотову, и тот изо всех сил лягнул дверь ногой. Раздался глухой удар, вскрик, и тут же, выставив вперед плечо, влетел в квартиру полковник Крячко. Перед его глазами мелькнуло бледное, перекошенное лицо с двухдневной щетиной на щеках. И Крячко с ходу, вложив в удар всю тяжесть своего крепко сбитого тела, врезал небритому в нижнюю челюсть.
Тот не меньше чем на полметра взлетел над полом, дрыгнул в воздухе ногами и с ужасающим грохотом обрушился на спину, распластался как лягушка и затих.
– Ну все, – деловито сказал Крячко, оборачиваясь к Федотову, – свободен.
После того как Федотов увел потрясенную хозяйку, в доме наступила тишина. Крячко запер дверь и включил в прихожей свет. Небритый по-прежнему валялся без чувств, разбросав в стороны тяжелые руки. На его бледном лбу отпечатался след от дверной поверхности. «Молодец Федотов! – подумал Крячко. – Припечатал от души!»
Но и его удар получился никак не хуже. Единственное, что смущало Крячко, – не перестарался ли он. Присев на корточки, он осмотрел нокаутированного. Тот вроде дышал и умирать пока не собирался. Крячко подхватил его под мышки и оттащил на кухню. Там он усадил Попа у стены и приковал наручниками к водопроводной трубе. А потом уселся напротив, достал сигарету и закурил.
Внешне Поп совсем не походил на святого. У него было жизнерадостное полноватое лицо, густые темные волосы и сладострастные пухлые губы. Из ворота рубахи выглядывала покрытая густым волосом грудь. На принадлежность к религии указывала только золотая цепочка с крестиком, затерявшаяся на этой груди.
«Снял небось с кого-нибудь, христопродавец!» – равнодушно подумал Крячко.
Он обвел взглядом небогато обставленную, но опрятную кухню. На столе стояла тарелка с остатками завтрака и недопитый стакан чая. Но внимание Крячко привлекло не это, а сложенная пополам газета, на полях которой небрежным, но уверенным росчерком был нарисован легкомысленный кролик из «Плейбоя».
– Так вот кто у нас отвечает за корреспонденцию! – присвистнул Крячко. – Очень удачно, очень…
Поп начинал приходить в себя. Он зашевелился, повел руками. Негромко звякнула цепочка наручников. Крячко отложил сигарету и с любопытством уставился на своего пленника.
Поп открыл глаза и тупо посмотрел по сторонам. Увидев Крячко, он вздрогнул и попытался встать. У него это не получилось, и тогда он обнаружил наручники.
– Твою мать! – скорчив болезненную гримасу, произнес он. – Что это все значит?
– Мозги отшибло? – любезно спросил Крячко. – У меня лекарство с собой. Клин, как говорится, клином…
– Спокойно! – сказал Поп. – Не надо резких движений. У меня голова слабая – в детстве менингитом переболел. Знаешь, как это опасно?
– Мало ли кто чем переболел в детстве, – хладнокровно отозвался Крячко. – У меня, например, свинка была. Это же не значит, что я всех свиней теперь должен бояться. И тебе сейчас не про менингит думать надо.
– А про что мне думать? – поинтересовался Поп, испытующе глядя на Крячко. – У меня башка трещит и язык еле ворочается… Здоров же ты махаться, дядя! Ты же мне челюсть запросто мог сломать, соображаешь?
– Твоя челюсть еще и не то выдержит, – возразил Крячко и добавил: – А думать тебе надо только об одном, Поп, – как живым отсюда выйти. По твоей роже видно, что жизнь ты любишь. Вот и думай, как тебе ее продлить. – Он демонстративно вытащил из кармана «макаров», со вкусом передернул затвор и с грохотом положил пистолет на край стола.
Поп следил за этими манипуляциями напряженным взглядом. Настроение у него совсем испортилось. Крячко это чувствовал, но события не торопил. Клиент должен созреть, думал он. Про свое обещание Орлову не брать на задержание оружия Крячко забыл, как только вышел из его кабинета и родил свой гениальный план. В этом плане большая роль отводилась именно оружию.
– Я не понял, – осторожно заговорил Поп и перешел на «вы». – Вы тут про какого-то попа заговорили. Так, может, вы дверью ошиблись? Тут попов никаких нет.
– Ясное дело, какой ты поп, если тебя из семинарии вышибли, – сказал Крячко. – Так я в переносном смысле. Кликуха у тебя такая – или забыл с перепугу?.. Кстати, – он притянул к себе газету. – Рисованию тебя в семинарии обучали или это у тебя наследственное?
На лице Попа отразилось беспокойство.
– Я почему спрашиваю? – продолжал Крячко. – Я такого кролика уже не в первый раз вижу. Давно с автором хотел познакомиться. А тут такая удача!
– Живопись любите? – вежливо спросил Поп. – Могу подарить. Газетку, правда, я не дочитал, да бог с ней – все равно одно вранье.
– Я вранья тоже не люблю, – серьезно подхватил Крячко. – Поэтому давай, Поп, как на исповеди! Времени у нас немного, может быть, даже меньше, чем ты думаешь, – так не будем тратить его впустую.
– Я вас не понимаю, извините, – все так же вежливо сказал Поп.
– Все ты понимаешь, – убежденно заявил Крячко. – Но чтобы тебя подтолкнуть, я тебе кое-что объясню. Положение, Поп, создалось критическое. Причем у всех. И у нас критическое, а у тебя еще хуже. И найти выход из этого кризиса никто, кроме тебя, не сможет.
– А вы – это кто? – осведомился Поп.
– Армия спасения! – сердито сказал Крячко. – Что ты дурака из себя строишь? Московскую милицию уже не узнаешь?
– Ага, – хмыкнул Поп. – И чего хочет от меня московская милиция?
– За всю милицию не скажу, – ответил Крячко. – А вот чего хочу я – объясню предельно четко. Я хочу, чтобы ты мне сказал, где находится похищенная вами Лариса Бардина – если она жива, конечно. Но для тебя, Поп, было бы лучше, если бы она была жива. И не делай вид, что ты глупее, чем есть на самом деле. Слушай дальше! Накануне кончили практически всю вашу бражку – Мельника, проводника вашего, Егорычева, ну и еще там… В мордовских лесах положили. Сидеть не захотели – лежать теперь будут.
Он замолчал. Поп долго и тяжело думал, а потом сказал хмуро:
– Откуда я знаю, что это не фуфло? На пушку меня берете? – Теперь он называл Крячко исключительно на «вы».
– А ты посмотри на меня внимательно, – посоветовал Крячко. – Ты же у нас психолог. Ловец человеков. Вот и реши для себя – беру я тебя на пушку или нет? Если бы мы след не потеряли, за каким чертом мне самому к тебе приходить? Я бы молодых послал, а сам в кабинете дожидался, как положено.
– А что же не стали дожидаться?
– А чтобы посторонних глаз не было, – пояснил Крячко. – Тут ведь штука такая, Поп: если ты мне правды не скажешь – я тебя пристрелю, и точка.
– А как же служба? – с фальшивым сочувствием спросил Поп.
– А что мне служба? – возразил Крячко. – У меня все позади – и слава, и надежды, как говорится. С большим удовольствием влеплю перед пенсией в твою несуразную башку пулю!
– А вдруг пришьете невинного? – с усмешкой спросил Поп.
– Мне бог простит, – сказал Крячко. – А потом, люди, которые таких кроликов рисуют, невинными не бывают. Такие кролики у нас в отделе в сейфе заперты. Как вещественные доказательства. Письма ты Бардину готовил? А это серьезно, даже если я тебя не убью, «паровозом» пойдешь. Больше-то некому теперь.
Этот «паровоз» напугал Попа даже больше, чем грозно поблескивающий под рукой у Крячко «макаров».
– Значит, Мельник в бозе почил? – задумчиво спросил он. – Ну что ж, прах к праху, как говорится… Вы по званию кто будете?
– Как был полковником, так им и останусь, – буркнул Крячко. – Ты что-нибудь выбрал?
– Так я к тому и веду, – сказал Поп. – Вы меня, гражданин полковник, убедили. Логика у вас железная. Как «макаров». И я по вашим глазам вижу, что замочите вы меня, а мне и правда пожить еще охота. Из лагеря выходят, а из могилы – только вурдалаки, которых святая церковь, как известно, не признает. Поэтому решил я на признание пойти, гражданин полковник. На добровольное и чистосердечное. Надеюсь, суд это учтет?
