– А ты докажи! – презрительно засмеялась Гулыга. – Не докажете! Сейчас не те времена! Любой адвокат меня отмажет – ментам теперь веры нет!
– Да, растратили мы кредит доверия, тут не поспоришь! – вздохнул Гуров. – На слово теперь никто не поверит. Приходится технические средства применять, переоснащаться… – с невинным видом он достал из кармана диктофон и включил его. – Вот теперь другое дело! Если гражданке захочется кого-то оскорбить при исполнении – милости прошу. Все будет в наилучшем виде зафиксировано.
Мадам Гулыга прищурилась на диктофон и, сверкнув глазами, торжествующе объявила:
– А вот не дождетесь! И в доме у меня вы все равно без ордера не имеете права находиться!
– Да вы же нас сами пустили! – возразил Гуров. – Мы же не силой к вам ворвались. Между прочим, чтобы жаловаться, надо тоже свидетельскую базу иметь, а то что же за жалоба получится? Один пшик, и только! Давайте-ка лучше бросим эти препирательства да поговорим серьезно. Можно, я присяду?
Все ожидали нового взрыва со стороны хозяйки, но она неожиданно спокойно сказала:
– Да садитесь, мне-то что… Хоть стоя, хоть сидя – хорошего от вас все равно не жди.
Сама она осталась стоять, привалившись пухлым плечом к кухонному шкафу, скрестив на груди короткие ручки. Гуров опустился напротив нее на табурет, положил на стол включенный диктофон.
– Это на тот случай, если кто-то кого-то захочет оскорбить, – пояснил он. – А вообще я хотел бы поговорить с вами о вашем муже… Кстати, меня зовут Лев Иванович. А ваше имя?
Не сводя с Гурова недоверчивого въедливого взгляда, хозяйка сказала:
– Лидия меня зовут. Лидия Михайловна… А про мужа я ничего не знаю. На работе он, на дежурстве. Зачем он вам понадобился?
– В двух словах этого не скажешь, Лидия Михайловна, – ответил Гуров. – Хотим задать ему несколько вопросов.
– Ну так ему и задавайте, – с вызовом сказала Гулыга. – Чего вы сюда приперлись? Здесь его нет. Я его под юбкой не прячу. Или милиция всегда ищет там, где фонарь?
– А вас вообще не удивляет, что вашим мужем заинтересовалась милиция? – спросил Гуров.
– А меня уже давно ничего не удивляет, – отрезала Лидия Михайловна. – Когда девочкой была – удивлялась. А потом перестала.
– Понятно, – сказал Гуров. – Говорят, ваш муж редко дома бывает. Служба у него такая напряженная или другие какие причины?
– Чего это он не бывает? – набычилась хозяйка. – Сколько положено, столько и бывает. С чего это вы взяли, что не бывает?
– Ну а прошлой ночью он был дома? – поинтересовался Гуров.
Лидия Михайловна на мгновение запнулась.
– Вот вы у него и спросите – был он дома или нет? – отчеканила она.
– Мы у вас спрашиваем, Лидия Михайловна! – мягко, но настойчиво сказал Гуров.
– А у меня нечего спрашивать! – отрезала Гулыга. – Я не обязана помнить, кто был дома, а кто не был! Не на допросе!
– Ага, вы хотите сказать, что предпочитаете быть вызванной на допрос? – обрадовался Гуров. – Прекрасно! Мы так и сделаем. Вызовем вас повесточкой…
– Никуда я не пойду! – возмущенно перебила его хозяйка. – Что за дурдом? Я вам что – преступница? Соня Золотая Ручка?
– Ну, на допросы не только преступников вызывают, – сказал Гуров. – Свидетелей даже чаще…
– Каких таких свидетелей? – нахмурилась Гулыга. – Это чему я свидетель? Живем как люди, не хулиганы, не пьяницы какие-нибудь…
– А мы и не говорим, что вы пьяницы какие-нибудь, – возразил Гуров. – Зря вы притворяетесь, Лидия Михайловна! Вы же умная женщина и понимаете, что просто так к вам старший оперуполномоченный по особо важным делам не придет. Вот и моих коллег вы не сразу в дом пустили… Сначала мужа предупредили, правда? Значит, догадывались, что дело серьезное…
– Кого предупредила? – уже не так уверенно пробормотала Лидия Михайловна. – Никого я не предупреждала. Выдумываете все! Нечего мне предупреждать. Мой Семен на хорошем счету. Начальство его уважает. И никаких дел за ним нет.
– Будем надеяться, – сказал Гуров. – Однако вопросы у нас остаются. Так как будем отвечать – здесь или все-таки в отдел поедем?
Хозяйка не ответила. Она подозрительно оглядела лица оперативников и нервно переступила с ноги на ногу.
– Да что такое случилось-то? – вдруг спросила она совсем иным, плаксивым и жалобным тоном. – Или этот идол натворил чего? Я ведь за него не ответчик. Он сроду такой был – сам все решает, а ты ему и слово не моги сказать. Не твое дело – и весь разговор. С ним ведь не больно поспоришь – рука у него тяжелая!
– Муж вас бил, Лидия Михайловна? – с некоторым удивлением спросил Гуров.
– Да если бы он бил, я бы сейчас с вами не разговаривала! – с какой-то даже гордостью ответила Гулыга. – Он только пальцем ткнет, а я уже лечу… Он ведь у меня громадный, как буйвол, – с ним трое здоровых мужиков не справятся. И нрав у него будь здоров!
– Вот даже как, – смущенно хмыкнул Гуров. – Понятно. Но все-таки вернемся к нашим баранам. Я все-таки надеюсь, что вы нам скажете, что делал вчера ночью ваш муж…
Лидия Михайловна запнулась.
– Да что делал? – с наигранным равнодушием сказала она. – Что по ночам делают? Спал, конечно.
– И никуда из дома не отлучался?
– А куда ему отлучаться? – пряча глаза, сказала хозяйка. – Спал как сурок.
– Лидия Михайловна, – с упреком сказал Гуров. – Вот вы все упираете на законность, а ведь по закону получается, что вы сейчас даете нам ложные показания. Это хорошо, что вы согласились все-таки на частную беседу, а если бы я включил ваши слова в протокол?
– А что мои слова? – настороженно уставилась на него Лидия Михайловна.
– А то, что нам доподлинно известно – муж ваш ночью из дома отлучался. Это даже зафиксировано на видеопленке, Лидия Михайловна. И мужа вашего опознали. Ну, что вы теперь скажете?
Хозяйка, озадаченно открыв рот, переводила взгляд с одного оперативника на другого и ничего не отвечала. Гурову начало казаться, что теперь она не заговорит никогда, и он решил пойти ва-банк.
– Хочу еще раз напомнить, Лидия Михайловна, – сказал он. – Речь идет об очень серьезном деле. Конкретно об убийстве. И…
Он не успел договорить, как произошло нечто из ряда вон выходящее. Хозяйка вдруг смертельно побледнела, охнула и повалилась в обморок.
Афанасьев и Дубинин сорвались со своих мест и бросились приводить ее в чувство. Они бестолково суетились вокруг нее, брызгая в лицо водой и хлопая по щекам. Крячко озабоченно посмотрел на Гурова.
– Это самое… Может, «Скорую» вызвать? Скандальная бабенка. Нажалуется – потом год отписываться будем.
– По-моему, ей уже не хочется жаловаться, – сказал Гуров. – Да и вроде ребята сами уже справились – не хуже «Скорой»…
Он наклонился, чтобы помочь поднять Лидию Михайловну и усадить на стул. Румянец постепенно возвращался на ее круглые щеки.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Гуров.
В затуманенных глазах Лидии Михайловны появилась какая-то живая искорка. Она оттолкнула стакан с водой, который протягивал ей Афанасьев, и со слезами в голосе сказала:
– Как чувствуете, как чувствуете? А как я себя могу чувствовать, когда вы мне такое сказали? Его теперь посадят, Семена? – Оперативники многозначительно переглянулись, и Гуров бесстрастно сказал:
– Это может решить только суд.
– Я так и знала! – Женщина рванула себя за волосы, и на пол посыпались ни в чем не повинные бигуди. – Я сразу знала!
– Значит, все-таки знали? – покачал головой Гуров. – И тем не менее устроили этот спектакль? Давайте-ка по-деловому, Лидия Михайловна! Все равно шила в мешке не утаишь. Итак, что делал прошлой ночью ваш муж Семен Гулыга?
– Семен Витальевич, – тихим голосом уточнила Лидия Михайловна. – Пришел он вчера домой не очень поздно, часов в восемь. Поужинал, там, телевизор посмотрел… Потом спать лег. А уже ночью ему позвонили.
– В котором часу это было? – спросил Гуров.
– А-а… ночью, – испуганно сказала Лидия Михайловна. – Часов, наверно, в двенадцать. Я-то уж сама десятый сон видела. Вдруг просыпаюсь, а он одевается – серый костюм надел, который редко надевает – в гости только если в нем ходит, на праздник… Спрашиваю, куда ты – ночь, мол, на дворе! А он одно – заткнись, не твоего ума дело. Ушел он, тачку свою завел – она у него во дворе стоит, – и только его и видели. Ну, я уже не спала, конечно, – мысли всякие в голове…
– Какие мысли, Лидия Михайловна? – спросил Крячко.
– Какие у баб мысли? – философски заметила Гулыга. – Разные мысли… Но вернулся он быстро, ничего не скажу. Я уж было успокоилась – да смотрю, у него на рукаве, на пиджаке этом хорошем, – пятна. Кровь, значит. Я, само собой, не сдержалась – спросила. А он буркнул, что подрался на улице, и опять спать лег.
– А где теперь этот пиджак, Лидия Михайловна? – спросил Гуров.
– А прибрала я его, – сказала хозяйка. – Семен мне костюм выкинуть велел. Хотел даже сам сначала, но потом передумал. Его утром рано вызвали, и он мне строго-настрого приказал – костюм вон! А я же не думала, что тут убийство! Я думала, подрался, может, из-за бабы… Так чего добру пропадать? Приберу его, думаю, подальше – потом сгодится. На дачу, там, или под машиной лежать…
