Игумнов поправил звук. Передавали ориентировку с вокзала:
— …Повторяю… В купейном вагоне прямого сообщения Москва — Бухара при подаче на посадку обнаружен труп неизвестного мужчины, скончавшегося от ножевых ранений…
Хабиби снял обувь в передней, прошел на кухню. Жена и дети были уже дома.
— Что у нас сегодня? Я умираю от голода… Хумук эт кинс? — Он любил национальные блюда, мясо на огне в первую очередь, с овощами, обильно политое оливковым маслом.
— Я же вчера тебе делала! — Жена встала. — Возьми пока питу, Али!
Пита оказалась свежайшая. Хабиби разрезал аппетитную полую лепешку, стал набивать всем, что нашлось в холодильнике: овощами, мясом.
— Никто не звонил?
Жена перечислила. Звонки в основном были от земляков: почти все жили в этом много-подъездном, построенном в виде каре, с аркой в центре, здании; вечерами заходили друг к другу выпить чашку кофе, обменяться новостями.
— К учителю сестра приезжает… — сообщила жена. — Завтра с утра едет ее встречать…
— Почта есть?
— На столе.
В кухню вошел младший сын.
— Привет, папа.
— Привет, — Хабиби уже поднимался. — Как в школе? — Он погладил сына по голове, ответа ждать не стал — прошел к себе, включил телевизор. По первому каналу шла развлекательная программа. Хабиби выключил ее, прилег на тахту, на секунду закрыл глаза. Спал он не больше минуты — глубоко, со сновидениями. Сон был тягостный. Разбудил телефонный звонок. Жена сняла трубку. Звонил сосед с пятого этажа. Жена говорила громко, обращаясь одновременно к мужу и к звонившему. При некотором усилии сосед мог наверняка ее слышать и без аппарата.
— Это Юсеф! Заходите, Юсеф, мы всегда рады… — Юсеф был слушателем Академии имени Фрунзе, земляк жены. — Он сейчас зайдет! Я ставлю кофе, Юсеф!
Пришел Юсеф, молодой, стеснительный; он жил холостяком — жена с ребенком временно уехали домой, к родителям.
— Как учеба, Юсеф? — спросила жена.
Хабиби взглянул на часы, извинился:
— Я на несколько минут вниз… Не пейте без меня — я сейчас!
В это время обычно появлялся Лейтенант — привозил деньги, долю Хабиби и таксиста.
— Поговорите тут пока…
— Надень что-нибудь, Али! На улице прохладно… — крикнула жена с кухни. — Простудишься!
Он сдернул с вешалки в прихожей легкую куртку.
— Я быстро!
Хабиби спустился в лифте. Он еще находился под впечатлением сна. Сон был короткий, неприятно четкий. Хабиби видел свежевание барана. Очень ясно. Как наяву. Баран лежал с перерезанным горлом, тихий, горбоносый. Черная нежная голова, открытый глаз. Крови уже не было. Старший сын Хабиби, на корточках, надрезал барану кожу. В образовавшийся надрез начал вдувать воздух. К сыну присоединился шофер Константин. В два ножа стали отделять кожу с передней и задней ноги. И снизу — к паху. Хабиби был неприятно удивлен яркостью сновидения. Кожа отделилась — голубоватая, с бледной полоской жира. Внизу фиолетово-прозрачно просвечивало баранье мясо. Константин отрубил голову барану, тушу подвесили к дереву и лишь тогда осторожно, пыром, снизу к голове, кончиком ножа стал вспарывать живот. И по мере надреза все дальше выкатывался обернутый в нежное, голубое, под пленкой, большой круглый желудок…
«К чему бы это?»
Двор был заполнен машинами, припаркованными в беспорядке. В центре, у детской песочницы, высился светильник, он горел вполнакала. Администрация каждый раз обещала навести с этим порядок, но снова забывала. От арки навстречу шел человек, он показался Хабиби знакомым. Это не был Лейтенант. Поравнявшись, он вдруг неожиданно, с силой прижал Хабиби к капоту ближайшей машины — высокому темному джипу.
— Где деньги?
Хабиби узнал Пай-Пая. Утром Константин привозил его показать в качестве телохранителя.
— О каких деньгах идет речь? Уберите руки!
— Вторая половина!
— Еще раз говорю: уберите руки!
— Я свое дело сделал — теперь дело за тобой и таксистом!
— Тут недоразумение, Я ничего не заказывал!
Пай-Пай еще крепче прихватил Хабиби за «сафари».
— Сволочь, гони быстро! Ты просил таксиста привезти меня утром?! Зачем?! Костя все мне объяснил… Доставай бумажник!
Пай-Пай положил руку на пояс — Хабиби увидел наборную рукоять: «Нож…» Его затрясло.
— Там нет денег! Вот! — В бумажнике лежало несколько долларов, Пай-Пай и не посмотрел на них. — Давайте решим это дело завтра! Не будем пороть горячку!
— Завтра?!
— Или подождите Лейтенанта! Он сейчас будет тут с деньгами!
Хабиби не стоило упоминать о нем. Пай-Пай выдернул из-за пояса нож, с силой просунул его между полами хлопковой, с погончиками, куртки «сафари».
— Держи! А деньги оставь себе!
Уби обнаружили еще до начала посадки: темноватый ручеек просочился под дверь купе в коридор. Проводник не сразу заметил. Проходивший к бригадиру, в штабной, коллега из плацкартного крикнул в служебку:
— Там у тебя в коридоре… Что-то натекло!
Проводник подошел. Ему не сразу пришло в голову, что это кровь. Раздумывая, он откатил дверь. Уби лежал на животе, головой к коридору — могучая спина амбала занимала весь проход между полками. На полу стояла черно-кровавая лужа. Проводник бросился по составу к бригадиру. Тихо поскрипывали вагоны, поезд уже двигался. Мягко стучали стрелки. Пустой грузовой двор — мертвая зона. И труп в поезде!..
— Человека зарезали! — заорал проводник еще от тамбура.
— Как? Кто?
Вдвоем побежали в вагон. Состав уже выходил на прямую к платформе. В вокзале проснулось радио, пошли хриплые неразборчивые объявления.
«Начало посадки!..»
Бригадир схватился за голову.
— Как он попал в вагон?
— Я пустил! Много багажа было — он просил!
Проводник не вспомнил о втором парне — том, что помогал перетаскивать коробки. Вокзальное убийство — не убийство в лесу или в отдельной квартире. Отчасти его сравнить можно с убийством в переполненном ресторане. На стадионе. Опросы пассажиров, поиск свидетелей. Отправляющиеся каждые несколько минут пригородные поезда. Спешащие пассажиры, носильщики…
В дежурке Игумнова ждала и другая ориентировка, прибывшая чуть ранее:
«…На ул. Мытной… у дома… вблизи стадиона „Красный пролетарий“, во дворе, обнаружены трупы трех неизвестных с огнестрельными повреждениями… На месте происшествия изъято следующее оружие: модель „кольта“ — „детектив спешиэл“…»
Игумнов быстро читал — что-то необычное, в то же время знакомое и ожидавшееся, стояло за привычными фразами.
«…Вблизи места происшествия находится оставленная водителем машина „ГАЗ“ — МК 04-12, с пробитыми баллонами на двух задних скатах. Обстоятельства, личности убитых и принадлежность машины уточняются…»
— Сейчас тебе будут звонить по этому поводу, — предупредил Егерь.
— Кто именно?
— Он сказал, ты знаешь… Не уходи!
Игумнов кивнул. Качан маялся рядом.
— Тебе лучше не лезть на глаза… Тут сейчас понаедет!
— Я знаю.
— Найди бригадира носильщиков. Скажи, что он мне нужен. И покажи ему убитого, пока того не отправили. Иди.
В дежурке людей было немного. Начальство у себя в кабинете кололо бригадира и проводника. Проводник вспомнил о втором пассажире, которого он впустил в вагон незадолго до потерпевшего. Это придало допрашивающим второе дыхание. Верило ли начальство в то, что проводник сам убил неизвестного — скупщика импортных головных платков, чтобы присвоить его товар?
— Коробки с платками у тебя? — спросил Игумнов у Егеря. — Я хочу взглянуть.
— Сейчас.
Дежурный скрылся в подсобке. Игумнов достал ручку. Паста закончилась, он поискал другую. Нацарапал несколько строк. «Не забыть…»
Что-то не сходилось весь этот долгий день. Не вспоминались уже ни похороны Деда, ни старуха Розенбаум. Слой за слоем события накладывались одно на другое.
«Кража у Больших Боссов… Раскол симферопольского каталы… Откровения инспектора из отдела разборов ГАИ…»
Дежурный вынес несколько платков.
«Японский импорт…»
Именно за ними приезжали Голубоглазый и его приятель к директору ресторана. На пульте раздался звонок.
— Тебя! Тот, что спрашивал…
Звонил разыскник из спорткомплекса над оврагом.
— Игумнов? Убили Лейтенанта! И Кабана!
— Где?
— Час назад! На Мытной! У стадиона! У вас нет ориентировки?!
— Есть! Но там — все неизвестные!
— Уже опознали! Третий — шофер, «персональщик»… Тоже у нас жил! Тут сейчас внизу их родители! Представляешь? — Он почти плакал.
— Понимаю. Я сочувствую.
— У тебя данные на какую-то конкретную группу… Может, мне подъехать?
— Ты у себя? — Игумнов увидел в дверях старшего опера, Качан показал головой на перрон. — Я перезвоню, как только определюсь…
Он положил трубку. Вышел.
— Аскер у автоматов с газировкой, — предупредил Качан. К электричкам спешили люди. Было светло от огней, но вся другая жизнь, вне станции, уже замерла, остановилась, В жилых домах на Садовом густо темнели окна. Привокзальная площадь за стоянкой такси была пуста. У автоматов с газированной водой, напротив мемориала с паровозом и вагоном, доставившими тело вождя со станции Герасимовка в Москву, ждал давешний носильщик.
