– Но ведь я все рассказала! – воскликнула Венке.
Смит молча и пристально смотрел ей в глаза.
Венке не опустила глаза, но перевела взгляд на меня.
– Я уже все рассказала, Варьг.
– Конечно, ты рассказала, – подтвердил я. – Мы знаем об этом. Но это был рассказ сразу после того, как все случилось. Я хочу, чтобы сейчас ты еще раз рассказала все сначала, как ты это помнишь теперь.
– Я должна? Снова? Сколько же еще? Когда это кончится?
– Независимо от того, как пойдет дело, я боюсь, что все это кончится еще не скоро, Венке. Может быть, никогда. Но постепенно, со временем все уляжется. Мы сможем помочь тебе, если только ты расскажешь обо всем еще раз – спокойно и не торопясь.
Она прислонилась спиной к стене.
– Можно мне сесть?
Я пододвинул ей стул.
– У вас не найдется сигареты? – Она взглянула на нас снизу вверх.
Я вопросительно посмотрел на Смита, который уже доставал пачку сигарет из внутреннего кармана.
– Специально для клиентов, – сказал он извиняющимся тоном. – Сам я не курю. Курение – для молодежи или для тех, кто собрался умирать.
Он помог ей зажечь сигарету.
– Я уже говорила, что только вернулась с работы и начала готовить обед, – сказала Венке.
– Извини, что перебиваю, но мне нужно прояснить все до деталей. Кто–нибудь видел тебя по дороге домой? Ты не встретила кого–нибудь из знакомых? Может, с кем–нибудь поздоровалась? – спросил я.
– Нет, нет, – она тряхнула головой.
– Совсем никого?
– Нет.
– Даже незнакомого?
– Нет, Варьг, я действительно не могу припомнить, кого я тогда видела. Наверное, кто–то мне встретился. Всегда есть прохожие на тротуаре. Но я ведь толком не знаю даже тех, кто живет на этаже, а уж других тем более.
– Ну, это понятно.
– Мне продолжать?
– Да, попытайся.
– Вот. Я решила приготовить фруктовую кашу, и мне надо было спуститься в чулан за банкой варенья. А когда я вернулась в квартиру…
– Подожди. Ты тогда говорила, что поднималась пешком по лестнице?
Она кивнула.
– И ты никого не встретила?
– Нет, никого.
– Чтобы спуститься вниз – на это уходит несколько минут, а чтобы подняться – еще больше, не правда ли?
– Да, конечно, – энергично кивнула она, – я думаю, что отсутствовала минут десять.
– Вы засекали время? – спросил Смит.
Она беспокойно посмотрела на него.
– Нет, но я думаю, что было примерно так. Я ведь еще искала банку. Это была последняя с клубничным вареньем, а остальное было смородиновое и брусничное.
– Десять минут, – проговорил я.
– Да, – сказала она, – наверное, все и произошло за это время.
– Очень может быть. Десять минут… – Я повторял это как закодированный текст, который предстояло еще расшифровать.
– Когда я вернулась, то сразу заметила, что дверь в квартиру открыта настежь, и подумала: Роар! Джокер… эта компания! И я побежала.
– Ты не посмотрела с балкона вниз? Ты меня не видела? – спросил я.
– Тебя? Нет. Ты был в это время внизу?
– Да. Мне казалось, что ты меня заметила. Когда все это произошло, я стоял и разговаривал с Джокером. Так что полиция считает меня свидетелем.
– Я помню. Ты говорил об этом тогда, – произнесла Венке упавшим голосом. – Но так много всего произошло. И Юнас… он лежал там весь в крови, кровь текла и текла…
– Да, Юнас, – я не отрывал от нее взгляда, – он был уже мертв, когда ты…
Она энергично кивнула.
– Во всяком случае, он был без сознания. Наверное, он уже был мертв. Он меня не видел, он глядел в стену и ничего не говорил. Изо рта текла струйка крови, а в животе торчал нож, как… я не знаю, как что.
Казалось, что ее мутило.
– И что ты сделала?
– Я… наверное, я сразу выбежала на балкон и стала звать на помощь, а потом вернулась обратно.
– А нож?
– Да, нож я вытащила. Я думала, что помогу Юнасу.
Я услыхал, как тяжело вздохнул за моей спиной Паулюс Смит, но он не проронил ни слова.
– А банка с вареньем? – продолжал спрашивать я.
– Банка с вареньем? Наверное, я ее уронила от испуга. Я точно не помню. Я была как в шоке…
– Ты не можешь вспомнить, куда ты ее уронила? На пол?
Венке медленно кивнула.
– Да–а. Наверное, на пол, и она разбилась.
– Попытайся вспомнить, когда ты ее уронила, она не могла удариться о голову Юнаса?
– О его голову? Когда он лежал на полу?
Венке была в полном смятении.
– Я полагаю, Веум, – сказал Паулюс Смит, – вы понимаете, что задаете наводящий вопрос? Его нельзя будет задать на суде.
– Ну да, но я хочу выяснить это. Я хочу заставить ее вспомнить.
– Но я не могу, Варьг, – прошептала Венке. – Все как во тьме. Все как… о боже мой! Может быть, правда то, что они говорят – все они. Может быть, это действительно я его убила, но я… я не помню этого…
Она выглядела беспомощной и растерянной, и мне захотелось подойти к ней, обнять за плечи и прошептать: «Нет, нет, друг мой, ты этого не делала. Не думай так. А если и думаешь, то не говори вслух». Но я ничего этого не сказал, а то, что я произнес, было рассчитано на постороннего слушателя.
– Не говори глупостей, Венке. Так же как и я, ты прекрасно знаешь, что не убивала Юнаса.
Она сидела, уныло сгорбившись и глядя в пол. Потом подняла глаза и посмотрела на меня, как ребенок, которого за что–то ругают.
– Я знаю, Варьг, – прошептала она.
Стало очень тихо. Венке, сидевшая на стуле опустив плечи, притягивала наши взгляды, и Смит внимательно и неотрывно следил за ней. Время от времени почти незаметно он легонько покачивал головой, как человек, потерявший надежду: он был похож на хирурга, не имеющего сил сказать молодому пациенту, что у него рак, что нет никакой надежды и конец близок.
– А Рикард Люсне… – произнес я.
– Да? А что с ним? – Она снова посмотрела на меня.
– Я встретил вас вдвоем во вторник вечером. Какие у тебя с ним отношения?
– Какие отношения? – Она покраснела. – А что ты, собственно, имеешь в виду? Он мой начальник, не более того.
Я изучал выражение ее лица, ее взгляд. Ее глаза остановились на расстегнутой верхней пуговице моей сорочки. Как воздушные шары со слишком большим балластом, они не могли подняться к моему лицу, к моим глазам.
– Ты должна помнить, что мы пришли помочь тебе, Венке, – сказал я. – Ты не должна сердиться на то, что мы задаем, может быть, глупые вопросы. Если не мы, то потом тебя все равно обязательно спросит об этом полиция, не думаю, что они станут перед тобой извиняться за это.
Она проглотила комок и кивнула.
– Извини, – сказала она еле слышно, и в лице ее появилось что–то детское.
– Зачем Люсне приходил к тебе? – спросил я снова. И снова ее взгляд ушел в сторону.
– Он… он ведь служит на флоте и иногда оказывает мне кое–какие услуги.
– Услуги?
– Да. – Венке умоляюще смотрела на меня, надеясь, что я смогу понять все без слов, и мне показалось, что я догадался, о чем речь, еще до того, как она добавила: – Ты знаешь, я не слишком люблю выпить, но мне приятно, когда в доме есть хорошее вино и изредка можно позволить себе бокал вина в одиночестве, ведь правда?
– Пожалуй, – сказал я. – А капитан Рикард Люсне может доставать беспошлинные напитки?
Она кивнула.
– Да. Я покупаю у него немного, и он обычно завозит все это мне прямо домой…
– Так поэтому он приезжал в тот день? Доставлял, так сказать, новые товары?
– Да. А потом он отвез меня на работу. Я чувствовала себя неважно, ты знаешь об этом.
– А какие услуги оказывала ему ты?
Она испуганно посмотрела на меня.
– Никаких, Варьг! Во всяком случае, не то, о чем ты думаешь. Он мой шеф, мы вместе работаем. Можно даже сказать, что мы хорошие друзья. Мы много времени проводим вместе на работе. Он очень приятный человек, и иногда мы вместе пьем кофе и болтаем. Ведь у меня нет подруг. Рикард – мой единственный друг.
– Только друг? Не более?
– Да нет, я же тебе говорю. Я никогда… мы никогда… – она искала подходящее слово.
– Хорошо, – прервал я. – Я верю тебе. Мы тебе верим. Он женат?
– Кто, Рикард? Да, но не слишком счастлив, как мне кажется. Думаю, что они живут вместе ради детей.
– У них есть дети?
– Трое: два мальчика и девочка. Где–то между двенадцатью и восемью, если я не ошибаюсь.
– Во вторник, когда ты позвонила мне и попросила встретиться с Юнасом… – продолжал я.
– Ну? Ты с ним встретился?
– Да. Я разговаривал с ним, но, когда ты позвонила и я спросил, не заехать ли к тебе вечером, ты сказала, что будешь занята.
Венке уже больше не смотрела на мою сорочку. Она глядела на своего адвоката, как бы ища защиты и взглядом умоляя остановить меня. И вдруг я почувствовал, что стал для нее человеком из стана врагов, чего–то требующим, задающим неприятные вопросы.
