Скарре закурил сигарету и принялся наблюдать за Сейером, который облизывал самокрутку.
— Смерть, очевидно, произошла в результате несчастного случая: ребенку было всего два года, и я прекрасно понимаю, как может потрясти подростка такое переживание. Она хорошо знала мальчика. И его родителей знала тоже. Но… — Сейер сделал первую затяжку.
— Значит, поэтому она так изменилась?
— Возможно. Кроме того, у нее был рак. Даже если она и не знала об этом, это могло повлиять на нее. Но вообще-то я надеялся найти что-нибудь другое. Что-то, что помогло бы нам.
— А как насчет Йенсволя?
— Мне, вообще говоря, очень трудно поверить, что человек может совершить убийство, чтобы никто не узнал о насилии, произошедшем одиннадцать лет назад. И за которое он, кроме того, уже отсидел. Разве что Йенсволь снова не смог устоять перед искушением, но получил отпор…
— Черт! — удивленно прервал его Скарре. — Ты куришь.
— Только одну, по вечерам. У тебя найдется сегодня время прокатиться на машине?
— Без проблем. Куда мы поедем?
— В церковь Люннебю. — Сейер сильно затянулся и долго не выпускал дым.
— Зачем?
— Не знаю. Мне нравится разъезжать просто так.
— Наверное, тебе просто лучше думается на свежем воздухе?
Сейер соскреб с матовой поверхности стола пятно воска.
— Я всегда считал, что окружение влияет на мысли. Что человек чувствует саму атмосферу места. Надо уметь прислушиваться к вещам. К тому, что они говорят.
— Любопытно, — заметил Скарре. — Ты не пробовал говорить об этом в суде?
— Прокурора не интересуют мои чувства. Но он без сомнения знает о них. Он считается с ними, но никогда этого не признает. Это наш молчаливый уговор. — Сейер, священнодействуя, выпустил дым и поднял глаза. — Что сообщила тебе бабушка Хальвора? Кроме вафель и наглядного примера старения?
— Она много рассказала мне об отце Хальвора. О том, как ужасно мил он был, когда был маленьким. И что на самом деле ему просто не повезло.
— Охотно верю. Иначе зачем бы ему бить собственных детей?
— Еще она говорит, что Хальвор просиживает у себя в комнате перед компьютером все вечера, а иногда и ночи.
— Что он там делает, как ты думаешь?
— Не имею ни малейшего понятия. Может быть, ведет дневник?
— Я бы прочел его с удовольствием.
— Ты привезешь его к нам еще раз?
— Разумеется.
Они допили воду и поднялись. На стене Скарре увидел фотографию, с которой очаровательно улыбалась Элисе.
— Жена? — спросил он осторожно.
— Последняя оставшаяся фотография.
— Она похожа на Грейс Келли, — сказал он с восхищением. — Как такому брюзге, как ты, удалось заполучить такую красотку?
Сейер так растерялся от безграничной наглости напарника, что потерял дар речи.
— Тогда я еще не был брюзгой, — тихо сказал он наконец.
* * *
Автомобиль медленно скользил по гравию, направляясь к церкви Люннебю. Сейчас она была ярко освещена и стояла в розовом свете, всем своим видом показывая, что имеет на то полное право, как будто стояла тут всегда. На самом деле она была построена всего сто пятьдесят лет назад — дуновение ветерка в листве вечности. Полицейские осторожно приоткрыли дверцы, вышли из машины и прислушались. Скарре огляделся, сделал несколько шагов в направлении капеллы и заметил ряд могил впереди. Десять белых камней, выстроенных в ряд.
— Что это?
Они остановились и начали читать.
— Военные захоронения, — тихо сказал Сейер. — Английские и канадские солдаты. Немцы расстреляли их внизу, в лесу, девятого апреля. Дети приносят сюда ветки ветреницы семнадцатого мая. Мне рассказывала об этом моя дочь, Ингрид.
— «Pilot Officer, Королевские военно-воздушные силы, A. F. Le Maistre of Canada. Двадцать шесть лет. God gave and God has taken». — Скарре поднял глаза. — Долгий путь пришлось им проделать для такого короткого подвига. Вот появляюсь я, из самой Канады, в своей новой форме, чтобы бороться на правой стороне. И вот уже нет правых. Только огонь и смерть.
Сейер удивленно взглянул на напарника и побрел вниз, к церкви. Анни похоронили на краю кладбища, внизу, у большого ячменного поля. Цветы уже начали вянуть. Мужчины молча смотрели на могилу и думали каждый о своем. Потом побродили кругом, читая надписи на других камнях. Наконец Сейер нашел то, что искал. Маленький камень, украшенный витиеватым шрифтом. Скарре нагнулся и прочел:
— «Наш любимый Эскиль»?
Сейер кивнул:
— Эскиль Йонас. Родился четвертого августа девяносто второго года, умер седьмого ноября девяносто четвертого.
— Йонас? Торговец коврами?
— Сын торговца коврами. Подавился завтраком и задохнулся. После несчастного случая брак распался. Не так уж странно, это наверняка часто происходит. Но у Хеннинга есть старший сын, который живет с матерью.
— У него на стенах висели фотографии сыновей, — вспомнил Скарре и засунул руки в карманы. — Что это за скол наверху?
— Видимо, кто-то что-то отсюда украл. Здесь наверняка сидела птичка или ангел — их часто можно встретить на могилах маленьких детей.
— Странно, что они не восстановили его. Очень скромная могила. Выглядит запущенной. Я думал, только стариков забывают…
Они обернулись и окинули взглядом поля, окружавшие кладбище со всех сторон. Рядом благостно светились в синих сумерках окна дома священника.
— Мать уехала в Осло, ей трудно часто приезжать сюда.
— Зато Йонасу две минуты.
Скарре бросил взгляд в другую сторону, на холмы Фагерлунд и склон холма Коллен, застроенный домиками, в которых тоже светились окна.
— Из окна его гостиной видна церковь, — заметил Сейер. — Я помню, я видел ее, когда мы заходили к нему. Может быть, ему этого достаточно.
— У него уже наверняка появились щенки, — встрепенулся Скарре.
Сейер не ответил.
— Так на чем мы остановились?
— Я точно не знаю. Но после того как этот маленький мальчик умер, — Сейер снова взглянул на могилу и нахмурился, — Анни словно подменили. Почему она приняла это так близко к сердцу? Она была крепкой и сильной девочкой. Разве все здоровые, нормальные люди не преодолевают это? Разве мы не устроены так, что принимаем смерть и живем дальше, по крайней мере, через какое-то время?
Они подошли к машине. Сейер смахнул маленький листок клена, прилипший к лобовому стеклу.
— Я бы купил новую птичку, — сказал Скарре. — И надежно врезал бы ее в камень. Если бы это был мой ребенок.
Сейер завел старый «Пежо» и дал ему некоторое время пожужжать в тишине.
— Я бы сделал так же.
* * *
Хальвор продолжал сидеть перед экраном. Он не надеялся, что будет легко, но его жизнь никогда и не была легкой. Расшифровка могла занять месяцы, и это его не пугало. Он уже проверил все, что мог вспомнить: что она читала или слушала, названия книг, фильмов, песен, имена персонажей, слова и выражения, которые она употребляла. Часто он просто сидел и смотрел на экран. Он больше не отвлекался: не смотрел телевизор, не включал музыкальный центр. Он сидел один в тишине и погружался в прошлое. Поиски кодового слова стали для него оправданием жизни в прошлом, того, что он перестал смотреть вперед. Да у него и не осталось ничего, ради чего стоило бы смотреть вперед. Только одиночество.
Все, что у него было с Анни, было, конечно, слишком хорошо, чтобы длиться дольше, это он понимал. Ему часто становилось интересно, к чему все это приведет, где и когда закончится.
Бабушка ничего не говорила, но тоже наверняка про себя думала: что внуку хорошо бы заняться чем-нибудь полезным, например, вскопать маленький огород за домом, подмести двор и, может быть, прибраться в сарае. Так полагалось делать весной. Выбрасывать мусор после зимы. Цветочную грядку перед домом тоже надо бы прополоть — она пару раз выходила наружу и видела, как захирели тюльпаны под натиском одуванчиков и сорняков. Хальвор отрешенно кивал каждый раз, когда она заводила об этом речь, и продолжал заниматься своими делами. Что ж, подумала она, поднимаясь, должно быть это какие-то очень важные дела. После многочисленных попыток ей удалось наконец зашнуровать на себе одну кроссовку, и она прохромала наружу с клюкой под мышкой. Она нечасто бывала во дворе. Только иногда, в ясные дни, медленно доходила до магазина. Старуха крепко оперлась на палку и немного помедлила, склонив голову над запустением. Ей показалось, что оно охватило не только ее огород, но и все вокруг. Все дома и дворы показались ей какими-то облезлыми, серыми и запущенными. Может быть, у нее что-то с глазами? Или с головой? Или все вместе. Она проковыляла через двор и открыла дверь сарая. Внезапно поймала себя на мысли, что ей хочется заглянуть внутрь. Может быть, старая садовая мебель еще пригодится, в крайнем случае ее можно поставить перед домом. Это будет смотреться замечательно. Все соседи давным-давно выставили садовую мебель. Она нащупала выключатель и зажгла свет.
